стоит умирать, а меня всегда учили верить своим чувствам. Жаль, мне не удалось сохранить себя. Но я не жалею о сделанном выборе, ибо поступал так, как считал правильным.
Ветер усиливался, собираясь над каменистым плато,заставляя пригибаться мелкую, редкую и изрядно избитую недавним магическим буйством редкую траву: но, несмотря на это, жизнь не прекращалась.
— Ты не ошибся. — прошелестел дух света. — На самом деле, ты и правда первый в истории Тиала, кто сохранил свой разум, слившись со стихией. Ты просто не предусмотрел следующий этап. Твоё тело бы обращено чистым пламенем, оно сгорело в тот миг, как ты стал истинным огнём. И всё почему-то полагают, что для того чтобы произвести обратный процесс, не нужно прилагать никаких усилий.
— Может, потому, что это лежит за пределами наших умений. — недовольно скрестил руки на груди призрак волшебника. — По самым приблизительным расчётам затраты энергии на прямое сотворение живого существа лежат далеко за пределами того, что может выдавить из себя даже великий волшебник на пике своих сил. Здесь нужен иной подход... Что-то интуитивное, но неизвестное.
— Ты прав и не прав одновременно. — спокойно ответило светлое облако. — Однажды вы научитесь. Быть может, даже один из твоих учеников.
Старик улыбнулся, словно смывая с себя тяжёлые раздумья.
— Надеюсь. Хорошо бы ему дожить до конца войны…
Некоторое время собеседники молчали, думая каждый о своём.
— Значит… Это всё? — с лёгкой задумчивостью качнулось облако света. — Интуиция… Стремление поступать правильно… Гордость. И всё? Никаких секретных хитрых планов? Никаких глубоких мотивов.
— Мы, маги пламени - люди движения, действия. — философски протянул Грицелиус, приподняв уголки губ. — Разве нужно-то ещё, чтобы броситься в бой, за то, во что ты веришь, даже если он станет последним?
— Нет. Не нужно. — легко согласился дух.
— Ты расскажешь мне, зачём всё это? Вся эта война… — старый маг покачал головой, выражая крайнее неодобрение.
— Нет.
Дух даже не колебался.
— Тогда зачем ты здесь? — пытливый взгляд волшебника словно пытался высверлить туманно-серебристое облако.
— Чтобы ответить на другие твои вопросы. И проводить дальше.
Грицелиус задумался на миг: но затем, внезапно для самого себя, понял: его совершенно не интересует мир, что ему вскоре доведётся оставить. Было что-то иное… Зов. Или притяжение? Слабое, незаметное, почти неуловимое: но отчётливо ощутимое. Словно между ним и чем-то очень далёким была тонкая, но невероятно прочная связь.
— Что там, за это гранью? Что ждёт меня дальше? — наконец, спросил он. — Я читал писания и слышал множество теорий. Но как оно на самом деле?
— Дальше тебя ждёт Поток Сотворения. — голос облака изменился, становясь словно более… торжественным? — Вечная, бесконечная, нерушимая дорога из чистой магии, чистого бытия, изначальной силы сотворения, откуда пошла вся наша вселенная. Каждый мир, что когда-либо был рождён и будет рождён, есть следствие, производная и порождение этой силы. Никто не знает на самом деле, когда начался этот путь, где начался, и что стало его отправной точкой. Он просто есть: как бессмертная дорога, ведущая вперёд, как ось, на которую нанизаны мириады миров. Твоя душа, как и любая другая душа, рождённая Великим Потоком, неразрывно связана с ним адамантовой нитью, что делает её бессмертной. После смерти Поток затянет тебя обратно и ты двинешься вперёд: дальше по этой бесконечной дороге, к новым жизням, новым мирам.
Грицелиус слушал существо, словно зачарованный, едва не открыв рот: сложно устоять, когда перед тобой открывают такие тайны… А затем резко опомнился:
— Подожди, но что будет внутри потока со мной? Я не потеряю память? Или свою магию? Ведь если все души двигаются этим путём, должно быть множество людей, что помнят предыдущую жизнь, а я ни разу не встречал подобного ребёнка…
— Это зависит от твоего дальнейшего мира и его властителей. Сами по себе Поток безвреден для всех душ, что в него попадают. — терпеливо ответил дух света. — Даже наоборот: при наличии некоторых знаний и обладании изначальной мощью, опытный волшебник может зачерпнуть немного силы для себя. Правда, не всё стражи воспринимают это легко…
— Стражи? — вопросительно приподнял бровь Грицелиус.
— Некоторые предпочитают оставаться внутри потока по тем или иным причинам, посвящая свою жизнь его защите, ну, или защите входов и выходов в него. Либо защите душ, что путешествуют по нему… Совершенно бесполезное занятие, на мой взгляд: навредить душе внутри потока против её воли практически невозможно.
Волшебник помедлил со следующим вопросом, погружаясь в размышления.
— Если всё действительно так… Зачем мне твоя помощь?
