– О! надо же, Жанна этот тайник пока не нашла, – сказал он радостно, доставая из тайника графин и стаканы, почти такие же, как и на рисунке. – С тех пор, как мой врач порекомендовал мне здоровый образ жизни, я вспомнил все приемы маскировки, что когда-то применял в магическом спецназе.
– Я чувствую, вы поняли, как именно воздействует третья картина, – сказал Лавернье.
– Еще как! – Тут Кайонн посерьезнел, плеснул в стаканы аква виты и взглянул на картонные прямоугольники на столе. – Я считал, что магия желания – выдумка.
– Все так считали. К сожалению, Павсаний эту выдумку превратил в реальность, и теперь нам с вами решать, что с этим делать…
– Ну что же, значит, будем решать. – Ректор со стаканом в руках прошелся по кабинету, постоял возле окна, глядя на что-то во дворе, потом повернулся и сказал, – Я предлагаю пригласить еще одного нашего преподавателя, за которого готов поручиться своим магическим даром. Составим, так сказать, триумвират заговорщиков.
– Кого?
– Через пятнадцать минут у него закончится лекция, все увидите сами. Не буду портить впечатления, скажу лишь, что это один из крупнейших специалистов по ментальной магии. Собственно, этот курс он у нас и читает.
– Ну, да, пожалуй, что эти картинки можно отнести к разделу ментальной магии… – в задумчивости Лавернье потер переносицу.
– И звучит не так пугающе, как магия желания, не правда ли? – ответил Кайонн с обезоруживающей улыбкой.
Они в уютном молчании пили кофе, когда в дверь постучали. На пороге появилась все та же пигалица со словами:
– Господин ректор, к вам господин профессор…
– Поскольку я уже здесь, можешь не трудиться докладывать, девочка, – глубокий бас, и за спиной секретарши появилась огромная фигура орка. Пьер мгновенно вспомнил, что оружия у него с собой нет, а большинство амулетов, в том числе и защитных, на территории Академии не работает.
– О, ну вот и вы! – радостно сказал Кайонн. – Проходите, эрхэм Грунгах, проходите и присаживайтесь. Разрешите вас познакомить. Это мэтр Пьер Лавернье, мой старый знакомый, среди всего прочего – антиквар. А это эрхэм Грунгах из клана Дикого Вепря, в ближайшие три года он согласился вести для наших студентов курс ментальной магии.
– Очень рад, – кивнул Пьер.
Орк повторил его жест и повернулся к ректору:
– Правильно ли я понимаю, что наше с вами маленькое совещание откладывается, господин ректор?
Кайонн поморщился.
– Да тьма с ними, с неуспевающими и прогульщиками! Пусть отрабатывают. Ну, скажем, в качестве санитаров в ближайшем госпитале, шесть часов в неделю, четыре недели каждому. Годится?
– Вполне.
– Вот и отлично. У нас с вами образовалась значительно более интересная проблема. Если позволите, эрхэм, мэтр Лавернье расскажет вам то, что я уже знаю.
Пьер был краток. Да и что там было долго расписывать, довольно было показать все те же картинки. Орк нахмурился и потер бритый череп, испещренный клановыми татуировками.
– Скажите, этот Павсаний что, был талантливым художником? – спросил он.
– В те времена, когда я его знал достаточно близко, а это лет двадцать назад, он рисовал на уровне «точка-точка-запятая». Конечно, мы лет десять не виделись, но вряд ли он вдруг обрел талант живописца.
– А кто рисовал это?
– Пока не знаю. Я слишком мало пробыл в Аль-Искандарии, да и город это такой… специфический. Но глава тамошней коптской общины обещал узнать все, что возможно, и в кратчайшие сроки сообщить. – Лавернье поморщился, но деваться было некуда, рассказывать – так уж все. – Меня пытались обокрасть. Сперва выкрали письмо от служанки Павсания с сообщением о его смерти, и я до сих пор не могу понять, зачем это было нужно? Письмо я уже прочел, Мариам меня знала в лицо, никакой магии на этом письме не было…
– Или не осталось, – сказал Грунгах, и Пьер запнулся на полуслове. – Может быть, задачей того, кто письмо вытащил, было именно разрушить магическую тайнопись или что-то еще.
– Тайнопись я бы почувствовал. Или нет? Тьма, все равно этого мы уже не узнаем!
– А что еще, кроме письма? – подал голос Кайонн.
– Вчера вечером, когда я вернулся домой, обнаружил, что в доме у меня побывали. Ничего не взяли, хотя и вскрыли оба сейфа. И я могу лишь предположить, что охота идет за наследством Павсания.
– Интересно… – протянул орк и переглянулся с ректором. – А может, Лавиния?…
Тот покачал головой.
– Ничего не выйдет. До Перелома года профессор Редфилд в Квазулу-Нгуни, с ней и связь-то не всегда есть. Ну, хорошо, все это лирика, вернемся к лаборатории. Правильно ли я понимаю, что, помимо этих рисунков и описаний, в наследство входили собственно краски, методика их получения и магические формулы?
