о ощущал неотделимость частички своего «я» от непрерывного круговорота материи и неизбывного потока времени, а пробуждающееся космическое чувство позволяло безо всяких усилий представить происходящее в далеких уголках Вселенной.
Участковый уполномоченный Серафим Тимофеевич по-прежнему сидел за учительским столом перед раскрытым блокнотом. Ему привиделись оплетенные молниями огненные колеса, бесшумно катившиеся откуда-то с вышины и таявшие, едва достигнув распахнутого окна, где черепаховым панцирем горбилась макушка псевдопеченежского идола. В круговерти огня и красок то и дело проступали безмолвные лики каких-то неземных существ, отдаленно напоминавших своими непропорциональными чертами каменную бабу. Пухлые губы оживших истуканов беззвучно шевелились, а сквозь немигающие вежды светился осмысленный взгляд, обращенный к земному собрату. И старшине Пылаеву вдруг почудилось: еще немного — и он поймет этот безголосый язык…
Москва, 1982.
Стажировка у ТариэлаНаучно-фантастическая повесть
Тигропитомник на Амуре: Азмун (2.VII. 8-20 по общемировому времени).
Тигр замер, широко расставив передние лапы, готовый то ли прыгнуть, то ли отступить. Он впервые видел так близко человека, столь неожиданно появившегося на его пути. Босой и оголенный до пояса юноша с мокрыми от купания волосами смотрел тигру прямо в глаза, улыбался и, похоже, не собирался уступать дорогу.
Азмун улавливал смятение зверя и ждал, когда тот оправится от неожиданности и сделает выбор. Если тигр бросится, Азмун успеет выдернуть предохранительное кольцо на поясе и тогда… Он еще шире улыбнулся, вспомнив, как в прошлые каникулы в Коралловом море его атаковала акула: защитное поле отбросило ее, точно теннисный мячик.
Тигр продрался к водопою сквозь чащу кустарника; вся шкура его была облеплена репьями и растительным сором, что придавало зверю вид большой взъерошенной кошки, которую потрепали невесть какие псы. Он никак не мог взять в толк, почему низкорослый человек ведет себя так безбоязненно. Однако опыт соприкосновения с людьми, наблюдавшими за животным миром окрестных лесов, подсказывал властелину тайги, что человека — даже если он подросток, — лучше обходить стороной. Здравый смысл победил и на сей раз: грозно рыкнув — больше для подкрепления собственной уверенности, чем для острастки, — хозяин таежной округи трусливо попятился и как-то боком, с поджатым хвостом втиснулся назад в колючий кустарник.
Азмун вернулся на берег реки, где оставались его сумка и снятая одежда. Купаться больше не хотелось. Он развернул скатанный в плотный рулончик мягкий, похожий на полотенце экран, пристроил его на ветке молодого деревца, переключил регулятор шлемофона на «прием», а сам растянулся поодаль на песке и принялся ждать, поминутно жмуря свои чуть раскосые миндалевидные глаза от теплых лучей нежгучего предвечернего солнца. До встречи с Учителем оставалось минут двадцать. Азмун с радостью предвкушал скорое возвращение к привычному интеллектуальному напряжению и азарту творческого поиска, стараясь предугадать предстоящее задание.
Ягодные плантации близ Астрограда: Вадим (8-40).
Солнце приближалось к зениту. Вадим парил высоко над землей. Он то выключал антигравитацию и камнем падал вниз, то вновь включал управление, и невидимая сила, точно катапульта, подбрасывала его в поднебесье. Эластичный скафандр плотно облегал тело, но не стеснял движений. Внизу несколько автоматов обрабатывали широченные гряды клубники. Слева четким контуром прорезались очертания большого города.
Сделав последний кувырок, Вадим спланировал прямо на крышу одного из комбайнов. Несмотря на предполуденный зной, она была прохладной, как валун, покрытый утренней росой. Плотная матовая поверхность, возвышавшаяся меньше чем на полметра над ровными темно-зелеными кустами, чуть вибрировала от работы скрытых моторов и приятно щекотала тело.
Распластавшись у самого края, с той стороны, где грядки оставались неубранными, Вадим поймал несколько спелых кровавоналитых ягод и вдохнул из горсти сладкий аромат. И тотчас же из каких-то неведомых уголков памяти возникли самые что ни на есть детские, чуть ли не ясельные воспоминания: он и множество других мальчишек и девчонок сидят вокруг низкого расписного стола, сплошь уставленного тарелками с клубникой, сдобренной сахарной пудрой и взбитыми сливками.
Он умышленно выбрал для связи эту удаленную плантацию, предпочитая уединение сутолоке переговорных залов. Здесь, вдали от города, ему никто не мешал, а энергополе уборочного комплекса позволяло получить объемное изображение. Юноша принялся было рассчитывать, в какую сторону лучше направить поток принимаемых сигналов, но потом сообразил, что, дойдя до конца грядки комбайн все равно повернет назад. Вадим даже ухмыльнулся, представив висящее в воздухе объемно-поясное изображение Наставника, которое описывает полукруг при повороте машины.
