Возглавляющая воительниц валькирия на миг прикрыла глаза, словно вслушиваясь во что-то: а затем открыла очи, в которых пылало первородное пламя, готовясь отдать приказ…
В следующий миг меня с дьявольской силой и болью вышвырнуло из видения, погружая в темноту - и у меня ушло несколько долгих, тягучих минут чтобы собрать волю в кулак сквозь тупую, пульсирующую боль в разуме, и понять, что я нахожусь в своем теле.
— Что со мной? — прохрипел я, чувствуя потоки теплой жижи, стекающие по лицу.
— Сперва пошла кровь из носу. Затем из глаз и ушей. Глаза лопнули, как будто мозг взорвался изнутри. Сейчас из пустых глазниц, ушей и ноздрей вытекает кровавая жижа, похожая на смесь мозговой жидкости и превращенных в фарш мозгов. — Сухим, равнодушным тоном раздался голос рыцарям смерти.
Сквозь боль и мутное сознание я почувствовал потоки жизни, идущие от меча - столица рядом, и там есть гвардия… Удивительно, что король может пережить даже взрыв своего мозга изнутри.
С этой мыслью я и умер. И воскреснуть в этот раз было куда сложнее обычного - сознание размывалось, словно я уже погиб сотню раз и дотягиваться разумом до цепей бессмертия становилось всё тяжелее и тяжелее…
Но я прошел через худшее в этом бою. Я горел от пламени и света, был стерт с лица мира молниями, разорван на части взрывами - и потому собрался себя вновь, как собирал всегда. Боль отступила, оставляя ментальное истощение, и, стерев остатки собственных мозгов с глазниц, я открыл глаза.
— Вы скверно выглядите, вождь. — участливо прогудел старейшина, что возглавлял оставшихся рыцарей смерти из числа детей льда. — Быть может, заедем в город, чтобы передохнуть?
Я провел рукой над лицом, намереваясь уничтожить грязь и кровь с себя направленным выбросом смерти… А затем рассмеялся, вспомнив, что во мне нет ни капли этой силы.
— Нет. — качнул головой я. — Хватит и фляги с водой на этот раз.
Физически я был в порядке - и, кажется не сошел с ума. Однако разум чувствовал себя странно - это было сродни ощущению фантомной боли после того, как часть тебя разорвали на куски и собрали снова. Концентрироваться получалось плохо - и всё же, моя работа здесь была не закончена.
Вялой, покачивающейся походкой, я направился в место, где произошла кульминация это битвы - это было не так уж и далеко.
Возможно, я совершил ошибку тогда. Быть может, стоило поговорить, попытаться убедить их, что это не вторжение. Мое появление в этом мире - палка о двух концах. С одной стороны, я вторженец, которого привели сюда как эмиссара неведомых мне сил. С другой - я родился и вырос здесь, получил новую жизнь, привык к этому миру - став считать его своим. И я определенно не имел намерений как-то помогать той неведомой хрени состоящей из чистой смерти, что привела меня сюда. Скорее уж, я бы не отказался сдать её крылатым - им вполне могло хватить сил загнать её бездну, если не уничтожить.
Однако когда ты являешься темным властелином, что ведет армию мертвых на захват святого города, внезапное появление ангелоподобных существ, что начинают сносить передние ряды твоих легионов, не слишком-то располагает к переговорам, особенно, когда ты уверен в своей силе.
Но чего вспоминать о прошлом. Я пришел сюда не затем, чтобы сожалеть о случившемся. Передо мной лежат большой, на два десятка метров радиусом кратер, чьи стены были изрезаны и изуродованы прошедшим сражением.
Здесь Алайсиаги разорвали мой шторм, жертвуя собой. Здесь они сделали то, что не удалось даже лучшим магам людей на плато - разорвали бушующий вихрь смерти, в котором было столько силы…
Я коснулся края кратера, усаживаясь на землю, вслушиваясь в шелест потоков смерти. Здесь мне требовалось преодолевать себя, чтобы заглянуть в прошлое - это место несло чудовищный след моей собственной силы, который, наверно, не выветриться и за столетие.
Как же вы сделали это, крылатые? Добровольная жертва могущественного боевого мага, что вливает силы в одну-единственную атаку - это чудовищная мощь. Но пусть мастера людей и уступали небесным воительницам в мастерстве - некоторые из тех, кто бросил мне вызов на плато определенно превосходили в чистой силе, и они тоже жертвовали собой, идя на смерть.
— Алай! — c именем красного дракона на устах крылатая воительница первой пикирует вниз, взрывая и свое оружие, и саму себя в ослепительной вспышке, что создает прореху в вихре смерти. Я успеваю заметить лишь непреклонную решимость и волю в светло-фиолетовых глазах - но этого слишком мало…
Согласно математике жертв, которую я знал от демона, сама по себе добровольная жертва обычного человека технически не дает больше энергии чем принудительная. Однако это снижает коэффициент рассеивания, позволяет лучше сфокусировать энергию, и вдобавок к этому позволяет в момент пиковой нагрузки выкачать из источника души куда больше, чем можно обычно - в то время как принудительная жертва просто выкачивает ту часть энергии, что успевает, и напротив, это выкачивание встречает сопротивление.Это как попытаться откачать воду из родника - и там и там снаружи действует насос, но в первом случае в этот насос воду дополнительно закачивают под давлением, осушая источник, а во втором, наоборот, источник противостоит насосу, пытаясь забрать в себя обратно больше воды. Разумеется, во втором случае воды удалось набрать куда меньше.
