– Большего идиотизма никогда не читал. «Больная выглядит хорошо, руки теплые». Да ни одному психиатру не придет в голову сделать подобную запись! Чушь!
Потом еще раз изучил бумаги и сказал:
– К сожалению, уважаемая, вы стали жертвой мошенницы! Это моя печать!
– Не понимаю, – я прикинулась полной идиоткой, – почему ваша? Вас я вижу впервые в жизни!
– То-то и оно, – хмыкнул Лазаренко и быстро рассказал историю про портфель.
– И вы уверены, что видите оттиск своей печати?
– Абсолютно.
– Вдруг все же в Москве есть женщина-психиатр, доктор наук, ваша тезка.
– Нет.
– Но бывает…
– Не бывает.
– Однако…
– Не надо спорить. Наш мир, круг людей, занимающихся психиатрией, узок. Я знаком почти со всей московской профессурой. Смею вас уверить, никакой В.К. Лазаренко, кроме меня, и в помине нет. К тому же, обратите внимание, видите букву «з»?
– Да, она написана немного странно, не как «з», а как «z».
– Ну да, гравер ошибся, сделал на печати «Лаzаренко». Я сначала хотел потребовать, чтобы он переделал работу, но шельмец начал уверять, будто специально выгравировал так, для оригинальности. Это моя украденная печать. Вы платили фальшивому доктору?
– Да.
– Очень жаль. Крайне неприятно, что мошенница, которая ничего не смыслит в медицине, промышляет под моим именем!
Вечером, не успел Олег войти в дом, как я кинулась к нему.
– Послушай…
– Потом.
– Дай расскажу…
– Очень устал, завтра.
– Но утром ты уйдешь на службу!
– Значит, вечером.
– Но…
– Вилка, – заорал муж, – я целый день работал, как проклятый, ни сна, ни отдыха! Стоит только появиться в квартире, как ты набрасываешься, словно овчарка, и требуешь внимания.
– Зачем ты тогда женился? – возмутилась я.
– Я не знал, что ты из породы погремушек, – довольно зло рявкнул Куприн и ушел в ванную.
Я осталась сидеть на кухне, чувствуя в горле горький комок. Погремушка! Ладно, дружочек, по всему выходит, что в деле Жоры Радько наметился новый поворот, но Олегу я об этом не расскажу. Сама доведу расследование до конца.
Совершенно не верю теперь этой даме, назвавшейся Валерией Константиновной. Единожды солгавший запросто сделает это во второй, третий, четвертый раз. Небось тетка не в Америке. Мобильный телефон хитрая штука. Когда вы звоните на стационарный аппарат, то точно знаете, где он установлен. А сотовый? Приходится спрашивать:
– Ты где?
Ответить же можно что угодно: в дороге, или в театре, или в магазине.
Проверить невозможно. И потом, с чего бы даме столь бурно выкладывать мне всю правду про Жору? Ох, что-то тут не так.
Я заметалась по кухне. Кстати, когда я говорила с ней по телефону, меня резанула какая-то фраза, вот не помню какая! Ох, и хитра лиса! Но она совершила одну ошибку! Номер мобильника! По нему очень легко можно вычислить владельца!
ГЛАВА 23
Утром на подушке обнаружились шоколадка «Слава», моя любимая, и записка:
«Извини, Вилка, сам не знаю, что на меня вчера нашло. Очень тебя люблю, вернусь с работы, и поболтаем. Твой престарелый кабанчик». Внизу была нарисована косорыленькая свинюшка с большим пятачком. Олег далеко не Репин. Я рассмеялась. Чувствуя свою вину, супруг не поленился перед работой сбегать в булочную и купить шоколад. А чтобы совсем подольститься, даже написал в конце свое дурацкое прозвище. Обычно он сердится, когда я дразню его престарелым кабанчиком, а сегодня сам решил так назваться.
Я развернула шоколадку и, недолго думая, слопала половину. Нет, все-таки у меня хороший муж, но правды про Лазаренко я ему не расскажу. Это будет маленькая месть за «погремушку». Доведу сама начатое до конца и только потом объясню Олегу, в чем дело. Естественно, он обозлится и закричит:
– Почему мне не сообщила!
И вот тут я невинно заморгаю глазами и заявлю:
– Не хотела выглядеть погремушкой!
Посмотрим тогда на реакцию Куприна!
Я понеслась в ванную. Времени сидеть на одном месте больше нет, надо действовать. Мы с Олегом наперегонки летим к финишу, только он бежит в команде, а я в гордом одиночестве. Ну, кто кого? Вторую половину шоколадки я доела в лифте. Во рту поселился приторно-сладкий вкус, но в глубине души плескалась горечь. Погремушка! Да всех производственных мощностей фабрики «Красный Октябрь» не хватит, чтобы забыть мою обиду. Погремушка! Успокоюсь я только тогда, когда утру Олегу нос!
В свою редакцию я влетела, уронив сумочку.
