– О, так вот ты где? Виктор, прости, я его украду. Милый, пойдем.
– Подожди, я разговариваю.
Но под взбешенным взглядом Юрьянса-младшего ее так и подмывало сделать это: Мила нежно приникла к бывшему мужу и интимным голосом промурлыкала:
– Ну пойдем.
– Надо же, какая любовь… А еще недавно передо мной готова была ноги раздвинуть, – едко бросил Юрьянс-младший, повернулся и покинул комнату.
Милу словно кнутом полоснули. Глаза Олега стали холоднее антарктического льда, когда он посмотрел на нее. Потом медленно отвел от себя ее руки и отступил к выходу.
– Олег, послушай, – жалобно проговорила девушка, пытаясь его остановить.
– Я даже слышать ничего не хочу…
Он вышел. А Мила, гонимая болью, обидой и гневом, помчалась в спальню Элины и Виктора. Юрьянс-младший едва успел туда войти, когда она вбежала следом и бросилась на него с пощечинами.
– Зачем? Зачем ты это сказал?! Я тебя ненавижу!
Она умудрилась дважды ударить его по лицу прежде, чем он опомнился и схватил ее за руки. – Потому что это правда. Угомонись, а то и я ударить могу, – спокойно сказал мужчина, чем еще больше разозлил ее.
– Не сомневаюсь. Уверена, ты и на это способен! Ты жестокий, тебе плевать на чувства других! Поэтому не удивляйся, что и другие не щадят тебя, – она на секунду замолчала, словно колеблясь, а затем, глядя прямо в его темные ненавистные глаза, произнесла:
– Твоя жена тебе изменяет!
На Виктора будто разом обрушилось небо, так он поник. От былой решимости во взгляде не осталось и следа. У Милы в груди что-то сжалось при виде него вот такого. Она хотела выбежать, но он задержал ее, взяв за плечо.
– Стой. Откуда ты знаешь? – голос его звучал глухо, как сквозь толщу воды.
– Я видела.
Дом Яниса Юрьянса стоял на отшибе, но даже сюда в это утро доносились звуки деревенского радио. Звучала какая-то немецкая песня. Рупорный громкоговоритель немцы стали использовать для пропаганды почти сразу после того, как пришли.
Иван открыл глаза. Между досками сарая пробивались лучи летнего солнца. Благо, спать здесь, зарывшись в солому, было тепло. Илга пошевелилась во сне, забавно ворча, ресницы дрогнули, и девушка тоже открыла очи. Сначала зажмурилась, потянулась, а потом поглядела на капитана, и ее губы сложились в улыбку.
Лалин решил уходить этой ночью. Со стороны Резекне было неспокойно. Авиация уж больно разошлась – гул самолетов не смолкал, и то и дело слышались взрывы. Город бомбили. Да и здесь немчура зашевелилась. Машины туда-сюда шныряли, мотоциклы, гудела колесная и гусеничная техника. Видать, крепко их прижали.
День в сарае тянулся бесконечно долго. Выходить Иван не рисковал – если фашисты заметят, он даже застрелиться не сможет, ведь его оружие было спрятано вместе с формой. Илга сбегала в дом, сварила картошки, оставшейся от прошлогодних запасов, напекла лепешек, сорвала в чудом уцелевшем, уже поросшем бурьяном, огороде несколько огурцов.
Лалин попросил ее принести его одежду, спрятанную в доме под полом. Она просьбу выполнила, но при этом насупилась так, что было очевидно – затаила обиду. Стал выяснять, что произошло. Оказалось, поняла, что он уходить собрался, и хотела идти с ним. Куда он с девчонкой? Самому было бы проще. Особенно если на немцев наткнется. А ежели удастся к своим попасть, потом что с ней делать? Не возьмешь же ее с собой в часть. Разве что машинисткой пристроить или в госпиталь санитаркой. Не хватало еще, чтоб сослуживцы шептались, будто капитан любовницу привел. В части ведь все в курсе уже, небось, что у него Катерина есть. Но и оставить Илгу здесь одну было бы предательством.
Еще не давал покоя Чиж. Знать бы точно, что с ним. Если в плену – помочь он не сможет. А если ранен или отсиживается где-то? Тогда уходить без него нельзя. Хотя был бы жив, наверное, уже нашел бы способ об этом сообщить? Не факт. Может, тоже сидит на каком-нибудь чердаке или в сарае, а вокруг фашисты.
Сумерки в этот день словно бы медленнее опускались на деревню. Иван переоделся в галифе, надел гимнастерку и сапоги. Он как раз застегивал ремень, когда медленно, с тонким скрипом, отворилась дверь сарая и вошла Илга. Одета она была в мужские штаны и рубаху, за плечом держала небольшой узелок – наверное, собрала еды в дорогу. Волосы ее были убраны в тугую косу, свернутую затем в узел на затылке.
Вокруг стояла такая тишина, что страшно было даже шаг сделать, чтоб ее не нарушил хруст соломы под ногой.
– Пойдем, – тихо сказал капитан.
Девушка вцепилась в его ладонь. Их пальцы переплелись, и они вышли на улицу. Иван старался держаться по-над заборами, в тени домов. Выходить на открытую местность даже ночью было рискованно.
Когда добрались до леса, оба вздохнули свободнее. Самая опасная часть пути преодолена. Чем глубже они будут продвигаться в заросли, тем меньше вероятности быть замеченными.
