— В дороге, почтенная госпожа, бывает скучно. Мы много болтали с мадам Трюффе…
Анна крошила в тарелке нежнейший омлет и думала о том, что Трюффе ни разу не посещала ее четверги. Конечно, в городке, возможно, и болтали об этих сборищах…
— Месье Шапут, что говорит доктор о здоровье вашей жены? — вежливо осведомилась мадам Берк.
— Ей, несомненно, уже лучше. Возможно, к моему большому огорчению, мы скоро вынуждены будем покинуть гостеприимный кров вашей светлости, — ответил он почему-то не мадам Берк, а Анне, которая внимательно смотрела на него.
Герцогиня оторвалась от еды и торопливо, простым карандашом, написала несколько слов на клочке бумаги, вынутом из кармана. — Фелиция, подойди ко мне, — и, отдав развернутую записку фрейлине, спросила: — Ты все поняла?
— Да ваша светлость, — поклонилась юная фрейлина и выскользнула за дверь. По окончании завтрака герцогиня объявила:
— Дамы, не расходимся. Сейчас мы все идем проведать бедную больную. Тем более, что ей уже значительно лучше, как сказал месье.
— Ваша светлость! — всполошился заботливый муж. — Но доктор пока не разрешил ей вставать! Как только можно будет это делать, я немедленно…
Анна, как будто и не слыша слова месье, двигалась в сторону коридора. Мадам Берк и леди Мишель шли за ней след в след, а мадам Селин торопливо повисла на руке месье де ля Шапута, говоря:
— Не стоит пугаться, месье. Право, не стоит! Мы просто пожелаем бедняжке скорейшего выздоровления и тут же уйдем! Согласитесь, герцогиня оказывает честь вашей жене, вашей бедной Луизе. Это должно подбодрить бедняжку.
Уже подходя к комнатам, где остановились гости, Анна и фрейлины услышали веселый громкий смех: бедняжка мадам Шапут оказалась не в таком уж плачевном состоянии, как следовало ожидать.
Весьма пышных форм дама, румяная и все еще весело улыбающаяся, завтракала за столом в утреннем капоте, с неприбранной головой. Для больной это, возможно, было вполне допустимо. А вот наличие папильоток[28] на голове — нет.
Компанию ей составлял крупный, пузатый мужчина в белой рубахе и потертом жилете. На врача он походил еще меньше, чем мадам де ля Шапут на больную. Да и завтракать в обществе пациентки без камзола врач не мог — это, безусловно, нарушало все нормы приличия.
Невысокая крепкая горничная, застывшая в дверях комнаты, держала перед собой поднос, заставленный грязной посудой. Пустой грязной посудой. Съедено было все: и омлет, и нежная рисовая каша с изюмом и цедрой, и холодная нарезка ростбифа, копченого окорока и двух сортов сыра. А перед мадам стояли булочки и парящая чашка с чаем.
— Как интересно… — проговорила Анна, заметив, как с лица женщины сползает улыбка.
В коридоре послышался топот и в комнату, аккуратно отодвинув фрейлин, вошел капитан Ингер в сопровождении солдат.
— Капитан, арестуйте этих людей. — спокойно приказала герцогиня.
Глава 43
Записку дофину вызвалась передать мадам Селин:
— Поймите, ваша светлость, быстро это сделать не получится, не так я высокородна, чтобы иметь доступ к наследнику престола. А вот общие знакомые с мадам Нерисс у меня есть. Про любовницу дофина говорят, что она весьма неглупа. Так что записку она передаст.
Записка, надо сказать, вылилась в полноценный доклад о событиях. Анна под руководством мадам Берк описала все в деталях и не забыла добавить, что ввела эту «семейную пару» в дом мадам Трюффе.
«… вы же понимаете, ваше высочество, не доверять работнице моего мужа у меня не было никаких оснований…»
Допрашивать пленных она даже не стала: пусть этим занимаются те, кому нужно. На этом настояла мадам Берк:
— Конечно, хотелось бы понять, кто они и что хотели, но… Знаете, ваша светлость, есть тайны, которые лучше не знать. Если дофин сочтет возможным, он расскажет вам. А если нет, то и не нужно.
Через три дня на четвертый рано утром под проливным дождем прибыл дворцовый офицер с отрядом, который и увез пленников. Герцогине он передал записку от дофина, где тот одобрял все ее действия.
Вот после отъезда пленных Фелиция и завела разговор:
— А все же, хотелось бы понять, что им было нужно.
— Меньше знаешь, малышка, крепче спишь, — недовольно буркнула мадам Берк.
— Но ведь мы знаем его имя.
— Ну и что? Да он мог любым назваться! Может быть, они просто грабители.
— Нет! — Фелиция даже головой помотала от избытка чувств. — Просто грабители не сидели бы здесь шесть дней! Просто грабителей не привела бы в дом мадам Трюффе! Значит, назваться чужим именем он не мог. Он дворянин де ля Шапут. А значит — у него есть семья, родственники и прочее…
— Точно! — от неожиданности мадам Берк несколько неприлично-звонко шлепнула себя по лбу. — Точно, малышка! Ты — большая умница!
Анна растерялась, хоть и старалась не показывать этого. Однако мадам Берк вдруг на ходу “переобулась” и, строго посмотрев на Фелицию, сказала:
— Ты действительно умница, Фелиция. Но искать мы ничего не будем! Это не нашего ума дело. Если его высочество сочтет нужным, он нам расскажет. Понятно?
