– Зачем ты вернулся! – грозно воскликнул Юрьянс, первым взявший себя в руки.
– Заподозрил, что тут что-то не так, когда ты умчался якобы по срочным делам! – ответил ему сын. – И, по всей видимости, успел вовремя. К чему ты это устроил? Я же сказал, что найду деньги для Маши!
– Да ничего ты не найдешь, – в голосе мужчины проскользнула неприкрытая издевка. – Ты неудачник. Как я мог такого воспитать? Если бы не я, никакой работы в Германии тебе не видать, как собственных ушей. И куда бы ты сунулся со своей профессией, океанолог? Даже твою женушку трахает другой. Что, неприятно такое слышать при любимой бабе?
Мила, оглушенная всем происходящим, казалось, не слышала ни слова. Сидела, глядя перед собой. А вот Олег метнул на Виктора короткий взгляд.
– Хорошо, что ты мне не сын, а то мне было бы стыдно. Может, и Ивар не твой?
Виктор сжал кулаки и смотрел на стоявшего перед ним человека с ненавистью.
– Ивар похож на меня, – спокойно вымолвил мужчина.
Он пытался говорить ровным голосом, хотя чувствовал себя паршивее некуда.
Юрьянс-младший сделал шаг в комнату, и в следующий момент его груди практически коснулось дуло пистолета, который все еще держал в руках профессор.
Айварсу Эженовичу, несмотря на то, что его странный план трещал по швам, пока еще удавалось держать лицо. Но с появлением Виктора будоражащий страх и оцепенение, сначала завладевшие журналисткой, постепенно отступили. Мила повернулась скорее на автомате, чем осознанно. Чтобы понять смысл прозвучавших из уст профессора слов, понадобилось некоторое время. Переволновавшаяся девушка кусала губы, а потом вдруг воскликнула:
– Да как вы можете?! Как вам не стыдно такое говорить? Бог дал вам прекрасного сына! Другого у вас нет!
– Ух, какая страстная защитница! – кивнув в ее сторону, хохотнул Айварс Эженович.
В глазах профессора снова зажегся похотливый интерес. А Виктор медленно взял пальцами ствол пистолета и опустил его вниз, чему Юрьянс не препятствовал.
– Ты что, знал, что он задумал сделать? – обратилась к молодому латышу журналистка.
Щеки девушки стали пунцовыми под его пронзительным взглядом, и она стушевалась из-за слишком явственного ощущения абсолютной наготы, нахлынувшего на нее.
– Догадывался.
– Поэтому и сказал, что подозреваешь, что за всем этим кроется? – снова задала вопрос Мила, пытаясь побороть собственное смятение.
Мужчина ничего не ответил.
– А сам-то ты? – вдруг набросилась на него с упреками девушка. – Думаешь, я ничего не знаю? Еще когда мы ездили в усадьбу, я выяснила в церкви, кто были прежние хозяева дома. Это же были вы! Почему ты скрыл правду?
– Потому что это тебя не касается, – проговорил Виктор, и то, как он помрачнел, не осталось незамеченным.
– Пусть так, – согласно кивнула журналистка. – Но ведь можно продать усадьбу.
– Ты смеешься? Кому нужен такой большой дом и участок земли в латвийском захолустье?
– Какому-нибудь любителю кладов, вроде твоего так называемого отца, – ответила Мила. – Ты же знал про легенду о немецком золоте?
Девушку неожиданно осенила мысль, что во всем этом потоке признаний и предложений она совсем забыла рассказать Олегу о том, что все-таки было в ящиках. Поглядела на Лалина. Тот выглядел странно бледным. Наверняка плохо себя чувствовал. Из-за неподвижной позы и пережатого веревками кровотока давала о себе знать боль в поломанной руке.
– Слышал эту историю, но никогда не относился к ней всерьез.
Тогда Мила посмотрела на Юрьянса-старшего.
– А почему вы у матушки не спросили, где находится золото, и что стало с вашим дедом? Она же, как оказалось, не так давно умерла.
– Мама мне и рассказала обо всем. Где точно скрыт клад – не знала. И всю жизнь не хотела это вспоминать, потому что та история связывала ее с летчиком.
– Но она же не могла не знать, что ее внук живет там, где это золото предположительно спрятано?
– Знала, потому и сказала мне все-таки. Надеялась, что я найду клади вылечу Марию. Мать была железной женщиной, мужиком в юбке, настоящей императрицей. Но во внучке души не чаяла. Она все мечтала вылечить девочку, даже сердце ей хотела свое отдать…
– При этом она не хотела, чтобы про сокровища узнал нелюбимый, потому что не родной, внук? – усмехнулась Мила.
– Может быть и так. Виктора она недолюбливали, это правда. Хотя, поверьте, сам я в существование этого клада никогда не верил. Мало ли, что в ту ночь могло померещиться вашему капитану. И как теперь выяснилось, я был прав. Вы вон все в эту усадьбу катались и что, нашли что-нибудь в итоге? Нет!