– О, – воскликнул Сережка Петерсов, сидевший у компьютера, – какие люди! Дорогие гости, золотые перья, очеркисты и новеллисты. Извините, пожалуйста, не могу встать и поклониться в пояс. К сожалению, господин главный редактор, который для тебя просто Сеня, велел срочно добавить в очередной номер мелочовку. И вот теперь я занимаюсь высокоинтеллектуальным трудом, кропаю колонку под названием «В три строчки». Сама понимаешь, опус пойдет без подписи, да и заплатят за него по копейке за строку. Вот так и живу: ни денег, ни славы, а на работу нужно являться каждый день к девяти! Ну а ты, конечно, с очередным полосным шедевром? Можно мне остаться в кабинете? Не помешаю ли гордости журналистики своим кашлем, который мучает меня из-за того, что вынужден курить дешевые сигареты? Да, мы рабочие лошади, а не элитные арабские скакуны…
Я взяла с его стола круглую коробочку, вытряхнула оттуда скрепки и поднесла пустую емкость к Сережкиному рту.
– Сделай милость, поговори еще.
– Зачем? – насторожился Петерсов.
– Олега радикулит разбил, а змеиный яд очень дорог, ты сейчас сюда слюной набрызгаешь, лучше финалгона ему поможет!
Сережка рассмеялся. Он, в принципе, не противный парень и отличный криминальный репортер, только случаются у него припадки занудства. С другой стороны, у кого их не бывает?
– Все тебе хиханьки да хаханьки, – забубнил коллега.
– Где у нас справочник?
– Какой?
– Ну тот, с номерами телефонных компаний.
– Зачем тебе?
– Хочу уточнить имя владельца мобильника.
Сережка хмыкнул.
– Ну ты даешь! Никто не скажет!
– Почему?
Петерсов оторвался от полосы и потер глаза.
– Скупердяи чертовы, не могли еще меньшим шрифтом текст набрать, глаза к носу съехали! Почему, почему… По кочану, не положено. Нарушение должностной инструкции. Служащим «Билайн» и «МТС» строго-настрого велено хранить конфиденциальность. Запросто уволят, если они начнут сведения о клиентах направо и налево раздавать.
– А если речь идет о преступлении?
– Милиция пошлет запрос на бланке, с печатью.
– Что же мне делать? – спросила я и села за стол у окна. – Вот уж не думала, что это проблема. Зачем людям скрывать, кто владелец? Помнишь, в нашем детстве во всех почтовых отделениях лежали толстые «Справочники абонентов МТС», а «09», если назвать фамилию, имя, отчество и год рождения того, на кого зарегистрирован телефон, мигом называла номер.
Сережка закурил и, выпуская струю серо-голубого дыма, заявил:
– Еще вспомни, как мы тимуровцами были и переводили через дорогу бедных больных бабушек. Кстати, и в достославные времена, о которых ты вспоминаешь, существовали «закрытые» номера. Узнать координаты любимого актера, писателя или высокопоставленного партийного деятеля было невозможно.
– Да-а, – протянула я, – серьезное препятствие, и что теперь делать, ума не приложу!
Сережка раздавил окурок в блюдечке, заменявшем ему пепельницу.
– Эх, правильно мама говорит, вьют из меня бабы веревки. Никогда не могу отказать прекрасной даме. Прямо издергался весь! Стоит только им намекнуть, сразу на помощь кидаюсь!
– Ты это к чему?
– Ступай, купи бутылочку водочки, колбаски, хлеба и прихвати банку маринованных огурчиков.
– С какой стати!
– За работу положен гонорар. Пока до метро сбегаешь, я тебе все о владельце узнаю, давай топай!
Не теряя времени, я вышла за дверь. Иногда люди говорят: «Пьет, как сапожник». Не знаю, как относятся к горячительным напиткам представители обувной промышленности. Я бы употребила иное сравнение: закладывает за воротник, словно журналист. Оказавшись среди пишущей братии, я была поражена тому, какие алконавты эти люди, занимающиеся умственным трудом.
Пить в «Криминальном рассказе» начинали с утра, и это в будний день! Что уж там говорить о праздниках. Так как в журнале вместе с машинистками, курьерами, наборщиками и верстальщиками трудится около сотни человек, почти каждый день в коллективе найдется повод для торжества. Кто-то родился, кому-то дали премию… Впрочем, заливают и горе. Коллеге, получившему клизму с гвоздями от начальства, мигом протянут стакан, в котором будет плескаться отнюдь не чай. А еще журналистов частенько зазывают на всяческие фуршеты и презентации, где дармовая выпивка льется рекой. Стоит ли удивляться, что одной из профессиональных болезней литсотрудников является алкоголизм?
Из-за двери раздался бодрый голос Сереги:
– Ланочка, кошечка, привет, это твой толстенький котик…
Я хихикнула и пошла к метро. Нечего Олегу обижаться на «престарелого кабанчика», толстенький котик звучит ничуть не лучше.
Приобретя «набор профессионального пьяницы», я вернулась назад. Сережка крякнул, быстро скрутил пробку, вскрыл банку с огурчиками, вспорол упаковку с нарезкой… И тут в кабинет всунулся фотокорреспондент Леня Шмаков.
– О, – радостно воскликнул он, – по какому поводу пир?!
Одно из правил редакции звучит так: «Если вы собрались выпить, то непонятным образом коллеги узнают об этом и мигом подтягиваются в нужный кабинет».
– Угощайся, – вздохнул Серега.
Ленька схватил мою чашку, наплескал туда водки, выпил, крякнул, сжевал огурчик и поинтересовался:
– Какой праздник?
– День киллера, – не моргнув глазом сообщил Серега, опрокидывая свой стакан.
– Есть такой? – удивился Ленька.
– Нет, так будет, – заржал Сережка и повторил процедуру.
– Где сведения? – спросила я.