крестясь от страха, лично слазить на крышу и заменить три треснувшие черепицы. Течь прекратилась, но на восстановление мебели денег так и не нашлось. Мишель закрыла большую часть дома и перебралась жить в кухню, ради экономии топлива и света. Сейчас девушке исполнилось девятнадцать лет. Кроме разваливающегося дома, другого имущества она не имела. Попытки сдать его в аренду без мебели не увенчались успехом.
Вот уже полтора года она выживает здесь совершенно самостоятельно. Даже научилась сажать овощи на крошечном клочке земли. Жаль, что палисадник слишком мал и урожая не хватает даже до середины холодов.
— Летом, конечно, легче приходится, ваша светлость. А сейчас, весной, еще и заморозки бывают, — девушка как бы извинялась за погоду.
— Я понимаю, что тебе нелегко приходится.
— Если бы, ваша светлость, у меня достаточно было средств закупить материал хороший, я бы, может, помощницу наняла…
— Скажи, Мишель, кто научил тебя так кроить? Почему ты располагаешь ткань по косой? Ведь материала уходит больше.
— А так он, ваша светлость, лучше в готовом изделии носится. И руку лучше облегает, и… Никто не учил, сама я заметила. Прислуги в доме последние лет десять не водилось, мама сама хозяйство вела и меня учила. Ну и шить тоже учила. Я еще малышкой нашла на чердаке руку деревянную, со съемными пальцами. Мама и объяснила, что это — болванка для перчаток. Конечно, неудобно, что только на правую руку есть. Их вообще-то две должно быть. Но я приспособилась одну перчатку надевать на лицевую, а другую — на изнанку. Поэтому они у меня одинаковые и получаются.
В общем-то, раздумывать особо было не о чем. Девушка — дворянка, грамотна: покойная мать научила ее и письму, и счету. Так что по желанию герцогини принять Мишель Демар на службу было вполне возможно. Оставалось спросить ее саму.
К удивлению мадам Берк девушка колебалась. Франсуаза искренне не понимала: о чем тут еще размышлять можно?! Жить в приличном доме и служить самой герцогине, получая и отличный стол, и одежду, и даже денежное вознаграждение или нищенствовать в этом ужасном пустом доме? Негодница неблагодарная! Мадам грозно засопела, и герцогиня, заметив её негодование, подняла руку, запрещая высказаться.
— Мишель, я не хочу заставлять тебя. Но вряд ли ты сможешь протянуть здесь всю жизнь. Зато если ты пойдешь ко мне на службу, я обещаю выкупить твой дом в пользу герцогства.
— Выкупить? — девушка растерялась.
— Да. Мы обратимся к кюре и составим официальный документ. И я немедленно вручу тебе всю сумму за дом. Став моей фрейлиной, ты сможешь ежемесячно пополнять ее. Но даже это не заставило Мишель согласится немедленно. Тогда Анна с улыбкой привела еще один довод:
— Кроме того, в моем поместье есть швейная мастерская. Если ты захочешь, я научу тебя кроить ткани и…
— Я согласна, ваша светлость! — торопливо ответила Мишель.
Анна удовлетворенно кивнула головой собственным мыслям: «Значит, я не ошиблась! Девочка действительно редкая пташка из тех, кто желает надеяться только на себя. Скорее всего, насмотревшись на родителей, она и замуж торопиться не станет. Пожалуй, если она будет честна, то можно считать, что нам повезло обеим».
Суетливые сборы девушки были очень недолги: единственное приличное платье было на ней, зимняя накидка была столь стара, что Анна просто велела ее бросить. Два небольших узла с личными вещами солдаты просто закинули в задний ящик кареты.
— Не могу я это бросить, ваша светлость! Там ножницы хорошие и иглы дорогие, и крючки, чтобы пальцы на перчатках выворачивать и еще разное…
— Франсуаза, принеси, пожалуйста, для леди Мишель плед из кареты. Все же сейчас еще слишком прохладно.
На обратном пути снова ночевали в доме мадам Леруан. На вежливые вопросы о здоровье мужа хозяйка, все так же похожая на серую мышку, только вздохнула и, приложив к совершенно сухим глазам кружевной платочек, кротко ответила:
— К сожалению, без изменений. Ах, как же я нуждаюсь в помощи драгоценного Анатоля! — Бог не оставит вас, дорогая мадам Леруан, — вежливо ответила герцогиня. — А это — моя новая фрейлина, леди Мишель Демар.
Девушка робко поклонилась, придавленная размерами дома и роскошью обстановки. Её покойная мать, стесняясь своего положения, не ходила в гости и к себе людей не приглашала. Нельзя сказать, что Мишель была совсем уж дикарка, но многие вещи она видела впервые в жизни.
Госпожа Леруан покивала новой фрейлине, с некоторым удивлением оглядывая ее более чем скромную одежду: «Странно… Герцогиня могла бы принять на службу более… более солидных и обеспеченных дам. Чем ее заинтересовала эта девица? Демары… Демары… — мысленно перебирая все, что знала о местных рода́х, мадам вспомнила: — Ах, ну да… Род старинный, но разорившийся окончательно. Последний Демар умер, кажется, года два назад? Значит, девица — дочь. Странно… Может быть, стоит сейчас?… Нет, сперва нужно дождаться исполнения Божьей воли. Кто знает, сколько Анатоль еще протянет. А уж там, ссылаясь на сиротство, можно будет и попробовать…» Впрочем, эти практичные мысли вовсе не мешали мадам отдавать распоряжения по хозяйству.