Мила обратила внимание, что Олег с Виктором обменялись странными взглядами, потом Олег едва заметно кивнул. Когда Юрьянс, продолжая говорить, остановился подле него, Лалин вдруг резко выбросил вперед ногу и тот рухнул от неожиданной подсечки. В ту же секунду раздался выстрел. Но девушка не успела испугаться – ее вместе со стулом повалил на пол Виктор и закрыл собой. Мила услышала его горячее дыхание, гулкие удары сердца и головокружительный аромат мужского парфюма. Ее собственные дыхание и сердце сбились с привычного ритма, что неудивительно в такой ситуации. В голове после всего произошедшего был полнейший сумбур. Айварс Эженович неподвижно лежал на полу лицом вниз…
– Вы его хоть не убили? – тихо спросила журналистка, пытаясь выглянуть из-под руки Виктора.
Наконец тот встал и легко поднял стул вместе с девушкой. Быстро развязал Милу, которая тут же бросилась к валявшейся на полу рубашке Олега и натянула ее. Лишь после этого стала отвязывать Лалина. Виктор же склонился над Юрьянсом.
– Он без сознания. Наверное, сильно ударился головой. Но череп вроде цел. Я бы «скорую» все же вызвал…
– Лучше психиатра, – неприязненно бросила Мила.
При падении она ушиблась коленом и локтем, но боль была терпимой.
Укладывая вместе с Олегом бесчувственного Айварса Эженовича на диван, Юрьянс-младший обронил, не поднимая глаз:
– Я думаю, нам надо объясниться.
– Не сейчас, – отмахнулся Лалин. – Потом успеем.
Мила, конечно, слышавшая колкие слова профессора, с жалостью отвернула лицо к окну. Она понимала – Виктор смутился. Олег был великодушен, щадил чувства соперника, это и радовало ее, но и унижало Юрьянса-младшего.
Как выяснилось, медицинская помощь нужна и Олегу. Из-за рывка в момент удара что-то сместилось в прооперированной руке, и необходимо было сделать рентген. В итоге Мила провела с Лалиным в больнице почти весь день, и его оставили там еще на какое-то время, поскольку у молодого человека случился сильный отек руки и поднялась температура. Как пояснил травматолог, это являлось следствием стресса и болевого шока.
Вернулась Мила поздно вечером. Виктор сидел в полутемной кухне и курил. Сумрак рассеивали лишь тусклая подсветка над мойкой и огонек зажигалки, когда он подкуривал очередную сигарету. Девушка могла поклясться, что когда вошла, он посмотрел на нее влюбленными глазами.
–Почему ты не рассказал, что это вы жили в той усадьбе? – тихо спросила она, опускаясь за стол рядом с ним.
Лицо Виктора потемнело и исказилось, словно от резанувшей изнутри боли. Взгляд на какой-то миг потерял связь с реальностью.
– Там погибла наша трехлетняя дочь Солвита. Элина не уследила за девочкой, отвлеклась на Ивара. Тот еще был совсем маленький. Девочка вышла на лестницу, споткнулась, покатилась по ступенькам и свернула себе шею. Жить там после этого было невозможно. Какое-то время мы сдавали дом, а потом вовсе его забросили.
Мила повернулась к мужчине, не смея произнести ни слова. Да и что тут можно сказать? «Соболезную»? «Мне очень жаль»? Она хотела что-нибудь сказать ему, но нужных слов не находила.
Они проговорили о тех событиях несколько часов.
– Так за это ты и винишь Элину?
Он помолчал какое-то время, а потом произнес:
– Знаешь, вот сам не пойму, что со мной. Она мне изменяет, а мне все равно… Хочется только одного – побыстрее развестись, и покончить совсем этим. А когда-то пел для нее под гитару «Ах, какая женщина». У нас была прямо-таки куртуазная любовь. Поклонение прекрасной даме и тому подобное.
Его голосу с трудом удавалось пробиться сквозь толщу ее собственных мыслей. В душе журналистки смешались жалость и нежность. В порыве чувств она мягко погладила его руку, а потом попыталась прильнуть к нему, но он отстранился.
– Не надо. Любите вы, девушки, подразнить и убежать. А мне потом что с этим делать? – он кивнул куда-то вниз.
Мила не могла пошевелиться, чувствуя, как сердце отбивает чечетку. Дыхание чуть сбилось, когда до нее дошел смысл слов мужчины. Казалось, щеки заалели ярче мулеты18.
– Прости меня.
– За что? – одна его бровь красиво изогнувшись, взмыла вверх, а рука с сигаретой на долю секунды застыла в воздухе.
– За то, что появилась.
Сейчас Мила поняла, кого ей так сильно напоминает Виктор. Он был очень похож на Атоса из советского фильма о мушкетерах!
Слава богу, в этот момент у него зазвонил мобильный, иначе девушка провалилась бы от смущения сквозь землю. Миле было хорошо слышно, что говорит собеседник Виктора. Это был лечащий врач Маши. Он сообщил, что той стало хуже, и ее повезли в операционную.
– Что? – воскликнул Виктор. – Но как?! У меня сейчас нет таких денег, чтобы сделать пересадку!
– Пока речь идет не о пересадке сердца, а о том, чтобы хоть немного потянуть время. Будем делать операцию на сосудах сердца.
– Обоже, – выдохнул Юрьянс-младший. – Вы уже делали такие операции? Вы гарантируете, что она останется жива?
– Этого вам никто не может гарантировать, простите.
После паузы голос добавил:
– Операция продлится от пяти до восьми часов. Потом девушка будет находиться в реанимации. До того момента, как она выйдет из наркоза, смысла звонить или приезжать нет. Поэтому ждем вас послезавтра утром.