Я сопротивлялся, конечно. Вновь и вновь пропускал сквозь себя океан силы, до предела напрягая тело и душу. Вырезанные на теле символы древнего искусства засветились тусклым, грязным светом, до последнего пытаясь помочь своему хозяину в его последнем бою: так, как им было положено. Но осознание было ясным и чётким: как я понимал, что делает мой противник, так и он, направляя свою магию, знал, как я пытаюсь защищаться от него.
И если ему удастся разрушить хотя бы одну из цепей, что привязывают меня к миру: он поймёт, как и за счёт чего я бессмертен. Поймёт и осознает: а затем вернётся, чтобы повторить. Раз за разом, снова и снова. Это будет началом конца, который я не мог допустить.
Меч на поясе вспыхнул ярчайшим пламенем, стремясь защитить своего хозяина, а я боролся до последнего, вновь и вновь пытаясь взять под контроль неукротимую, неостановимую бурю силы, что кажется, почти добралась до меня…
Это больно - когда тебя искореняют из самого мироздания. Я изучил это тяжёлым путём.
Глава 63. Искусство смерти
Говорят, что в последние минуты жизни человек может получить просветление: некое знание, осознание, ясное и чёткое понимание того, что ранее уходило от взора его разума.
Я всегда считал это брехнёй: как уже умиравший однажды, я не встретил в преддверии гибели ничего, кроме внутреннего холода приближающейся смерти, что прибывал и прибывал, пока из меня толчками выходила кровь…
В тот миг, когда свет изначальной магии верховного иерарха начал пересиливать мою собственную атаку, разрушая саму реальность вокруг себя, я понял, что ошибался.Мир окрасился в серые тона: холодный, беспристрастный разум, лишённый любых эмоций и находящийся под действием отрезающей всё лишнее техникой, что разработал я сам, наконец-то сложил мозаику происходящего из осколков.
Это всё было частью плана, на самом деле. Плана того, кто привёл меня в этот мир. Ему нужен был тёмный лорд, а тёмному лорду нужен был враг, способный его победить. Помогал ли он последнему из великих магов напрямую? Или косвенно подталкивал меня к тому, чтобы тот выжил?
Может, события сами сложились так, как он хотел: кто знает. Но одно было понятно наверняка: именно это и было нужно. Тогда, когда я уже развязал войну, что сломала древние традиции и привычные устои.Старый мир рухнул, даже если я проиграю. Искусство смерти уже проникло в земли людей, распространилось. Прошлую эпоху не вернуть: а значит, я стал уже не нужен.
В конце концов, неважно даже кто станет тем врагом, что окажется сильнее медленно сходящего с ума повелителя смерти. Убей я Этериаса - демон заставил бы Грицелиуса предать меня. Убей я всех - воспитал бы из молодых учеников подходящего мастера.Глупо было надеяться переиграть существо, способное закрыть гигантский кусок континента от взора настоящих богов, что сотворили мир.Мне следовало убить его в момент призыва, закрыть иерархов от внезапного удара, помочь им уничтожить вторженца… Но тогда я ещё не получил от него всё, что хотел.Но сейчас это не имело значения. Передо мной стоял ненавидящий меня маг, последний из глав древнейшей организации мистиков среди людей, наследник тысячелетних знаний идущих от первых пещерных шаманов, и он без колебаний был готов стереть меня в ничто всей силой, творя поистине высшую магию — я и всеми фибрами души чувствовал, как эта магия крушит мою ауру, как задрожала первая из цепей бессмертия, что привязывали меня к этой вселенной…Паники и страха не было. Разум методично перебирал варианты, творя на пути всеразрушающего света всё новые и новые защитные техники и приёмы: тщетно. Возможно, будь у меня время и жертвы подготовить защитные ритуалы, я бы отразил удар: но этого времени не было. Решения не было: и я быстро пришёл к выводу, что пришла пора раздавать свои последние команды привязанным ко мне мертвецам. Однако, прежде, чем я успел это сделать, произошло неожиданное: я оказался не один в этом бою…
Нет, гвардейцы и личи не успели помочь мне, держась поодаль от схватки, что с грохотом раскалывала небеса. Но вот меч: волнистый клинок, королевская регалия, что мирно покоилась у меня на поясе весь бой, внезапно потеплела, отправляя мне сообщение: не словами, но образом, словно неразумный щенок.Пламенный меч хотел знать, что происходит.
