Но это было последней вещью, что я стремился показать. На миг я демонстративно замер, пошевелив губами, делая вида, что не могу говорить из-за ран. А потом: сквозь нечеловеческую, невероятную боль, потянулся к цепям, что привязывали меня к этому миру…Сама смерть, наверно, не знает, чего мне стоило сохранить лицо в этот миг. Медленно, неохотно, едва не сводя меня с ума от раздирающего душу чистого страдания, мои раны закрылись, возвращая тело в норму: оставив лишь боль внутри.
Я слегка склонил голову, посмотрев на противника:— Бессмертие - это такой сложный концепт? Ты не можешь убить меня. Никто не может.— Ничто в этом мире не лишено слабостей. — отчеканил Этериас, стиснув зубы. — Бессмертный, говоришь? Тогда узри вечность!Невесомая, почти незаметная волна ряби прошла по воздуху, когда светлый маг отправил в меня свой удар: сделанный скорее из отчаяния, слабый, почти незаметный…Но, к моему удивлению, он прошёл насквозь возведённую мною наспех стену смерти!И время остановилось. Застыла пыль, витающая в воздухе. Остановился ветер, ещё недавно слабо дувший мне в лицо. Замер неподвижной фигурой и мой враг: а вместе с ним и я. Остановилась даже боль.Несколько долгих секунд я тщетно пытался пошевелиться, сделать хоть что-то: двинуться, создать нить смерти, выпустить из себя хоть крупицу энергии: но без тени успеха.Мир остановился для всех, кроме моего разума. Кто-то бы обрадовался такому: но я понял план врага почти сразу. Неплохое решение: изящное, коварное, изощрённое. Конечно, ему не под силу было остановить время во всём мире. Но, похоже, оказалось по силам слегка сместить поток времени для моего сознания, воздействовать на разум. Вероятно, на краткий миг, долю секунды: но за эту самую секунду для меня может пройти целая вечность. Как много времени нужно человеческому разуму, запертому в клетке, чтобы сойти с ума? И как много, чтобы перестать быть? Кем мы становимся, проведя взаперти сотни лет? Тысячи? А если миллионы? Я не знал ответа, но вероятность, что на выходе получиться просто овощ, была достаточно велика: и далеко не факт, что я, совершенно незнакомый с магией времени, окажусь способен избежать подобной участи.Вот только мой враг не учёл одной вещи. Я уже расколол свой разум на части, выбираясь из непробиваемой иллюзии. Сознание привычно скользнуло во вторую часть, что летала неподалёку небольшим тёмным облаком, своеобразной заготовкой для неожиданного удара: и в следующий миг время вернулось в нормальное русло.В реальном мире я просто замер на мгновение, моргнув.— Что заставляет тебя думать, что вечность способна остановить бессмертного? — невозмутимо приподнял я бровь. — Вечный. Бесконечный. Бессмертный. Это слова-синонимы, описывающие одно явление. Ты не сможешь убить меня окончательно. Никто не сможет.Впервые, пожалуй, я увидел в глазах Этериаса по-настоящему тёмную, злобную ненависть. Обречённую, усталую, бессильную и исступлённо безумную: такую, что подходила больше зверю, чем человеку.— Ты падёшь однажды. — тихо ответил он, беря себя в руки. — Может, не сегодня и не завтра, но падёшь.
Я медленно, осторожно, максимально мягко для собственных энергоканалов выпустил из себя тёмно-серый туман, закручивая его вокруг вихрем. Больше иллюзорная демонстрация силы, чем реальная боевая техника: но выглядело эффектно.
— Тогда сражайся. Этот бой только начинается. — спокойно ответил я. — Думаю, я нашёл твою. Можешь ли ты ответить так же?
Глава церкви ответил мне огромной, слепящей, вспышкой света, что затмила небо до горизонта, забивая даже духовной зрение. Инстинктивно я прикрыл глаза рукой, защищая их: но когда проморгался, моего врага уже не было рядом.Вот же ублюдок! Вспыхнувшая внутри волна гнева ударил смертью вперёд меня, раскалывая землю: он не мог далеко уйти, наверняка где-то рядом есть ходы в канализацию, подземные туннели…
Волна разрушений дошла до берега реки, обрушивая подземные коммуникации: но как я не вслушивался сквозь боль в свои ощущения ошмётками своего восприятия, я так не почувствовал смерти сильного мастера магии… Не знаю как, но он ушёл.
Передо мной лежал разрушенный, сброшенный в реку город: и я стоял на краю провала, созданного своими руками: последний удар, запустивший цепную реакцию, разрушил даже некоторые мосты…
К счастью, не всё. Некоторые уцелели: армия всё ещё могла переправиться на ту сторону. Но не стратегия и тактика была главным: главным была боль…
Некоторое время я стоял на месте, на краю, пытаясь взять себя в руки, справиться с неведомым ранее чувством: своего рода фантомной, но невероятно сильной и реальной болью. Тело было в порядке: но она словно пронизала меня изнутри, будучи везде и нигде одновременно, раздирая само естество души изнутри. Я глубоко вздохнул, могучим усилием воли вгоняя себя в лёгкую медитацию: тяжело, неуверенно, но приглушая ужасающее чувством. А затем медленно зашагал по краю провала, пытаясь найти дорогу к реке.