Все — каникулы закончились. Целый месяц промелькнул, как один день. Позади и двухнедельное плавание вокруг мыса Горн, и поездка в Марафонский мемориал, и долгие часы в архивных залах, тишину и особый книжный запах которых он так любил. Последние каникулы в его жизни и всех, кто месяц назад расстался со школой. Теперь начинался новый этап — индивидуальное обучение под руководством опытного Наставника, одного из многотысячной армии добровольных учителей, кто ежегодно набирал себе воспитанников из числа окончивших школу первой ступени.
Рыбзавод на Арале: Батыр (8-45).
Уже давно Батыр уговорил отца, чтобы тот позволил ему воспользоваться центром управления пятого цеха для выхода на первую учебную встречу. Хотя система связи здесь была самая обыкновенная, подчиненная исключительно производственным нуждам, да к тому же еще и видавшая виды, — зато она, как полагалось, была многоканальной и позволяла моментально связываться с разными точками и переговариваться со многими людьми.
Батыр пришел заблаговременно, проверил экраны, включился в главную сеть, сообщил свой номер и стал ждать вызова, утонув в глубоком кресле. Сквозь прозрачные полуовальные стены во все четыре стороны открывалась панорама цеха. Всюду, куда ни глянь, — стройные ряды автоматов, бесшумно скользящие ленты конвейеров, деловито снующие автопогрузчики. Десятки тысяч полупрозрачных консервных банок сверкали на транспортерах, как чешуя гигантского морского змея, и двигались стройными рядами, подобно перестраивающимся латникам. А прямо перед глазами — табло, мельтешащие цифрами, россыпи кнопок и клавишей, телеэкраны ближней и дальней связи.
Конечно, чаще всего Батыр поглядывал туда, где, по его расчетам, должна была появиться Лайма. Как и с остальными друзьями, он не виделся с ней с самого выпускного вечера, когда их класс в последний раз собрался в полном составе: по окончании школы первой ступени, ученики разбивались на небольшие группы по три — четыре человека и после месячного отдыха отправлялись на стажировку.
В тот вечер Батыр впервые увидел Тариэла. Он стоял в общей массе гостей, выделяясь среди других смуглотой, высоким ростом и длинными волосами. Все разом узнали это спокойное и вместе с тем суровое лицо, которое еще недавно мелькало почти в каждой передаче новостей.
Но больше всего в тот день Батыра волновало другое: он попал в разные группы с Лаймой. Поэтому, как только завершился торжественный акт и ученики кучками собрались вокруг новых воспитателей, Батыр решительно направился к высокому смуглому космонавту, который о чем-то вполголоса беседовал с Лаймой и, прервав разговор, твердо сказал: «Учитель, я хотел бы заниматься с тобой». Тот внимательно взглянул на юношу большими, черными глубокими, как бездна космоса, глазами и ласково сказал: «Спасибо, друг, я выбрал троих, но рад, что теперь вас будет четверо!». То была их первая и до сих пор единственная встреча с Наставником.
Лесопарк на балтийском побережье: Лайма (8-50).
Она почти бегом пересекала площадь — наискось от памятника героям Прорыва к центру Земли, мимо метроспуска, откуда плавно выносило непрерывный поток людей. По тенистым аллеям, звездой сходившимся к памятнику, движущиеся тротуары несли встречные людские реки.
Дворец связи находился здесь же, на площади, но Лайма чувствовала, что опаздывает. Хотя до встречи с Учителем оставалось минут десять, надо было успеть еще сдать свой жетон, подняться наверх в учебный зал, найти свободную кабину и набрать нужный код. Ох, как неловко и стыдно опаздывать на первую же встречу. Что подумает Тариэл, когда на его вызов ответит красный сигнал? А что скажет? Это ведь не Батыр, который уже заранее подготовил бы очередную плоскую шутку, что-нибудь вроде: «Если девчонка не научится опаздывать, она никогда не станет женщиной. С природой шутки плохи — к ее законам лучше приспосабливаться, нежели пытаться их изменить».
Но что скажет (опоздай она хоть на пять секунд) человек, который привык к четкой работе сложнейших механизмов и действия которого еще совсем недавно старалась предугадать вся Земля, чтобы на любой его запрос мгновенно отреагировать всей мощью и мудростью планеты. Да что там планеты — все околосолнечное пространство было в полной готовности, когда обессиленный звездолет с единственным оставшимся в живых командиром оказался наконец досягаемым для спасательных команд.
Месяц назад по окончании школы девушка поначалу с трудом могла поверить, что знаменитый капитан звездолета «Алишер», чье безрадостное возвращение на Землю вот уже больше года находилось в центре внимания всей Земли, и есть их новый Наставник. Он как-то бережно погладил длинные пушистые волосы Лаймы, вздохнул и добавил: «Единственно, о чем жалела Радмила: что у нас нет детей». От этих слов пахнуло горькой безысходностью древних трагедий, отчего подростки, стоявшие вокруг, сразу примолкли и посерьезнели. Но Наставник не дал ученикам расстроиться и, дабы не поблекли краски прощания со школой, перевел разговор на другую тему.
Космоцентр в Бюракане: Тариэл (8-55).