Вечер, как и предыдущие, прошел в интересной и теплой беседе. Утром госпожа герцогиня даже выразила желание навестить больного. То, что она увидела: отечный изжелта-белый полутруп, сипящий тихим голосом невнятный бред, утвердило ее в мысли, что муж госпожи Леруан не жилец. Прочитав у постели не приходящего в себя хозяина дома молитву о здравии, герцогиня отправилась домой, выразив надежду на его скорейшее выздоровление:
— Кто знает, мадам Леруан, кто знает… Господь в своей милости иногда творит чудеса.
В усадьбе герцогиню ожидало письмо от баронессы де Мёрль и куча хлопот в связи с новой фрейлиной.
— Магда, сними мерки с юной леди. Её туалетами мы займемся завтра же. А пока, Бертин, найди для девушки платье. Думаю, мой голубой туалет вполне подойдет ей. Мадам Берк, отправьте, пожалуйста, посыльного к патеру Доменику и попросите его навестить меня в свободное время…
Мишель, попавшая в круговорот незнакомых людей и суеты, окончательно растерялась. Все в этом доме, даже горничные, были одеты лучше, чем она. Камеристка госпожи носила прекрасное шерстяное платье с кружевным белым воротником!
Краснея до слез, чувствуя себя жалкой нищенкой, девушка ожидала насмешек и пренебрежения, но, к ее удивлению, слуги были почтительны, никаких ухмылок вслед. Более того, полноватая женщина, которую герцогиня назвала Магдой, вежливо кланяясь, увела ее из дома в стоящий неподалеку флигель.
Там при ярком дневном свете, Мишель с восторгом и удивлением рассматривала огромную швейную мастерскую. Здесь была масса странных и непривычных вещей. Здесь стояли настоящие манекены! Мишель знала, что штука эта дорогая, даже дороже той деревянной руки-болванки, что хранилась в ее вещах.
Только вот изготовлены эти белые фигуры не из дерева, а из чего-то непонятного. Впрочем, ее недоумение быстро развеяла Магда:
— Вот сюда, леди, на скамеечку эту становитесь. Сейчас и для вас такой изготовим, а завтра и шить туалет уже начнем. Жюли, готовь раствор, видишь, леди устала с дороги. Побыстрее, детка…
Рядом с Магдой у стола хлопотала совсем молоденькая девушка лет пятнадцати. И совершенно неожиданно леди Мишель, глядя на уверенные движения Жюли, почувствовала, как медленно отпускает ее страх неизвестности.
А герцогиня, приняв ванну, сидела в удобном покойном кресле и, пока Бертин монотонно водила гребнем по просыхающим волосам, размышляла: «Главное — это люди вокруг. Не те, кого заставили служить, типа мадам Трюффе или Фанни, а те, кому со мной по пути. Очень уж хочется просто жить, а не отслеживать каждое собственное слово, боясь осуждения и непонимания. А девочка мне все же нравится… Надеюсь, она приживется».
Письмо баронессы Мёрль содержало различные сообщения. Что его королевское величество, слава Всевышнему, выздоровел и даже присутствовал на балу; что поездка по южным провинциям его высочества, наследного принца, утверждена и начнется в конце лета.
Кроме того, изрядное место занимали обычные придворные сплетни: кто на ком женился, кто родился в титулованных семьях, кто завел новую любовницу. О муже герцогини кратко сообщалось, что он отбыл к месту службы.
Глава 28
«Жизнь иногда бывает так насмешлива, — размышляла герцогиня, разглядывая Мишель в новом туалете. — Ведь девочка физически на год старше меня, но я ощущаю себя, скорее ее «тетушкой», чем ровесницей. Однако не воспользоваться её присутствием здесь будет весьма глупо.».
В новой одежде леди Мишель сплелось многое. И нежелание самой Анны носить корсет, и боязнь слишком сильно нарушить правила, и страх остаться совсем уж одной, не принятой людьми. Разумеется, никто кроме самой Анны этого не видел, но она-то понимала, что ставит сейчас эксперимент.
Именно из-за страха первая «волна» мимикрии под местную моду была довольно скромной. Анна немного изменила эспанские платья, перестала носить парики, воротник-раф, покрывать лицо косметикой. И на этом, в общем-то, все. Даже сейчас на герцогине три нижних юбки, и одна из них прошита металлическими кольцами. Да, они поуже, чем носили в Эспании, но также неудобны.
На юной фрейлине она решила оторваться по-полной. Девушка стояла перед ней, нервно поправляя непривычную одежду и робко заглядывая в глаза патронессе. Самой Мишель герцогиня казалась удивительной женщиной: такая молоденькая, а уже столько знает! За то время, что возились с необычным туалетом, фрейлина убедилась, что кроит леди Анна с удивительным мастерством. Но даже не это вызвало такой восторг девушки. Образование — вот что сквозило в каждом слове патронессы.
Герцогиня знала не только франкийский, на котором разговаривала с легким приятным акцентом, она знала еще и эспанский, бывший ей родным, и латиницу, на которой писали старинные молитвенники. Герцогиня Анна умела рассказывать о разных вещах, которые не имели прямого отношения к сиюминутным потребностям. Например, сказки, легенды и стихи. Каждый ее визит в мастерскую приносил с собой искорку чуда.