— Навигация внутри Потока - задача крайне непростая, которая усложняется тем, что ты не можешь вернуться в обратном направлении. Это непреложное правило, закон мироздания: ты не можешь двигаться назад в реке душ, не может родиться в том же мире, откуда пришёл дважды. Я мог бы провести тебя в мир, который тебе по душе: самостоятельно отыскать его ты всё равно не сможешь, останется лишь действовать вслепую. В некоторых местах, возможно, тебе удастся найти стражей, местных богов или их посланников: но они не всегда бывают правдивы, да и могут выставить неприятные условия для входа в тот или иной мир.
— Например? — нахмурился старый волшебник.
— Временная или постоянная потеря памяти. Задание или миссия. Отказ от вмешательства в местные исторические события или сведение подобных вмешательств к минимуму. Ничего приятного, в общем.
Глаза Грицелиуса расширились: от осознания масштабов.
— Сколько… — прошептал магистр красных башен. — Сколько же там миров, при таком подходе? Если предположить, что обитатели большинства не горят желанием видеть сохранивших свою память путников потока… Но для всех же должно найтись место, верно? Тысячи тысяч, мириады миров!
— Посмотри на небеса, что стоят над тобой волшебник. Почти каждая звезда на них - это солнце иного мира. Мёртвого или живого, но мира. Место найдётся всем…
Эрнхарт поднял голову, жадно вглядываясь всеми призрачными чувствами в сумеречное ночное небо, на котором только начинал сиять слабый свет звёзд. Со всеми этими разговорами наступил вечер: он совершенно утратил счёт времени.
— В какой мир ты отправишь меня? — наконец, спросил он, отбросив сомнения.
Быть может, духу не следовало доверять. Быть может, тот всё ещё был частью плана войны против его собственного мира. Грицелиус не мог это проверить: но если сказанное было правдой, возможно, по какой-то причине ему действительно выпал уникальный шанс выбрать следующую жизнь. Шанс, которого, вероятно, не имеет большинство людей.Конечно, это могла быть изощрённая ловушка для его души: такой вариант, разумеется, нельзя было исключить. Но Эрнхарт Грицелиус был истинным магом пламени: и он не боялся рискнуть.
— Ты скажи мне. — в голосе духа света можно было уловить лёгкие отзвуки веселья. — Я не читаю твои мысли. Расскажи, куда ты желаешь отправиться, и подберу что-нибудь из тех миров, что мне знакомы. Полного сходства не обещаю: я не всеведущ… Но, думаю, тебе понравится.
Первый повелитель круга стихий, возможно, самого могущественного ордена мастеров-волшебников в истории людей — попытался сделать глубокий вдох, прислушиваясь к себе перед принятием решения. Но лишь легко улыбнулся, осознав, что у него нет лёгких: теперь он был всего лишь призраком…
— Я был рождён с великой силой. — наконец, начал Грицелиус, смотря на звёзды. — В великой семье, богатой и процветающей. С самого детства, у меня было всё о чём только может мечтать любой человек Тиала: богатство и природное здоровье, могущественный дар, лучшие няньки, лучшие наставники, знатное происхождение… Я выбрал свободу от догм и пошёл своим путём, предпочтя орден пламени церкви, и добился в этой жизни всего: верховный магистр ордена, первый и ближайший советник короля, наконец, наместник и фактически правитель целого королевства, если не больше. Но есть одна вещь, которая всегда вызывала у меня печаль…
Старый волшебник замолк, не отрывая взгляда от звёзд, а облако, тихо мерцающее в окружении вечернего сумрака словно замерло, не прерывая его ни на миг.
— Чем лучше я осознавал суть мистических искусств, что знаем мы, мастера королевств, тем больше я понимал, как далеки на самом деле мы от того, что бы и в самом деле называться мастерами. Наш мир молод, и молодо наше искусство: да, мы добились немалых успехов за последние столетия, и всё же, как один из лучших мистиков королевств я чётко и ясно осознаю: это всего лишь начало. И пусть мне оказался отмерен больший срок, чем большинству людей, я всегда печалился, зная, что рано или поздно он подойдёт к концу. Что я никогда не увижу истинного рассвета выбранного нами пути. Наша сила… То, что Горд называет магией… Это великая сила, и чем дальше я заходил, познавая её, тем ярче понимал: то, чем мы владеем, жалкие крохи от того, чему на самом деле можно обучиться. Мы раскалываем землю и поднимаем ураганы с цунами, зажигаем огненные тайфуны и пробуждаем вулканы: но на что из этого неспособна всего лишь бессловесная, неразумная природа? Мы словно дикари, которым дали величайший в мире инструмент, но оказавшиеся способны лишь забивать им гвозди. Там, далеко за светом нашего солнца… Лежат иные звёзды, иные миры. Как далеко зашли они? Какие тайны сумели раскрыть? Мириады волшебников. Бесчисленное множество школ и орденов!
Грицелиус резко обернулся, вперив решительный, непреклонный взгляд в духа света.
— Я хочу овладеть ими всеми. Каждой магией, каждой техникой, узнать каждый путь, каждую тайну! От древнейших глубин изначального пламени до высочайших пиков льдистого океана, от ветров самих звёзд до несокрушимых стен бесконечной тверди! Повелевать хаосом и порядком, жизнью и смертью, временем и пространством! Я хочу быть мастером магии по праву: для всех миров… А не просто каким-то дикарём, которому повезло выучить пару фокусов.