На том разговор об арестованных и затих, вернувшись к домашним мелочам. Обсуждали завтрашний вечер — четверг. Ожидался визит мадам Вальян. Анна мечтала чем-то порадовать гостей и складывала в голове строки под тихую беседу фрейлин. Думать о неприятном просто не хотелось. И все равно строки получались грустные:
В ночном дожде, что обнимает сад,
В его спокойной музыке капельной,
Слышны стихи, что только предстоят,
И ноты самой первой колыбельной.
Аллеи, и пустынны и темны,
Вздыхают, вспоминая день погожий.
Но может он, хоть эхом глубины,
Какая ныне, обладать не может?
И так волшебно, взгляд не отводя,
Смотреть, как ночь, творец неугомонный,
С листвы снимает бусины дождя,
И полнит лужи чернотой бездонной.[29]
Анне же, уже перед сном, будучи в кабинете патронессы, мадам Берк сочла нужным пояснить:
— Родовая книга, ваша светлость. Девочка говорила про нее. Здесь, в библиотеке, она тоже есть. Думаю, и в Эспании у вас были такие. Так вот, я полистаю книгу и, может быть, найду ниточки. Девочкам знать об этом не нужно. Дофин допросит и будет помнить, что мы не разговаривали с пленными, следовательно, ничего не знаем. Но самим-то нам хорошо бы понимать, откуда ветер дует.
Родовая книга оказалась огромным толстенным талмудом в переплете из уже чуть полысевшего по краям черного бархата. Страницы были исписаны убористым почерком писцов, но было и некоторое количество типографских вклеек. Мадам поясняла Анне:
— Раз в году в книгу вносят изменения. Раньше за таким следили сами хозяева библиотек. Теперь же королевская типография торгует вот такими листочками. Их можно разрезать на полоски и вклеивать на нужное место.
Система показалась Анне не слишком удобной, тем более, что последние пару лет никто не занимался этим, и сейчас куча распечатанных данных была стопкой сунута между страниц книги.
На ближайшие несколько дней мадам Берк почти выпала из жизни. Она сидела в кабинете Анны, щелкала ножницами и бормотала себе под нос:
— Та-а-ак… А новорожденного барона Лиможского — во-о-от сюда вклеим… Надо же… Старый Лепетье скончался! А я и не знала… А вот этот баронет чей сын, интересно?
Анна только радовалась, что ей не пришлось самой этим заниматься. Наконец работа была закончена и однажды вечером мадам Берк, дождавшись, когда младшие фрейлины отправятся спать, заговорила:
— Ничего хорошего, ваша светлость, я там не узнала… — Она глубоко вздохнула и продолжила: — Любовника вашей свекрови, из-за которого и случился скандал, зовут Андрэ Берст. Кстати, маркиза Беноржи — его родная сестра. Ах, да, я отвлеклась, простите, ваша светлость. У деда Андрэ Берста было трое сыновей. Я не буду вам рассказывать все детали, но у этого самого Андрэ есть двоюродный дядя — некто де ля Шапут…
— Именно дядя?
— Да, ваша светлость. И дядя этот сделал восемь лет назад непростительную глупость: женился на богатой простолюдинке. Но он овдовел около четырех лет назад. Так что кто была женщина, которую он выдавал за жену, я не знаю.
— Похоже, мадам Берк, вы думаете о том же, о чем и я…
Фрейлина неопределенно пожала плечами, очевидно не решаясь заговорить о своих выводах. Впрочем, Анне это было и не нужно — ниточки слишком явственно вели к ее свекрови.
Женщины еще немного посидели в молчании, а уходя спать, герцогиня тихо сказала:
— Я очень вам благодарна, мадам Берк… Очень…
Никакого отчета от дофина так и не поступило, но через несколько дней Анну пригласили во дворец днем, и в присутствии его величества начались переговоры о новой военной форме.
Пусть господин Дюпревиль и хмурился при каждом требовании герцогини, но в целом все двигалось весьма успешно. Более того, Анна ухитрилась повесить на государство закупку тканей.
Для нее это было важно: проверять лично каждую партию и ссориться из-за некондиции с поставщиками — слишком хлопотно. А уж на требование Анны выделить недалеко от усадьбы кусок земли под мастерскую не возразил даже скуповатый министр финансов.
Так что с начала лета началась скоростная стройка мастерской и складов для готовой продукции. Мастерская выходила недешево — Анна требовала огромные двойные окна.
— Иначе швеи будут слепнуть. А если стекло поставить в один слой, дом будет просто не протопить: зимой они замерзнут.
Тут даже министр торговли проявил недовольство, и Анна, плюнув, оплатила второй слой стекла сама, чем повергла герцога Валионе в искреннее изумление:
— Конечно, это очень любезно с вашей стороны, герцогиня… Но все же несколько необычно. Вы точно поняли, что казна не оплатит эти стекла?
— Да, я все поняла. Но поскольку шитье и раскрой лежат на мне, то я решила, что лучше потратиться один раз на стекло, зато не придется менять мастериц каждые несколько лет. Поймите, ваша светлость, опытные швеи на дороге не валяются. Мне придется их всех обучать. Глупо терять людей из-за собственной скупости.