Часть меня, конечно, сетовала на такую бессмысленную потерю материала. Можно было бы создать отличный мёртвый легион… Но нет, не сейчас. Не после того, как ожившие мертвецы вырывали глотки родных и близких этих людей. Нужно было время, прежде чем они поймут.
Я залез на высокий помост перед кучей дров, построенный специально для погребальной речи и глубоко вздохнул, набирая в грудь воздух:
— Многие из вас теряются в догадках, что на самом деле произошло в тот злополучный день, когда погибла моя жена, королева Меллистрия. И у меня есть ответы.
Множество глаз скрестилось на мне: ожидающих, любопытных, словно погрязшие в обречённом царстве уныния люди стряхнули с себя оковы горя на один миг. Этот вопрос интересовал всех.
— Возможно, многие из вас знают, что я мастер смерти. Принято считать, что есть лишь семь великих стихий: но совсем недавно всем нам не повезло свести знакомство с восьмой из них.. Сила каждой из стихий обладает своими, особыми свойствами: там, где много огненного нейтраля, трескается от жары кожа, случаются засухи и пожары, извергаются вулканы. Ветер вызывает ураганы, а вода порождает гейзеры, наводнения и штормы. Думаю, все из вас знакомы с жизнью: Таллистрия недаром именуется королевством жизни, верно? Там, где жизнь, всё цветёт и плодится, жизнь стремится распространить себя…
Я перевёл дыхание, смотря на заинтересованных людей.
— Катастрофа, что произошла в Виталии, есть следствие силы смерти. Потому что ничто не сравниться с воплощённым разрушением в том, чтобы убивать. Жизнь и смерть, как две стороны одной монеты похожи: но если первая превращает пустыню в цветущий сад, то вторая превращает цветущий сад в мёртвую пустыню. И те твари, что восстали из тел наших павших родных — это лишь следствие слепого, бездумного стремления смерти к разрушению. Бессловесные инструменты стихии, жаждущие лишь разрушения…
Я сокрушённо покачал головой, опустив глаза.
— Было время, я считал себя лучшим и даже единственным подобным мастером в королевстве: после моего похода на север, в дикие земли. Но я ошибался. — подняв голову, я пристально всмотрелся в лица людей, что внимали каждому моему слову. — Немногие знают, но королева была нездорова. Знаю, это может показаться невозможным: иметь проблемы со здоровьем, если ты не ранен, стар или отравлен чем-то… Но на то была веская причина: королева была проклята.
Я поднял руку и сформировал над ней чёрный шар смерти, вызывая страх в глазах собравшихся.
— Проклятье есть приём мастера смерти, направленный на то, чтобы причинить вред своему врагу. Медленно или быстро, но в конечном счёте проклятье даёт эффект, обратный искусству жизни: вместо того, чтобы усилить, оно ослабляет, вызывая проблемы со здоровьем, слабость, раны, и в самом конце - смерть. — Я вздохнул, развеяв шар. — Меллистрия была проклята кем-то ещё очень давно, вероятно, в те времена, когда я ещё не бывал на севере. Насколько я могу судить с вершины моего опыта, это проклятие имело своей целью вызвать бесплодие у женщины.
По рядам женщин прошлась рябь, многие ахнули, инстинктивно хватаясь за животы. Я увидел, как некоторые из моих солдат бережно обнимают девушек, успокаивая тех.
— Времени прошло немало, а королеве был нужен наследник. — продолжил я. — Она призывала к себе всё новых и новых целительниц, пытаясь избавиться от неведомой хвори. Меняла любовников одного за другим, вновь и вновь стремясь продолжить род. Но это было тщетно: каждый раз проклятье снова и снова убивало её нерожденного ребёнка. Убивало и становилось сильнее. Король с поддержкой своих людей — крепчайший из людей… Но и нашей крепости есть свои пределы. Наверно, отчасти поэтому Меллистрия и сдала город, понимая, что у ослабленной и проклятой, у неё мало шансов победить меня в дуэли.
Люди начали перешёптываться, тихо, но довольно заметно.
— Я не всегда был справедлив к вам, признаю это. — сказал я, и шепотки замолкли. — Отчасти мной двигала обида и жажда мести, и наверно, я перегнул палку в своём стремлении заставить женщин Таллистрии уважать себя. Поэтому когда принцесса Леана сбежала из города, я подошёл к королеве и рассказал ей о том, что знаю о её проклятии. Рассказал о его природе и том, что, возможно, мастер смерти вроде меня сможет распутать этот ядовитый клубок смерти, что пожирает её детей. И знаете, мне удавалось! Сперва я запечатал проклятье, заставив его прекратить своё действие. Именно тогда Меллистрия забеременела от меня и согласилась стать моей женой. Однако чудовищная сила смерти, напитанная смертями тысяч нерожденных детей, всё ещё таилась в ней. Медленно, но верно, я принялся вытягивать из неё этот яд, ослабляя проклятье. Я знал, что подобный океан силы смерти может быть опасен: именно поэтому, чтобы снять проклятье, мы направились далеко за город, приказали увести жителей, на случай, если что-то пойдёт не так…
Я почувствовал, как взгляд Гастона упёрся мне в спину: мастер, похоже, на миг вышел из своей апатии.
