Намного трудней оказалось справиться с пеленками. Никита сучил ножками, легкая ткань мигом разматывалась. Через полчаса я поняла, что не способна запеленать младенца, но не в моих правилах пасовать перед трудностями. Я схватила широкий бинт, и спустя пару минут Никитка был сначала запеленут, а потом забинтован. Теперь он мог сколько угодно пытаться сбросить с себя фланель и ситец. Широкий бинт оказался великолепным свивальником.
Но младенец не растерялся, он каким-то непостижимым образом ухитрился описаться. Я посмотрела на свою мокрую кровать и освободила мальчонку от пут. Вот вам их хваленые по всем телепрограммам товары для новорожденных! А уж кричат: тепло, сухо, комфортно! Ни фига подобного! У нас все холодно, мокро и неудобно, да и распашонки спереди испачкались.
Пришлось начинать процедуру сначала. Правда, на этот раз я действовала более умело и сразу забинтовала парнишечку.
Смесь он выпил без писка. Концерт начался потом. Не успела соска покинуть ротик, как Никита заорал. Я принялась трясти коляску. Без толку. Вернее, маленький мучитель затихал в тот самый момент, пока я возила его взад-вперед по комнате. Но стоило остановиться, как тут же раздавался негодующий вопль.
Через час у меня онемели руки, я села и попыталась качать мучителя, комфортно устроившись в кресле. Но нет! Хитрое существо каким-то образом просекло, что нянька решила отдохнуть, и завизжало так, что я, мигом подскочив, забегала по комнате. Крик тут же стих. Еще через полчаса я освоила трюк: левая нога толкает коляску, правая рука тянет ее назад, а глаза уставились в книжку. Стало слегка веселей, более того, Никита мирно заснул. Боясь скрипнуть, я на цыпочках дошла до кровати и рухнула на плед. Блаженная тишина окутывала комнату, я не могла даже читать, просто лежала, глядя в потолок. Внезапно раздался крик! Я подскочила вверх и ту же минуту поняла, это не младенец, а кот Сыночек, требующий ужин. Никита спит, слава богу, он не плачет. Но тут дверь распахнулась, и влетела Леля с воплем:
– Вилка, нет ли у тебя часом красных ниток?
– Тише ты, – замахала я на нее руками, – с ума сошла, ребенка разбудишь!
– Извини, – зашептала Лелька, – никак не могу привыкнуть, что у вас теперь младенец имеется.
Но она могла не понижать голоса, потому что по спальне разнеслось пронзительное «А-а-а-а…».
– Вот это голос, – восхитилась Лелька, – просто Елена Образцова.
– Она женщина, – сердито сказала я, толкая коляску, – скорей уж Федор Шаляпин, если сравнивать с великими россиянами.
– Нет, – усмехнулась Леля, – есть такой Дуглас, ну по телику поет, сначала нормально, даже красиво получается, потом как завизжит: «А-а-а-а…» Жуткое дело! Очень похоже Никита выступает, определенно станет певцом.
Я быстро сложила пальцы крестиком, нет уж, не надо. Леля склонилась над коляской.
– Когда видишь маленького, сразу такого же хочется!
– Ну и в чем дело? Кто мешает?
– Издеваешься, да? – рассердилась Лелька. – Близнецы только в школу пошли. Кстати, знаешь, у него жабры на шее!
– Что?! – заорала я, наклонившись к коляске. – Какие жабры? Где? Кошмар!
– Да не у Никиты, – отмахнулась Леля, – а у Дугласа, ну, у певца. Вон вчера в «Экспресске» прочитала, он способен больше пяти минут под водой сидеть!
Я перевела дух и принялась вновь укачивать ребятенка. Жабры! Такое не всякому придет в голову! Молодец, «Экспресс-газета»!
– Почему он забинтован? – спросила Леля.
– Пеленки все время разворачиваются.
Юркина жена рассмеялась.
– Ну ты даешь, давай покажу, как надо завертывать.
– Лучше потом, видишь, заснул, слава богу, или ты уже уходишь?
– Нет, – радостно объявила Леля, – эта Света гениально шьет, такие брюки забацала…
– Эй, девки! – раздалось за спиной.
– А-а-а-а, – мигом закатился Никита.
– Чтоб ты провалился, – накинулась я на Ленинида, – разве можно так кричать в доме, где только что заснул ребенок? Я у тебя ключи отберу, если будешь подкрадываться и орать. На вот, теперь сам его утрясывай!
– Так я забыл про малыша, – начал оправдываться папенька, – из головы вылетело!
– Зачем пришел? – я продолжала злиться. – Поздно уже, ночь почти на дворе.
– Так Светка обещалась из старого пиджака мне жилетку сварганить, – пояснил папенька.
Еще один любитель обновок! Скоро тут будет филиал Дома моделей. Вячеслав Зайцев от зависти все локти себе искусает! Не успела я обозлиться окончательно, как раздался резкий, требовательный звонок. Никитка вновь зарыдал. Вне себя я сунула папеньке ручку от коляски и понеслась к входной двери. Интересно, кому еще Светка пообещала новое платье или брюки?
На пороге стояла совершенно незнакомая худенькая женщина с робким, каким– то кроличьим лицом.
– Уж простите, Христа ради, – завела она, – но я прямо с поезда, документы у меня украли…
Ну вот, теперь попрошайки являются на дом. Пошарив в кармане куртки, висевшей на вешалке, я протянула нищенке горсть мелочи:
– Возьми.
Та вспыхнула огнем:
– Нет, спасибо, я не побираться пришла. Мне нужен Ленинид.
