И снова хохотнула.
Мария помялась, но всё-таки решила пока удалиться, неловко, бочком, втягивая живот, протиснувшись между косяком и торчащими коленками слабовменяемой, а то и вовсе невменяемой Лизы.
***
В Мухлово Маша вернулась уже под вечер, успев устать так, что перед глазами какая-то призрачная марля тряслась, а в ушах звенело тихонько. Никогда ещё самый обычный шопинг столько сил из неё не высасывал. Хотя, то, чем она полдня занималась, леденцовым словом «шопинг» называть и не стоило. Поездка по магазинам это была – вот как. Да не по пахнущим кондиционированной прохладой мегамоллам с кукольно-любезными продавщицами, а по нормальным таким, среднерусским «торговым точкам» с заездом на натуральный рынок. И чтобы ничего не забыть, в том числе уже купленное, в руки не помещавшееся, и чтобы везде успеть, и чтобы денег хватило, и чтоб в толпах-очередях не сомлеть.
Кстати, насчёт наличных. Дедуля-сверчок из «концтоваров» не обманул, никто карту не обчистил, лишнего не снял. Если, конечно, не считать лишним проценты, от суммы которых любой бы европеец в обморок грохнулся. Маше и самой от такой «комиссии» поплохело до желания приложить чем-нибудь тяжёлым забывчивый мухловский банкомат по лысине. Ведь ни словом же не обмолвился о том, сколько «обналичка» стоит, старый пень!
Тем странее, что от всей этой суеты госпожа Мельге получила удовольствие, несравнимое даже с посещением бутиков в компании Ирки. Только обратно добираться пришлось почти на автопилоте, точно Семёныч, хоть и не выпила ни капли.
А вот дома её ждал сюрприз в виде юного гения Тёмы, который мирно попивал чаёк на машиной веранде, удобно расположившись в плетёном кресле и почитывая книжку, взятую, кажется, из машинного же книжного шкафа.
– Здрасти, – поприветствовал хозяйку будущий краевед, даже не попытавшись встать и помочь Марии с пакетами и сумками, которые она едва ни волоком по дорожке тащила. Зато наблюдал с интересом и любознательностью истинного учёного. – Вы вернулись?
– Нет, я всё ещё там, – не слишком дружелюбно пропыхтела Маша, плюхаясь на нижнюю ступеньку крыльца.
– А я здесь, – обрадовал её Тёма. – Вы ушли куда-то, а дом-то не заперли. Мы газ наладили, а Алла Николаевна велела вас дождаться.
– А тут разве двери запирают? – вяло удивилась Мария.
– Да нет, – ещё больше удивился Тёма, шикарным жестом откидывая назад стильную стрижку. – Это мы уже так. Хотите чаю?
– Хочу, – не стала отнекиваться Маша. Чаю действительно хотелось, а ещё булку и в душ. Но до него только предстояло дожить и на это требовались силы. – И ты здесь целый день сидел?
– Да я тут… читал, – признался парень, застенчиво показывая Мельге обложку книги, которую он пальцем заложил.
«А. Толстой» – значилось на обложке – «Эмигранты».
– И как? – из ничем незамутнённой вежливости поинтересовалась Мария, покряхтывая и охая, перебираясь за стол.
– Интересно, – скромно признался студент, доставая из книжки что-то прямоугольное, тщательно завёрнутое в папиросную бумагу. – А вот я вам ещё карточку принёс. Вообще-то, это запрещено, конечно, всё же единица хранения, но чтоб вы своими глазами… Понимаете?
– Не очень, – отозвалась Мария, прихлёбывая довольно горячий, но странно и мгновенно освежающий чай – с мятой, что ли? – и косясь на карточку, точнее, на фотокарточку.
На ней были запечатлены двое мужчин – один в светлой, явно офицерской форме, другой в сюртуке; у первого усы были густые, залихватские, у второго пёрышками, но оба молодые и, наверное, по тем временам считающиеся привлекательными, на придирчивый же взгляд современной женщины какими-то чересчур зализанными. А перед ними на стуле сидела дама в белом платье и белой же шляпе. Такую вот Блок, наверное, и описывал в «Незнакомке»: «… дыша духами и туманами…»
Маша, отпивая из чашки, подцепила ногтём плотную картонку, переворачивая. На порыжевшей обратной стороне карточки темнел синим оттиском вид на реку, пароход и шпили какого-то здания. И ещё витиеватая надпись с ятями была: «Ателье Прохорова А.П. 1905 год».
Мария, приподняв брови, выразительно посмотрела на Тёму, тоже рассматривающего фотографию, вывернув голову.
– Андрей Бойнусов, который наследник, его друг Владимир Штейн и супруга Бойнусова Софья Николаевна, – почему-то шепотом пояснил краевед. – Девятьсот пятый год, как видите.
– А-а, – протянула догадливая Маша, – так вы опять про софочкины сокровища?
– Про них, – закивал парень. – Да неужели вам совсем не интересно? Ну да, я знаю, что вы мне скажите! А вот кому-то оч-чень даже интересно, между прочим!
Артём глянул на Марию победительно, прикрыв фото ладонью. Пришлось госпоже Мельге опять откапывать вежливость, а то нехорошо как-то выходило.
– Это, например, кому?
– Не знаю, – пожал плечами краевед и, сильно наклонившись над столом, опять зашептал: – Только вот на кладбище кто-то что-то недавно копал!
– Могилу? – тоскливо предположила Маша.
