Ренегон не отрицал итогов той битвы, но люди всё равно не верили: вековые легенды не ломаются в один миг. Не родилась ещё армия, способная сломать Ренегон. Не родился ещё человек, способный уничтожать королевства: может, просто боги разгневались на Таллистрию! Так шептались по углам, когда считали, что я не вижу…
Даже самые верные мои соратники не верили до конца: настолько велика была слава старейшего из королевств.
Впервые за долгое время мне действительно пришлось взять в руки уже, казалось бы, позабытый за последний год меч и вступить в бой даже не как король, а как простой рыцарь: странники не были моими вассалами, и авангардом этой атаки должен быть стать я один. И сейчас, когда рождалась моя собственная рукотворная легенда о невероятной силе и победе, я просто не мог начать устраивать безжалостную резню с помощью магии смерти на глазах благороднейших из людей.
Никакой обман не устоит, если они увидят меня в деле. И потому нам оставалось только одно: на собственной шкуре проверить, насколько правдивы легенды.
Люди говорили, что небесная гвардия не знает равных в битве. Личная армия владык святой земли, что не знает поражений. Мы проверили, так ли это. Сталь лучших кузнецов Ренегона столкнулся со сталью кузнецов ордена: и ни одна не взяла верх. Двуручные мечи странников вспороли воздух снизу вверх, врубаясь в щиты гвардейцев: но и те устояли. Рыцари людей были сильнее, быстрее, опытнее простых гвардейцев, вдобавок ослабленных моих проклятьем: но те стояли как один держа линию щитов, и медленно, но верно отбрасывали нас, превозмогая слабость, превозмогая мастерство лучших рыцарей королевств, идеально используя численное преимущество.
Все мои атаки встречали жёсткие блоки, каждый гвардеец прикрывал друг друга, словно одно целое: и за первые минуты битвы мне ни разу не удалось обагрить мой клинок кровью. Сэр Колн оказался заметно лучше меня: почти сразу ему удалось достать несколько гвардейцев контратакой, точно ударив в сочленения доспехов. Но раненых мгновенно оттащили назад, шагнув всем рядом, и их тут же сменили свежие бойцы…
Бой латников, не вооружённых специальным оружием для пробития брони — странная штука. Мечи странников были достаточно хороши, чтобы пробивать сочленения и изредка наносить раны, а сами рыцари более чем сильны, и часто оставляли зарубки на доспехах врага: но ничто из этого было смертельным.
Что-то толкнуло меня в спину, заставив на мгновение потерять равновесие, и стоящий впереди гвардеец немедленно ударил меня щитом по шлему, оглушая на мгновение: роковая ошибка, ибо стоящий рядом сэр Колн мгновенно разрубил его открывшуюся шею… И на этом наши успехи кончились.
А вот гвардейцы, уступив нам в личном мастерстве, приняли верное тактическое решение: они принялись просто давить нас стеной щитов, пользуясь численным преимуществом. И именно поэтому меня начали подпирать со спины: стена щитов давила и давила, создавая давку, воины ордена упирались ногами в землю, пытаясь устоять под напором численного преимущества, рыцари отчаянно рубили сталь и железо щитов врага: их пока спасали латы, а вот простые воины уже начали умирать…
Возможно, продолжайся оно так ещё немного, и нас бы просто задавили. Давка толпы - серьёзная вещь, способная бесславно похоронить сотни и тысячи людей. Но я был не просто рыцарем, нет, я уже был чем-то большим.
— Десять секунд. — крикнул я магистру.
— Что? — недоумённо спросил он, и его голос прервался лязгом ударов.
— Дай мне десять секунд, и я поставлю их на колени! — прокричал, перебивая звук боя.
Что-то неуловимо опасное блеснуло в глазах магистра. В следующий миг он шагнул вперёд, крутанув восьмёрку двуручником и ударив наотмашь длинной дугой. И строй щитоносцев разлетелся: в буквальном смысле, ибо мощь удара была такова, что рыцарей в латных доспехах разбросало в стороны.
Я закрыл глаза, сосредотачиваясь. То, что я хотел сделать, было сложно даже для меня: следовало ударить идеально сразу по тысячам противников: и не задеть своих… Секунда, другая: на третьей, кажется, я вогнал себя в медитативный транс. Звуки битвы отдалились, затухая…
Даже лучший мастер смерти неспособен точечно проклясть сотню тысяч человек, не задев остальных: моих сил хватило на то, чтобы выбросить вперёд конус массового проклятья, но никакого контроля не хватит, чтобы создать сразу десятки тысяч нитей смерти — это просто лежит за пределами того, на что способно человеческое сознание.
И всё же решение было: на стыке мастерства и мудрости, такое, для которого не нужны ночи расчётов, но нужно могущество и опыт лучшего из практиков: и к счастью, у меня было и то и другое.
Десятки тысяч жалких, маленьких серых огней вспыхнули перед закрытыми глазами: проекция проклятия слабости, наложенного мной на авангард армии противника. Седьмая секунда — собрать силы в кулак для одного-единственного, невероятно могучего удара, восьмая — чтобы выбрать целью собственные проклятья, сделать их маяком, по которому ударит вся мощь лучшего мастера смерти в мире, девятая — сотворить проклятье, новое, невозможное, с одной-единственной простейшей задачей.