– Кто? – удивилась я, окидывая взглядом бесцветную бабенку, у ног которой устроился жуткий, ободранный чемодан, больше похожий на посылочный ящик, чем на саквояж.
– Ленинид Иванович Тараканов тут? – робко повторила тетка. – Уж извините, коли что не так, мне по справке его адрес дали, только там заявили, будто Ленинид к дочери ушел, и рассказали, как к вам добраться. Простите, коли помешала… А вы случайно не Виола?
– Случайно да, – ответила я.
Женщина закрыла глаза и, рухнув на стул у входа, зарыдала в голос:
– Доченька моя, родименькая, прости свою мать неразумную, сиротой тебя оставила, разлучили нас злые люди…
– Вы чего? – попятилась я. – Вы кто?
– Мама твоя, Светлана Алексеевна Коломийцева, – перестала всхлипывать баба, – всю жизнь тебя искала, еле-еле нашла, доченька, кровинушка, солнышко ясное!
Забыв, что в доме спит младенец, я заорала:
– Ленинид, поди сюда!
Тут же понесся сердитый плач Никиты. Папенька выскочил в прихожую и забормотал:
– Чего визжишь, словно потерпевшая? Только-только криксу утряс! Теперь по новой здорово! Ну неужели…
– Это кто? – прервала я его стоны и ткнула пальцем в Свету-2. – Отвечай, на милость!
– Баба, – сообщил папенька, вытаращив маленькие глазки.
– Вижу, что не мужчина. Кем она тебе приходится?
– Так никем, впервые вижу.
– Что же ты, Ленинид, жену не признаешь? – всхлипнула гостья. – Хотя, понятное дело, больше тридцати годков не видались! Значит, сильно я изменилась!
– Ка-ка-какую жену, – попятился папенька, – вы, гражданка, того, ошибаетесь, наверное. Хотя личность мне ваша вроде теперь и кажется знакомой. Вот только вспомнить не могу, где мы с вами встречались?
– В постели, – усмехнулась Света-2, – на подушке, ну погляди повнимательней, я твоя первая жена, мать Виолы, Светлана Алексеевна Коломийцева.
Ленинид уставился на тетку, потом крякнул.
– Ну, – налетела я на него, – как такое понимать? Света, поди сюда!
Естественно, Никитка тут же заорал, но я побежала, схватила ручку коляски и так яростно затрясла ее, что бедный мальчик мигом замолчал.
– Что случилось? – раздалось из гостиной.
– Давай сюда скорей! – вывозя коляску в прихожую, заорала я.
Из гостиной вышли Света, Наташа, Леля и Кристя.
– Вот, – недовольно протянула Юркина жена, – всем замечания без конца делаешь, а сама орешь!
Но мне было не до нее.
– Ну-ка, Ленинид, отвечай, кто из них твоя первая жена, эта или та?
Глаза папеньки заметались между женщинами. Надо сказать, что обе они были похожи: маленькие, тощеватые, с острыми носиками, мелкими глазками и волосами, выкрашенными хной. Совпадал примерно и возраст, что-то вокруг пятидесяти пяти.
Бедный Ленинид находился в явной растерянности. Сначала он покосился на Свету-1, потом уставился на Свету-2. Обе тетки какое-то время тоже неотрывно смотрели друг на друга, затем хором воскликнули:
– Ты как сюда попала?
ГЛАВА 14
– Так вы знакомы?! – возмутилась я.
– Ага, – вновь в унисон ответили бабы, – это обманщица!
– Кто? – переспросила я.
– Обманщица, – прозвучало вновь дуэтом.
– Хватит идиотничать, кто из вас Светлана Коломийцева?
– Я, – ответил хор из двух голосов.
– А обманщица?
– Она, – прозвучало без запинки разом от двух теток.
Я почувствовала легкое головокружение и уцепилась за вешалку.
– В чем дело? – протянула Наташка. – Не врублюсь никак.
– Эти дамы утверждают, – пояснила я, – что они мои маменьки и жены Ленинида.
Папенька мигом закрыл голову руками. Вполне понятная предосторожность. Наташка страшна в гневе и может опустить мужу на черепушку что ни попадя: стул, ботинок или вон ту невесть откуда взявшуюся в нашей прихожей палку.
Но Наташка неожиданно вполне миролюбиво сказала:
– Интересное кино! Ну-ка, Ленинидка, признавайся! Может, ты с обеими шуры-муры крутил, а?
Папенька посерел и забубнил:
– Ну так… по молодости… бывало порой, что ж, всех и упомнить, однако.
– Не пори чушь, – оборвала его я, – они называются одним именем, и каждая утверждает, что является моей маменькой. Вполне вероятно, что ты гулял с обеими, но родить меня могла только одна: интересно, которая?
– Я! – выкрикнули Светы.
– Ну-ка, – сурово приказала Лелька, – осмотри их как следует и вспомни, кто твоя первая жена?
Ленинид забубнил:
– Ну, ежели так уж напрячься… Светка, вообще, беленькая была, а эти рыжие.
– Ты когда ее в последний раз видел? – налетела на мужа Наташка.
Ленинид почесал макушку:
– В 65-м, похоже, больше не встречал.
– Ясное дело, – вздохнула я, – тогда она была русая, а сейчас седая и крашеная, цвет глаз помнишь?
– Нет.
– Ну спросила, – фыркнула Наташка, – он и про мои не знает.
– Это ты зря, – закашлялся папенька, – у тебя, как у ведьмы, зеленые.