Подчинение чужого разума - хорошая практика в менталистике смерти, и опыта в этом деле у меня было уже изрядно. Поэтому я легко ответил образом собственную грядущей смерти, выдавая клинку инструкции не даваться в руки никому, кроме возрождённого меня…Послушный артефакт отреагировал - однако, отнюдь не так, как я ожидал. Клинок пламени слабо, собирая свои силы в единый пучок: а затем, одним точным, мощным импульсом передал их мне. Конечно, это было тщетной попыткой: чего стоят силы одного, пусть и неплохого, артефакта, на фоне противостояния людей, что повелевают океанами силы? Я не сразу даже обратил внимание, что он сделал, сосредоточенный на том, чтобы оттянуть свой конец и сформировать пакет команд своим солдатам, что должен был одним мощным импульсом пробить фронт сжигающей все сигналы магии моего врага.Неужели так это и закончиться? Неужели нет конца его силе? Что за магия, неведомая мне, делает его столь могущественный? Откуда берётся эта частица поистине божественной мощи, когда верховный иерарх надёжно отрезан от своего бога?Я не верил в то, что это конец. Только не так, только не после всего, через что я прошёл. А затем - что-то странное зашевелилось, как мне показалось, на самом дне моей души.Это было подобного искре огня, чей свет озарил бездну тёмного океана, вспыхивая на его дне. Холодному разуму не свойственна вера: ему вообще не свойственны любые чувства. И всё же, я почувствовал что-то: слабое, неоформленное, угасающее, но определённо — моё!И это был гнев, за который я ухватился, как хватает за осколок тонущего корабля моряк, сражаясь с неукротимой стихией. Как смеет он, жалкий выродок старого мира, бросать вызов мне, первому из владык новой эры? После всего, что я сделал? После могущества, ради которого я поставил на кон собственную душу? Да кто он вообще такой?!?Эта ярость — маленькая, почти незаметная искра, безнадёжно малая на фоне бескрайнего океана силы смерти, что был в моей душе - всё же смогла расколоть лёд моего разума, яркой молнией поднимаясь на поверхность. И вместе с ней пришло понимание, что ещё я могу сделать.Мой враг разрушал саму реальность, включая и часть ритуала, что позволял мне раз за разом восстанавливать себя. Но что, если я изменю его? Здесь и сейчас, вложу в защиту цепи своего бессмертия?Дать ему пробить защиту, потерять одну из опор, возродиться и продолжить бой - или поставить на кон всё, в последней, безумной надежде остановить несокрушимую силу.Рациональный повелитель смерти всегда выбрал бы второе. Но рыцарь людей - тот самый, что достоин пламенного клинка - даже не колебался.
И я сплёл воедино семнадцать цепей, возводя свою последнюю линию обороны. Мир потемнел, сужаясь до одной-единственной вспышки безжалостного света, что сжигал саму реальность и мою душу вместе с ней, оставляя лишь одну мысль: держать… Держать любой ценой!В этот последний щит мною было вложено всё, что я имел: разум, бессмертие, сила, сама моя душа…
Не было ни предсмертный откровений, ни иных мудростей. В конце концов, даже этого оказалось мало: столь велика была решимость моего врага, столь сильная его нерушимая воля. Что стоит одна искра моей ярости против бесчисленного фронта праведного гнева, что пылал в душе Этериаса?Свет ударил в меня могучим взрывом, поднимая в воздух вокруг тонну пыли. Всего, что я бросил в бой, оказалось недостаточно, чтобы отразить его удар, и я почувствовал, как испаряется собственная плоть, собственная аура и сила, как умирает сама душа…
А затем всё кончилось, оставляя лишь боль.
Вот только боль — прерогатива живых существ.Силы моей защиты оказалось недостаточно, чтобы остановить его удар. Но достаточно - чтобы его выдержать.
Левая рука повисла плетью, стёсанная почти до костей. Левый глаз лопнул. Я выглядел так, словно меня попыталось аннигилировать наполовину: от доспехов и одежды остались жалкие ошмётки.Правая часть тела уцелела куда лучше, хотя и пострадала: именно там, на поясе, висел королевский меч. Наверно, я выглядел страшно: как полуживой мертвец, израненный и убитый наполовину.И всё же я остался стоять на ногах: живой, искалеченный… Но бессмертный ли?Попытка потянуться к привычному бессмертию отозвалась страшнейшей вспышкой боли, пронзающей всё естество. Никогда прежде мне не доводилось испытывать подобного: даже сгорая заживо. Я пошатнулся, с трудом устояв на ногах, и едва успел принять ровную позу, прежде чем поднятая взрывом пыль рассеялась.Конечно, я выглядел плохо: но я так и не сошёл с того места, где стоял. А вот на лицо моего противника надо было видеть: ибо впервые за всё время боя я увидел там мрачную обречённость. Этот удар явно не дался ему легко: на лице великого мага было легко увидеть печать усталости. Повторить подобное он явно не сможет. Я улыбнулся, глядя на покрытого мелкими порезами волшебника. Пусть мои раны серьёзнее его: сегодня я победил саму судьбу. Будь здесь пять, десять, таких как он, они стёрли бы меня из реальности, вне всяких сомнений. Но одного Этериаса явно было мало…— Почему ты не можешь просто умереть. — в сердцах устало выплюнул из себя волшебник, медленно пытаясь стянуть из окружающей нас пустоты энергию.
Я вскинул правую руку и ударил чёрной молнией: слабой, неожиданно обычной, отдавшейся каскадом боли внутри. Вместо привычного толстого потока ударил один ветвистый заряд. У меня было ещё достаточно сил: но, похоже, удар моего врага повредил нечто большее, чем просто тело, и вся эта сила утекала сквозь мою волю, словно через решето…
Мой враг окутался зеленоватым щитом жизни, одновременно бросая своё тело порывом ветра в сторону, уходя с линии удара. Даже не применил божественную защиту? Похоже, его тоже неслабо потрепало, раз перешёл на использование жизненных сил. Впрочем, даже так, я тоже явно не в той форме, чтобы добить его, хотя попытаться и стоило.