Каждый шаг отдавался ударом изнутри. Каждый взгляд был подобен попытке взглянуть на жгучее солнце.
Я всегда считал себя исключительным человеком: волевым, решительным, непреклонным. Таким, которые не ломаются.
Но даже у самого лучшего из людей есть предел боли, которую может выдержать его разум, прежде чем тот сойдёт с ума: и в этот раз я подошёл к безумию так близко, как никогда. Шестое чувство подсказывало: есть способ справиться с этим. Нужно лишь погасить ту искру гнева и желания, что вспыхнула внутри к решающему мигу нашего боя: вернуться в состояние холодного разума, что, казалось бы, легко могло отрезать любые страдания.Никогда в жизни я бы не сделал так, даже если это будет стоить мне души. Ведь это означало ещё и погасить ту искру жажды власти, что тлела глубоко внутри, сквозь страдания, раздирающие саму душу…
Медленно, осторожно двигаясь вдоль обвала, я пытался справиться с обуревающими болевыми приступами и переключиться на иные мысли: и была одна мысль, что не давала мне покоя.
Что за сила даёт ему такую мощь? И не только ему - многим иным. Тем ныне безвестным и безымянным героям, от рук которых пали великие повелители смерти прошлого. Шаг за шагом я перебирал в памяти приёмы некромантов древности, наследником чьих знаний я стал. Они разрушали города и страны, завоёвывали миры и стирали с лица вселенной целые народы: и всё же, все как один, пали.Искусство смерти способно дать человеку почти немыслимую по меркам простых смертных силу, полубожественную, в каком-то роде. Нужна лишь воля и решимость вместе с толикой древних знаний, чтобы пройти по этому пути. Даже сейчас меня питала смерть многих тысяч жертв: несмотря на раны, я был очень далёк от истощения.
Как именно молодой волшебник сумел собрать силы, способные в буквальном смысле разрезать этот океан мощи? Что за источник питает его?Медленно, неторопливо, отстраняясь от боли, я перебирал воспоминания, связанные с моим врагом. Наши встречи, слухи, доклады моих шпионов: восстанавливая весь его путь, что начался, пожалуй, вместе с моим отбытием из Кордигарда.Осознание пришло быстрой вспышкой: яркой, болезненно-острой.Это была моя вина.
Не только моя, разумеется, но всё же… Я сам создал его. Этериас, как и я сам, был родом из Аурелиона. Мастера молодого королевства не славились древними знаниями и особым мастерством: но смогли встать вровень с остальными, до предела ужесточив тренировки боевых магов. В народе поговаривали, что выживают немногие: вплоть до того что иногда люди побогаче предпочитали отдавать детей на обучение в другие королевства. Грицелиус как-то обмолвился, что у них выживает четверть...Этериас Инвиктус был одним из лучших мастеров своего поколения: другого бы не выбрали верховным иерархом, и он был боевым магом. Само по себе это не значило слишком многого: я убил немало людей, что превосходили его и в силе, и в мастерстве.Конечно, на моей стороне сыграл эффект неожиданности, но всё же… Если я и знал что-то боевой магии, так это то, что каждый бой, каждое испытание делает тебя только сильнее.Слишком долго я не обращал серьезного внимания на последнего из иерархов. Слишком много раз ему удалось выжить, бросая в бой всю свою магию: на пределе сил, на пике могущества, выворачивая себя наизнанку.Реши я убить его сразу после возвращения с севера - и он не имел бы шансов. Но сейчас, спустя годы, после долгих лет жизни под чувством постоянной угрозы, переживший несколько покушений и множество битв молодой волшебник превратился в настоящего ветерана, равных которому, возможно, ещё не видел этот мир. Я создал его таким: подливая масла в бушующий огонь его магии каждой попыткой убить его.На губах сама собой возникла кривая ухмылка. В этом была ирония: своими руками создать врага, способного сражаться со мной на равных. Уверен, демон громко смеялся, наблюдая за этим: если, конечно, он может смеяться.Мне следовало убить его ещё на первых переговорах, наплевав на последствия. Но теперь было слишком поздно: теперь я имел врага, способного бросить мне вызов в открытом бою.
Я остановился на краю обрыва, там, где сохранилась полуразрушенная часть одного из домов, что устоял, не обрушившись под землю, и посмотрел на свои руки: одна совершенно здоровая, чистая, другая - получерная, покрытая татуировками искусства смерти. Обе руки дрожали…
Боль нахлынула новой волной, заставляя стиснуть зубы. Можно ли считать меня победителем в этой битве? Поле боя осталось за мной, но сравнимы ли мои раны с теми, что я оставил своему врагу?Если смотреть с этой точки зрения, конечно, можно посчитать, что я вышел победителем в битве с Алайсиагами. Ведь я ушёл непобеждённым, лишь усталым - а они потеряли около трети отряда. Но поле боя было не за мной…На миг мне стало любопытно, что напишут историки об этих битвах. Будет интересно прочитать их летописи через пару-тройку столетий. Но сперва мне надо взять этот город. Стать королём королей. Выиграть эту войну.Я с хрустом сжал руки в кулаки, и пошёл в сторону от обрыва, выискивая путь дальше, к уцелевшим мостам: но боль не отпускала. Очередной приступ: невыносимый, острый, забивающий всё мысли, нахлынул. Столь мощный, что я не выдержал, утратив на миг контроль над телом: и упал на колени.