– Да какую там могилу! – отмахнулся Тёма. – Я вам точно говорю: клад и кроме меня ищут. Я ведь тоже с кладбища поиск начал. Ну вы же правильно тогда сказали: семейные склепы, то-сё. Только вот никаких подтверждений, что Штейн тут похоронен, нет. И скорее всего не тут. А вот жена его Варвара действительно здесь. Но только старые надгробья разрушены сильно, ничего не прочесть.
– И что?
– Да то, что у них то, у старых плит, недавно и копали! – досадуя на машину недогадливость, почти крикнул Артём.
А Марии вспомнилось недавно услышанное: «Нормально теперь будет, только если я клад найду!» Неужто и впрямь выходила история про спрятанные сокровища? Но вот с которого бока к ней двадцать пять тысяч присобачить?
И, главное, какое до всего это дело может быть ей, госпоже Мельге? Получалось, что никакого.
– Артём, – начала Мария вкрадчиво. – Ну кто-то ищет клад, ну и пусть. Вы-то тут причём? Лучше…
– А если найдут? – Глаза у парня горели, как у кота. – Вот вы не хотели бы быть первой?
– Не в данном случае, – попыталась успокоить его Мария Архиповна.
Кажется, парень ей совсем не поверил и даже глянул как-то странно, обиженно.
– Архиповна! – спасительным гласом заорали от забора. – Мы тут с докладом, значит, пришли. Не помер никто, вот чё. Получается, Михалыча-то не буржуи потравили.
– Очень хорошо, – завопила в ответ Маша, которой было до ужаса лень вставать.
– Так это… рассчитаться бы. С экспертами, значит.
– Николай, но я же вам ещё утром заплатила, – удивилась госпожа Мельге.
– То мне, а остальным? – не сдался бугай. – Другие-то шкурой, чай, тоже рисковали. И это… башкой, о как!
– Обидятся, – хихикнув в кулак, предупредил Тёма. – Вы им работёнку какую-нибудь подкиньте попроще. Ну, может, машину помыть или починить?
– Этого ещё не хватало! – испугалась Маша, вставая и судорожно соображая, чем бы таким полезным занять деревенских.
Во-первых, денег было не то чтобы жалко, но просто так отдавать их не хотелось. А во-вторых, местные жительницы на неё и без того уже косо смотрели. Про женский бунт классик, закостеневший в дофеминистическом шовинизме, ничего, конечно, не писал, но что-то Маше подсказывало, что он – бунт, то есть – может быть куда более бессмысленным и беспощадным, чем мужской.
А, значит, срочно требовалось повысить собственную репутацию и желательно в накладе не остаться.
***
Нет, не всегда мухловцы ходили купаться через двор Кислициных – не сразу, но вспомнили-таки старожилы: была, была тропинка к пляжику, вдоль забора и бежала, а потом через овражек и на лужок. Только вот сейчас от этой тропинки на самом деле лишь воспоминания и остались, да и чтобы те отрыть пришлось напрячься. Дорожка давным-давно заросла крапивой и прочим бурьяном, в овраге же самозародилась свалка, как пояснила прибежавшая на оживление Алла, местные, дабы не платить за вывоз лишнего, скидывали сюда всё, что само не гниёт, вот и завалили пакетами, бутылками и железками.
Правда, лом в овраг тоже не всякий шёл, а только тот, что в цветмет сдать не получалось – это уже Колька разобъяснил, попутно растолковав госпоже Мельге, что латунь в пункте приёма идёт дешевле меди, а дороже всего бронзу принимают, да где ж её взять, а выгоднее таскать чугун, он хоть и стоит копейки, зато тяжёлый и на круг выходит прилично.
В общем, дорогу к пляжу нужно было торить заново, считай, что по целине.
– Через горы, реки и долины, сквозь пургу, огонь и черный дым, – не слишком музыкально промычала Мария, веточкой отгоняя вылетевших на вечернюю кормёжку комаров. – Мы вели машины, объезжая мины, по путям-дорогам фронтовым…
– И чего? – уточнил Колька, смахивая с потного лба припозднившегося овода.
Кажется, несчастное насекомое как запустило жало в дублёную колькину кожу, как хлебнуло крестьянской кровушки, так и впало в ступор, а может и вовсе околело одномоментно. По крайней мере, отвалился овод ото лба без малейшего сопротивления.
– Ну чего, чего? – задумчиво протянула Маша. – Значит, задача, Николай, состоит в следующем: тропинку от бурьяна расчистить, мусор из оврага убрать.
– Да ну, – вроде бы даже и обиделся бугай, – это ж мы скока проколупаемся-то, Архиповна? Тут возни, считай, дня на три, а то и больше.
– Вы куда-то спешите? – поинтересовалась госпожа Мельге специальным тоном. – Сроки горят?
– Трубы у них горят, – предположил голос из кучки женщин, столпившихся у забора.
Ну да, зрители появились, как только, так сразу: и хозяйки в застиранных халатиках, все, как одна, с полотенцами в руках – дело-то к вечеру шло, к ужину; и мальчишки с велосипедами; и совершенно незаинтересованные мужики, шедшие как бы мимо, да вот остановившиеся посмотреть, и даже парочка местных собак, которым, вроде, положено на цепи сидеть.
– А пусть и так! – совершенно неожиданно заступилась за потенциальных работников другая дама. – Чё она? Тоже барыня нашлась, дорожки ей чисть! Сама бы взяла, да ручками и поделала чего, коли так приспичило! У нас, чай, не Москва, тут слуг нету. Подумаешь, ходят через неё! Жалко, что ли? Что, неправильно я говорю, а, люди?