— Но на обратном пути, уже на воротах, нас встретил ударный отряд Ренегонцев, что пришёл за моей головой. — бросил взгляд на Гастона я. — Не знаю, можно ли сказать, что мы с Меллистрией полюбили друг друга… После того, что я сделал, отношения у нас были сложные. Однако в том бою она встала со мной спиной к спине. Мы сражались, двое против семидесяти, сражались и победили. Но последний удар мастер Гастона, что сейчас стоит перед вами, оказался слишком силён: всё же, вынужден признать, он отменный мастер… Он пробил насквозь и мою защиту, и меня, и даже Меллистрию. Я, здоровый молодой мужчина и король, выжил, конечно. Но вот Мели… Ослабленная борьбой с проклятьем, беременностью, усталая после долгого и изнурительного сеанса лечения и вымотанная боем с гвардией Ренегона… Она не выдержала. Гастон убил её, и вся чудовищная мощь смерти этого проклятья вырвалась наружу, сметая всё на своём пути.
Я сгорбился и укутался в плащ.
— Я пытался остановить её, конечно. — глухо произнёс я. — Но это было сродни тому, чтобы попытаться остановить руками лавину. Я лишь думаю о том, как хорошо, что Ренегонцы не явились раньше. Если бы они убили мою жену во дворце, до того как я сумел ослабить проклятье, возможно, вместо четверти Виталии мы бы потеряли весь город.
Делая вид, что преодолеваю самого себе, я медленно выпрямился и вскинул голову.
— Не знаю, сумеете ли вы простить меня за то, что я не сумел защитить вас в этот день. Но даю слово, так или иначе, я заставлю Ренегон заплатить за то, что произошло здесь сегодня. За каждую слезу, пролитую в эти дни, за каждого человека, за каждую крупицу страданий: они ответят так, что страх передо мною поселится в их сердцах на долгие века….
Внезапно из толпы горожан наружу протолкалась маленькая, лет десяти-одиннадцати девочка, и бросилась ко мне, обнимая.
— Это неправда. — подняла она на меня большие, честные глаза. — Вы спасли и меня, и мою сестру, и даже старую каргу Долли! Мама говорит, что там, где вы стояли, внутри кольца мёртвых остался целый конус живых жителей! Правда, я не знаю, что такое конус, но мы жили совсем недалеко от северо-восточных ворот!
Девочка доверчиво смотрела на меня с искренней любовью, держась за штанину. Я легко рассмеялся и поднял её на руки, улыбнувшись.
— Могу я доверять тебе важное дело, душа моя? — тепло спросил её.
— Конечно! — девочка активно закивала.
— Тогда помоги мне поджечь связки. Сегодня день горя… Но так или иначе, мы должны проститься с павшими.
Девочка серьёзно кивнула и взяла факел из рук подошедшего ко мне солдата. А затем, когда я подошёл к связке дров, подожгла её, едва дотянувшись тонкой ручкой. Вскоре и остальные костры заполыхали: мастера красных башен не теряли время даром.
Больше никто не произнёс на тризне ни слова в этот день. А на следующий я судил Гастона, в присутствии тысяч горожан, на центральной площади Виталии.
— Мастер Гастон, первый советник верховного иерарха и правая рука Кормира II. — неспешно начал я, сидя на помосте. — От имени людей Таллистрии, Палеотры, Ганатры и Арса я, король Горд, обвиняю вас в преступлениях против всех добрых людей королевств. Вы принесли множество страданий нашему народу. Вы обвиняетесь в практике искусств столь отвратительных, что требуют жизней людей для их использования. Вы убивали людей Виталии, попытались разрушить великий союз соединённых королевств, попытались лишить меня королевского достоинства, не имея на то законной власти. И что самое ужасное… Множество невинных людей погибло от вашей руки. — Гастон вздрогнул, когда я закончил свои обвинения его же словами. — Что вы можете сказать в свою защиту?
— Я не хотел убивать её. Это вышло случайно. — глухо ответил Гастон, стоя с опущенной головой.
— Какая интересная случайность. — всплеснул я руками. — Ударный отряд, состоящий из лучших мастеров и воинов Ренегона, совершенно случайно атакует меня в безлюдном месте, совершенно случайно убивает мою жену, что именно в этот день была со мной рядом и совершенно случайно она оказывается носителем проклятья, что способно уничтожить целый город. — Я доверительно наклонился к магу. — Знаете, Гастон, я могу поверить в одну случайность. С натяжкой - в две. Но чтобы три сразу, в одном месте… — Я покачал головой. — Боюсь, для этого надо быть совершеннейшим идиотом, а я всё же не таков.
— Я не хотел. — тупо повторил Гастон, не поднимая взгляда.
— Слушай мой приговор, убийца. — проигнорировал его оправдания я, и Гастон вздрогнул от такого наименования. — Несмотря на то что ты безумное чудовище, я отдаю себе отчёт в том, что всё это не только твоя вина.
Мастер криомантии неверяще вскинул на меня глаза, похоже, совершенно не ожидая таких слов. На его лица отразилась слабая надежда.
— Ты всего лишь цепной пёс, что выполнял чужие приказы. — продолжил я, и глаза первого советника расширились в понимании: всё же, он не был глуп… — Ты сказал, что действовал по приказу своего короля и главы церкви, и я верю тебе. Да, ты всего лишь слепое орудие… Что толку переплавить меч, если в смерти твоих людей виноват его хозяин? — Я наклонился и посмотрел псу церкви прямо в глаза. Так что слушай внимательно, Гастон, и запоминая. Забирай остатки своих людей и убирайся в Ренегон. Передай своему иерарху, передай своему королю, что однажды они ответят за все свои злодеяния. Передай им, что как король четырёх королевств, я сам буду судом конклава для них обоих. Передай им, что я требую от них явиться на мой суд, и если они откажутся, никто и ничто не остановит меня от того, чтобы призвать их к ответу. А теперь уходи, и больше никогда не появляйся в этих землях. Никогда.