После такого Мила неимоверно боялась увидеть Виктора, хотя и понимала, что это в любом случае произойдет. Утром на кухне его не оказалось, а когда он чуть позже появился – ее волнение уже заметно улеглось, поскольку девушка была увлечена рассказом об усадьбе, в которой ей довелось побывать.
– И как там? – спросил Кристап.
– О, там просто фантастика! На каменной кладке стен сохранились следы копоти, дыма, дореволюционной побелки. Есть камин!
– А почему она так называется – усадьба Розель? – говоря, Кристап намазывал масло на ломтик батона.
– Не знаю, – ответила Мила. – Может быть, у названия тоже есть какая-то история?
– Слово, похоже, французское, – рассуждал молодой человек. – Надо глянуть значение.
Остальные в разговоре участия не принимали. Маша молча ела, опустив лицо к тарелке. Элина сидела на диване и гладила расположившегося у нее на коленях котенка, отчего-то бросая тревожные взгляды на мужа. Как бы ни заподозрила ничего – мелькнула у Милы мысль. Но, с другой стороны, той и самой есть что скрывать. Видимо, поэтому и переживает. Виктор же, едва вошел – достал сигареты и закурил, отвернувшись к окну. Погруженный в собственные мысли, он все время молчал. Но, кажется, никто кроме Милы, этого не заметил. Рассказ журналистки о поездке в усадьбу должен был бы заинтересовать Айварса Эженовича. Однако тот без конца говорил по телефону и, как следствие, почти не слушал. Интересно, как прошла встреча отца с дочерью? Судя по следующей сцене – не очень радостно.
– Машутка, ты почему так плохо ешь? – спросила у девушки Элина, пододвигая к ней тарелку с ветчиной и сыром.
– Фу, не называй меня так! Это слово похоже на «мошонку», – неожиданно вспылила Маша, и дернулась, словно ужаленная.
– Что ты несешь! – Юрьянс отвлекся от телефонного разговора и сурово взглянул на дочь. – Пошла вон из-за стола!
Девушка встала и демонстративно вышла из кухни. Виктор проследил за сестрой взглядом, но остался безмолвен. Все время, пока завтракала, Мила не переставала украдкой поглядывать на него, стоящего в противоположной части кухни к ней спиной. Рядом на подоконнике стояла чашка кофе и пепельница. Мужчина на нее не обращал внимания. Журналистка была обескуражена таким его поведением. Видимо, она его разочаровала тем, что сбежала, как закомплексованная трусиха. От этих мыслей вновь обострились испытанные вчера эмоции. Мила вздохнула. Самое обидное, что она позволила себя целовать и раздевать! Что он теперь думает? Хоть собирай вещи и беги отсюда. Но тогда уж точно она будет трусихой. Пора взрослеть и осознать, наконец, что во взрослой жизни люди ведут себя именно так – нравятся друг другу, спят друг с другом и не пугаются этого, как чумы. Стыдно было признать, но у нее кроме Олега и не было-то больше никого. Хотя ничего не значащие симпатии имели место, и мужчины за ней активно ухаживали. Мила не считала себя дурнушкой, а окружающие нередко отмечали, что она красива. Так может пора перестать по привычке хранить верность бывшему мужу? Смешно же! Вон даже люди в браке себе позволяют намного больше, чем она, свободная молодая и красивая девушка.
…Позже выяснилось, что Лалин не ночевал дома. Мила была очень уязвлена этим. И теперь то, как поступил с ней Виктор, больше не казалось ей унизительным. Захотелось забыть о работе, обо всех этих чужих тайнах, которые ей открылись, об Олеге, наконец. Она решила набраться смелости и поехать с Виктором в Резекне. Не спать же с чужим мужем под боком у его жены!
За весь день Мила никак не могла придумать предлог, под которым можно было бы зайти к Виктору. Наконец, вечером она услышала, как кто-то прошел по коридору, и хлопнула дверь библиотеки. Надеясь, что это именно тот, кто ей нужен, девушка поспешила туда. Одетая в тот же короткий халатик с запахом, что и вчера, она тряхнула своими темными волосами, чтобы придать им небрежный вид.
Девушка неслышно ступила в комнату и прикрыла за собой дверь. Виктор, судя по всему, искавший на полках какую-то книгу, обернулся и окинул ее рассеянным взглядом. Ничего не сказав, он продолжил поиски, водя пальцем по корешкам.
– Я хотела поговорить, – тихо сказала журналистка, покусывая от волнения губу.
Со стороны это выглядело довольно соблазнительно, как она успела заметить в зеркале на стене.
– О чем? – не поворачивая головы, спросил Виктор.
Неужели он смущен? Трудно было поверить, но, судя по всему, этот грубиян действительно сейчас испытывал именно смущение. Так может утром на кухне он молчал и все отворачивался именно поэтому?
Мила, сделав несколько шагов, присела на край натертой до блеска столешницы.
– Хочу поехать в Резекне. Отвезешь меня?
Как же глупо все это звучало! Но ходить вокруг да около она не умела. Лучше уж сразу расставить все точки над i.
– Я? – удивился он, а потом посмотрел на нее как-то по-новому, словно его осенила догадка. Губы Виктора тронута усмешка. Едва заметная. Буквально на секунду. И он ответил:
– Отвезу, если хочешь, – и добавил, – завтра.