Никогда прежде мне не доводилось делать подобного. На миг мне показалось, что саму душу разорвёт здесь и сейчас: мир теней в моих глазах заволокло мраком, а серые маяки проклятий слабости вспыхнули и погасли, словно умирающие звёзды. Цепи бессмертия, привязывающие меня к миру, словно жалобно застонали, а татуировки под кожей заморозили леденящим потоком смерти само естество…
— На колени. — прошептал я, отпуская проклятье.
— Сдавайтесь, нечестивцы! — прогремел, вторя моим словам, громовой глас сэра Колна.
И пусть мой шёпот не услышал никто, они упали, повинуясь моей воле. Я открыл глаза и увидел, как вокруг расходится серовато-прозрачная ударная волна, опрокидывая тысячи и тысячи новых солдат. Многие свои проклятья я испытывал на себе: и потому знал, как они чувствуют себя сейчас. Невыносимая, ошеломляющая слабость, от которой не может даже стоять: словно сам небосвод давит на каждую клетку твоего тела, выпивая из тебя все силы, заставляя распластаться на земле...
Передние ряды тех, что были крепче других, упали на одно или оба колено, вонзая в землю оружие и упирая щиты. Задние, что послабее, просто осели на землю, выронив оружие.
Странники не стали бы добивать упавших противников, безусловно… Но те упали в разгар тяжелейшего боя на пределе сил, в момент, когда уже пролилась кровь, когда давка грозилась вот-вот растоптать их братьев!
Серебристые клинки запятнало кровью гвардейцев Ренегона, и лучшие из лучших воинов святой земли пали. Но один из врагов — всего один, остался стоять на ногах, одинокой фигурой возвышаясь среди своей упавшей армии.
— Встаньте и сражайтесь, раздери вас бездна! Нас всё ещё в двадцать раз больше! — взревел король Ренегона, поднимая то одного, то другого солдата за шкирку на ноги.
— Может, выйдешь на битву сам, вместо того чтобы отсиживаться в центре своего войска, трус? — крикнул я.
Если быть честным, я крикнул это просто для развлечения. Ясно же, что убить лидера альянса можно и одним ударом чёрных молний… Я просто считал это слишком скучным. Право слово, что он сделает? Задушит меня своим пафосом?
Однако после моих слова над полем боя застыла тишина, стих даже лязг металла и звуки боя. Гвардейцы Ренегона, вяло пытающиеся подняться, замерли, уставившись на меня, и даже рыцари ордена опустили мечи.
Мгновением позже я понял свою ошибку: несмотря ни войну, на смертоубийство, на лютую ненависть врагов к друг другу…
Традиции остаются традиции. И мало найдётся оскорблений худших, чем обвинение благородного лорда в трусости. Лидер всегда должен идти первым: так сказал бы любой лорд, обучая своих сыновей… И так сказали бы его наследнику все воины, случись самому лорду погибнуть. К тому же, справедливости ради, он не был трусом и шёл в бой наравне со своими солдатами в бою с бирюзовой гвардией.
Владыка Ренегона вонзил свой двуручный клинок в землю и пристально посмотрел на меня пронзительными синими глазами, в которых мерно мерцал свет жизни его гвардейцев.
— Нет никакого смысла устраивать дуэль со злым волшебником, что способен убить тебя одним приёмом. — спокойно ответил Кормир II. — Лучше помочь собственным воинам там, где ты способен что-то сделать.
Я прищурился, хотя под шлемом это и было сложно разглядеть. Это уже был камень в мой огород: эта королевская скотина сравнила моё искусство смерти с магией, применять которую в рыцарских поединках — моветон. По совести сказать, так оно и было, конечно, но все же…
— Вот как? А как насчёт битвы с лидером противоборствующей армии, что готов отложить магию в сторону? Вот он, стою перед тобой, готовый к бою. Здесь нет ни одного моего вассала, лишь мои братья по ордену. — развёл руками я. — Лишь я один, мои доспехи и моё оружие. Сразись со мной, владыка святой земли. Сразись за право властвовать над людьми, за право определять судьбу нашего народа. И пусть сами боги рассудят нас в этой схватке. Клянусь Отцом, ни один удар моего искусства не будет направлен на тебя сегодня.
— Не уверен, могу ли я доверять этой клятве. — хмыкнул король Ренегона.
— В таком случае, что мешает мне убить тебя здесь и сейчас, на этом самом месте? — слегка склонил голову я.
— И то правда. — кивнул лидер Альянса, делая неуловимое движение рукой.
Поднимающиеся гвардейцы Ренегона вяло освободили нам место, становясь полукругом. Странники повторили этот манёвр без лишних команд.
Король первым вошёл в круг, делая несколько разминочных движений, хрустнув шеей. Проклятье слабости задело и его, но, похоже, просто быстро сгорело в этом накачанном жизнью болване. Я оглянулся вокруг, глядя на медленно поднимающихся гвардейцев: ясно, что противник просто хотел выиграть время. Но я могу и повторить, если проклятье ослабнет…
— Должен, правда, предупредить, что мой клинок сделан лучшими мастерами пламени в мире. — сделал разминочную восьмёрку я. — Он своего рода магический, знаешь?