Илга не решалась сказать ни слова, Иван тоже сосредоточенно молчал. Он снова и снова прокручивал в голове уже тщательно обдуманный план. Они зашли в деревню с западной стороны, там их самолет и упал. Значит, двигаться следует туда же, в сторону Режицы. Лалин действовал интуитивно, он пока еще не знал, что именно сегодня, 26 июля, войска Красной Армии сломили последний рубеж обороны противника на пути к Режице и заняли позиции невдалеке от города. Наступлению предшествовали налеты советской авиации на вражескую оборону. Именно эти звуки и слышал ночью капитан. Летчики из авиационной дивизии Лалина, благодаря ночным бомбардировкам, значительно облегчили наступление советских войск.
С собой у капитана был пистолет и штык-нож. Этого вооружения явно недостаточно. Но ему ничего не оставалось, как надеяться на удачу. И еще он вынужден был признать, что Илга молодец – не жалуется, не докучает вопросами. Вот и небо посветлело – тучи разошлись, открывая луну. И на душе у капитана вдруг сделалось легко. Он отчего-то был уверен, что все закончится благополучно.
Шли уже часа полтора, когда Лалин понял, что заблудился. Понял по каким-то едва уловимым знакам. Вроде видел уже и ветку эту надломленную, и большой муравейник… Илга поняла его растерянность. Огляделась вокруг и вдруг произнесла полушепотом.
– Я знаю, где мы. К Режице смогу вывести. Ты ведь туда идешь?
Он кивнул. Приходилось довериться этой совсем юной девчонке, положиться на судьбу и просто идти за ней.
Со стороны деревни все также не раздавалось ни одного звука. «Точно вымерли все», – в который раз подумал капитан. Даже немцы в эту ночь притихли. Лишь отдаленные глухие взрывы напоминали, что рядом идут бои.
…Просвет между деревьями вдруг закрыла тень. Перед Иваном возникла темная фигура, которую он не успел рассмотреть, потому что его в тот же момент ударили прикладом по спине, и он рухнул на землю. Его окружили человек пять – лица у всех изможденные, заросшие щетиной, волосы всклоченные, грязные.
Иван зажмурился от света фонарика, направленного в глаза, когда его перевернули.
– Глядите, форма наша. Летчик! Это не фриц! – заметил кто-то.
– Товарищ капитан! – услышал Иван знакомый голос.
Над ним склонился Максим Чижов.
Оказалось, что это были беглые военнопленные.
– Немцы что-то засуетились, – стал рассказывать Чиж, когда уселись вокруг чуть тлеющего костра (сильнее разжигать не рисковали). – Видно, командование собирается отсюда уезжать и технику перегоняют. Может, оставят только комендатуру. Нас почти не охраняли. Так что у кого силы были, решили бежать. Тяжелораненые и истощенные остались. Мы часовых прикончили, так что два автомата и несколько гранат есть.
Потом разделили прихваченную Иваном и Илгой еду – каждому вышло по картошине и куску пресной лепешки. Но люди были рады хотя бы такому перекусу.
Позже Максим позвал Лалина за собой и отвел подальше, за деревья. Оглянулся, кивнул в сторону сидевшей на бревне спиной к ним Илги, и прошептал:
– Ты, капитан, в курсе, что это она нас сдала фашистам?
Глава XV
Мила уехала рано утром. Оделась максимально удобно, прихватила рюкзак и быстро сбежала вниз по ступенькам, в надежде, что никого не встретит. К счастью, в доме было тихо.
Полночи она переписывалась в интернете с новым знакомым Максом Новохатским, перед этим пересмотрев практически все видео на его Ютуб-канале.
– Где-то там фашисты спрятали ящики с золотом. Нам нужно все обыскать. Я не уеду, пока не найду хоть каких-то следов, – говорила девушка Максиму по телефону, уже спеша к остановке общественного транспорта.
Тот должен был забрать ее в условленном месте. Миле все же удалось уговорить парня еще раз наведаться в усадьбу. Судя по собранной ею информации, легенда о кладе вовсе не была легендой. И не только это привлекало Милу в том старом здании. Уже даже не для Юрьянса, а для того, чтобы разобраться, выяснить все тайны этой странной семьи, Мила с головой окунулась в расследование.
Она понимала, что о Лалине теперь можно забыть. Когда-то, еще в начале их отношений, он рассказывал, что его бывшая девушка все не могла определиться, с кем ей быть, и периодически отвечала на звонки еще одного ухажера. Узнав об этом, Олег без всяких объяснений выставил ее вон вместе с вещами.
Сейчас Мила старалась не думать ни об Олеге, ни о Викторе. Последнее ей вообще давалось с трудом, поскольку она чувствовала свою вину перед ним. В запале сказала ужасные вещи, и кто знает, к чему это теперь приведет.
Информация о нацистском золоте удивила и взволновала Макса. Сам он впервые слышал о таком. Уже сидя в машине, девушка достала из рюкзака папку со всеми собранными документами, показала ему дневник Яниса Юрьянса и письмо Ивана Лалина, адресованное невесте.
– Похоже, на счет золота ты права, – задумался Максим. – Но пока я даже не представляю, где его искать. Дом я вдоль и поперек облазил. В подвале? Сама видела, как там все запутано и сколько коридоров…
– На месте разберемся, – оптимистично улыбнулась Мила.