Существовали специальные ритуалы, позволяющие выкачать из магов больше сил, чем обычно - пытки, искажение сознание, сведение с ума… Но добровольная жертва всё равно была лучше. Однако степень различия редко была больше чем десятикратной.
И это значило, что они никак не должны были пробить мой щит! Я успел влить в шторм силу тысячи жертв - а это значит, что даже убейся они об него всей сотней, я всё равно имел шансы выстоять! Что было в них, чего нет во мне? Что даровало этим ударам такую силу?
С тяжелым вздохом в сел на край кратера, зачерпывая рукой сухую, мертвую землю. И принялся прокручивать те секунды боя снова и снова, вглядываясь в мельчайшие детали.
Алай… Алай… Алай…
Я начинал ненавидеть это имя. Сложно сказать, сколько времени это заняло - коснуться этого видения было предельно легко, но я уже устал после недавнего удара… И всё же я не сдавался, прокручивая прошлый бой снова и снова, стремясь найти свои и чужие ошибки, вслушиваясь в каждую крупицу собственных чувств, вслушиваясь в смерти жертвующих собой воительниц…
— Как… — прошептал я в пустоту, не обращаясь ни к кому конкретному.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, когда я закончил. Но взглянув на видение тысячи раз, я всё же сумел уловить паттерн. Голова кружилась и болела, требуя сна и отдыха - но вместе с тяжелой усталостью я чувствовал необычайное вдохновение, сумев, пусть и отчасти, но понять своих врагов.
Я затруднялся сказать, как драконы сделали это со своими созданиями - но я, наконец, мог предположить что. Трижды на моей памяти я встречался с похожим чувством - но каждый раз оно было столь разительно иным, что свести это в единую схему было почти невозможно.
Храм Отца - в те дни, когда люди ещё вызывали своего бога на Конклаве. Хтоническая тварь, которую я призвал, чтобы уничтожить город. И, наконец, Алайсиаги…
Я назвал это божественностью. Призванный мною древний бог и Отец определенно являлись тем, кого люди называли богами - и судя по всему, в некоторой степени крылатые воительницы тоже ими были!
Конечно, их сила совсем не тянула на полноценную божественность. Скорее на крупицу - небольшую, но вполне себе применимую на практике. Из чего следовал просто вывод - даже крупицы подобной силы достаточно, чтобы существенно влиять на реальность. Например, создать заклинание, что значительно превзойдет в силе обычное - пробив даже невероятный щит из вихря смерти, уничтожающий всё вокруг.
Но, к сожалению, этот ответ не давал мне больше знаний о природе такого могущества. Демон, что привел меня в этот мир явно мог потягаться с богами в силе - но при этом схожей божественности я от него не ощущал. Был ли он иной природы? Или был слишком слаб? Может, хорошо скрывал свою силу? Или божественности - божественности рознь, и разные боги могут ощущаться по разному? Какая-то холодная жуть от него точно исходила, но ничего общего даже с древним богом он явно не имел.
С другой стороны, были Иерархи - верховный жрецы Отца. Я уже успел выяснить что белая сфера Этериаса, которой он ловко отбивал мои черные молнии, была по сути божественным даром - это даже не было секретом. И схожими приемами обладали иные иерархи, отбивая смерть моего бывшего патрона…
Но я не чувствовал в эти щитах ничего похожего на силу Отца! Получается, жрецы, вопреки своему названию, проводниками силы бога не являются - что достаточно логично, иначе как бы Этериас призывал свой щит, будучи отрезанным от своего патрона завесой. Выходит, это навык? Или прием, черпающий силу из иного источника?
Относительно большим могуществом обладала туманная тварь в безлюдных землях - но божественностью, схожей с Отцом или Безымянным - я не чувствовал. С другой стороны, она явно умела воздействовать на разум, могла и скрыть силу… Средства маскировки энергии встречались даже в том, что я умел - например, напившаяся крови Мелайя вполне может сойти за живую, являясь нежитью-диверсантом.Поневоле мне вспомнился храм Матери-Природы, где Мелайя приносила мне клятву. Там я тоже не чувствовал ничего подобного - но вряд ли занятая богиня посещает там людей каждый раз, скорее, то было искусство жизни местной монашки. Перебрав в памяти всё встречи с околобожественными, могущественными сущностями, я понял, что ничего не понимаю.
Слишком мало информации для статистики. Слишком много нюансов, да и я сам далеко не всегда обладал необходимостью чувствительность к тонким потокам сил, чтобы понять всё вокруг. Скорее напротив, большую часть времени я был сродни слепцу…
Одно можно было сказать наверняка - у Отца, которого призывали люди в Кордигарде, пока я учился у странников, и Безымянного, из-за которого мне пришлось расколоть разум на части, определенно было нечто общее. Примем за истину, что и тот, и другой, являются богами - но, определенно, различных направлений.