При этом он как-то ехидно прищурился, и осмотрел ее скользящим взглядом снизу вверх, будто оценивая.
– Хорошо, – девушку бросило в жар, и она поспешила к выходу.
– Мила!
Та обернулась.
– Ты очень красивая женщина.
Она в нерешительности остановилась. А он вдруг сложил пальцы в форме пистолета, направил на нее, имитируя выстрел, и повторил:
– Очень.
– Спасибо, – только и нашлась, что пролепетать журналистка, после чего выскочила в коридор.
И уже там услышала его тихий смешок. Смущался, как же… Вот же наивная. Он все понял! И завтра случится неизбежное…
Виктор вышел из машины и подал ей руку. Они шли по улице, и она опиралась на его локоть. Мила старалась не встречаться взглядом с мужчиной, испытывая запоздалое чувство стыда и неловкость.
– Куда мы идем? – наконец нарушила молчание девушка.
– Просто гуляем. Тебе ведь это надо было – проветрится?
– Ну да, – тоскливо протянула она, решив, что либо Виктор совсем не понимает намеков, либо из нее никакая соблазнительница, либо… он просто решил с ней не связываться. Последний вариант был верен. Юрьянс-младший дураком никогда не был и хорошо видел странные взгляды, которыми порой обменивались Олег и Мила. Быть третьим лишним, которого используют для мелочной мести мужчине, уж точно было не по нему.
– Вы давно женаты с Элиной? – вдруг спросила Мила.
– Четырнадцать лет, – нехотя ответил Виктор.
– А когда вы переехали в Европу?
– Уже больше семи лет прошло.
Причину переезда журналистка выяснять не решилась, вместо этого задав другой вопрос.
– Почему ты ударил Машу?
Ей показалось, что мышцы Виктора под тканью куртки напряглись. Но ответил он вполне спокойно.
– Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката.
– А если без шуток?
На вопрос мужчина так и не ответил, отделавшись коротким: «Не важно. Она заслужила». Тогда журналистка сказала:
– Ладно, не хочешь – не говори. Виктор, вы с Олегом так конфликтуете… Я хотела тебя попросить перестать его провоцировать. Ты его совсем не знаешь. Он очень хороший человек. И, между прочим, он пианист!
Мужчина внимательно слушал ее, не перебивая, а когда она закончила говорить, в насмешливой форме бросил:
– А, ну тогда понятно. Это все меняет.
Уловив в его тоне сарказм, Мила хотела еще что-то сказать, но передумала. Она вспомнила, как еще недавно так же защищала самого Виктора перед бывшим мужем.
– Элина тоже когда-то играла. Правда, дальше музыкальной школы дело не двинулось, – мужчина спрятал руки в карманы.
Становилось уже довольно зябко.
– И почему у тебя ссадина на брови? Или тоже без адвоката не скажешь?
– Это была месть за обиду прекрасной дамы.
–То есть?
–Сцепились с Кристапом, когда ты ушла. Он решил, что я тебя оскорбил.
– Что? – Мила, не веря своим ушам, заглянула Виктору в глаза, чтобы разобраться, не шутит ли он снова.
Но тот был серьезен и до крайности спокоен. Кристап подрался из-за нее с Виктором? Вот уж новость так новость! Конечно, неприятный был инцидент, но драки он не стоил, не в девятнадцатом же веке они живут, чтобы дуэли из-за косого взгляда устраивать. Мила давно заметила, что Юрьянс-младший словно бы раздражает Кристапа. Видно, тот просто нашел повод выместить свою злобу. Было неприятно, что этим поводом послужила она.
Дальше шли под руку и молчали. Все-таки Резекне был необычайно красив! Мила с наслаждением вдыхала свежий после дождя воздух, пропитанный запахами духов, выпечки, мокрой листвы и асфальта. По сравнению с нищей Латгалией Резекне являл заметный контраст. По количеству новостроек, а также всевозможных развлекательных заведений и учреждений культуры он уступал только Риге и Вентспилсу. Не зря именно Резекне, а не Даугавпилс считался негласной столицей Латгалии. И хотя город выглядел, как на послевоенных фотографиях, в нем было мало современного стекла, неона, модных вывесок и афиш, Миле этим он и нравился. Они шли по главной улице Атбривошанас к площади Единства. Уже было видно костел Страданий Девы Марии, построенный в 1938 году. Внимание Милы привлек памятник Латгальская Мара. Это был главный памятник Резекне, символизирующий единение трех областей Латвии – Видземе, Курземе и Латгале. Тут же, рядом с площадью находился отель «Латгалия», в котором журналистка планировала поселиться, если бы уехала из дома Юрьянса.
– Я люблю небольшие городки. Они, наверное, в любой стране очаровательны, и в любое время года, – Мила крутила головой по сторонам, чтобы успеть рассмотреть все в деталях. Фотографировать при Викторе стеснялась – еще начнет критиковать, с него станется.
– По сравнению с Ригой это глубокая провинция, – заметил мужчина.
– Ну и что. Зато здесь нет этой бессмысленной суеты, столичного шума. Мне кажется, в маленьких городках характер страны ярче проявляется, и менталитет жителей тоже. Я читала, что раньше этот город назывался Режица.