– Да.
– Это означает, что, в том случае, если Академия принимает условия завещания, у нас будет возможность повторить изготовление этих красок, поэкспериментировать с рисунками и так далее.
– Есть еще одна вещь, о которой Павсаний написал. Те несколько этюдов, которые вы видели, довольно-таки… – Лавернье поискал слово. – Незамысловатые. И воздействие они оказывают простейшее. Но более сложная система образов способна, например, привести объект к самоубийству.
– Воздействие персонифицировано? – спросил орк.
– Не знаю. Как вы понимаете, на таком уровне никто не проверял, Павсаний ограничился, как я уже сказал, самыми незамысловатыми этюдами.
– Н-да… Вроде бы, мне следовало бы быть в восторге от того, что Академия будет в первых рядах при открытии нового направления магии, – Кайонн встал и вновь подошел к окну, постучал пальцами по стеклу и повернулся к собеседникам. – А мне больше всего хочется все это просто сжечь. Страшно подумать, чего может добиться более или менее беспринципный маг, получив в руки такую силу. Что скажете, эрхэм?
– Надо подумать.
Орк был мрачен, и это легко можно было прочесть даже под татуировками.
Лавернье встал, сложил картоны стопкой и вновь завернул в бумагу.
– Мой номер коммуникатора у вас есть, Кайонн. До середины октября я в Лютеции, потом должен буду уехать.
– Я тоже прощаюсь, – Грунгах коротко поклонился и пошел к двери. На пороге оглянулся и добавил: – Мэтр Лавернье, если у вас есть время, может быть, зайдете ко мне на кафедру? Ну, или в другой раз…
В коридорах Академии было тихо, шли занятия. Ну, почти совсем тихо: где-то справа во дворе азартно взревели несколько десятков молодых глоток, и раздалось глухое «бум!», судя по всему, там шли практические занятия по созданию фронтального воздушного кулака.
– Первокурсники? – спросил Пьер, кивая в ту сторону.
– Да, – поморщился орк. – Сами знаете, к Перелому года почти половина отсеется. А оставшиеся поймут, наконец, что именно их интересует в магии, помимо возможности поразить понравившуюся девушку.
– Знаю. Ничто не меняется с годами…
Они вышли из главного здания Академии, пересекли квадратный парадный двор с бархатными газонами и кустами темно-красных роз, цветущих круглый год, и вошли под арку. Лавернье зажмурился от брызнувшего в глаза света, а когда проморгался, остолбенел от неожиданности. Рядом с хорошо знакомым каждому студенту зданием библиотеки высился совершенно незнакомый ему корпус: белые стены, высокие мраморные колонны, изящные сандрики, опирающиеся на узкие консоли…
Орк тихо посмеивался рядом, похоже, эта реакция была ожидаема.
– Только не говорите мне, эрхэм, что это здание построили вчера!
– Нет-нет, оно здесь всегда и стояло. Но вместе с Залом Полудня было магически скрыто от глаз.
– И вы хотите сказать, что Зал Полудня в самом деле существует?
Удивление Пьера было ненаигранным: это было одной из здешних легенд, причем именно легендой, пересказывавшейся от старших к первокурсникам и не включенной в официальную историю Академии.
Поначалу Академия была всего лишь небольшой магической школой при монастыре Богини-Матери, на острове Ситэ. После того, как маги помогли королю Хлодвигу в войне с алеманами, а затем предотвратили распространение чумы, он своим указом отдал под строительство нового магического учебного заведения часть пустующей территории на левом берегу Сены. Первым делом были построены два здания – жилой корпус и учебный; через три года добавились библиотека и лаборатории. А в центре всего комплекса был бальный зал. В его потолке, в самом центре, есть круглое окно, и всегда, вне зависимости от погоды или сезона, того, кто в полдень встанет под этим окном, окатит золотой столб солнечного света. Всего одно мгновение, но такой счастливчик излечится от любых болезней или ран, и все боги удачи повернутся к нему лицом. Так было на протяжении пятисот с лишним лет, пока тогдашний ректор Академии, великий маг, не решил стать еще и королем. Против него восстали маги и не-маги, их поддержали боги, которые в те времена еще вмешивались в людские дела. Маг был повержен и имя его стерто отовсюду, а Зал Полудня после этого закрылся для всех, более того – о его существовании прочно забыли.
– Существует, – кивнул Грунгах. – В прошлом году упомянутая уже профессор Редфилд нашла его. Там теперь проводят торжественные церемонии и большие заседания преподавательского Совета.
– А… центральное окно? – с легкой запинкой спросил Лавернье.
– Не знаю, правда. Будете говорить с ректором, поинтересуйтесь у него…
В молчании они обогнули здание, так долго спрятанное ото всех, снова прошли в арку и оказались на территории, где когда-то Лавернье бывал чаще, чем где бы то ни было: на небольшой площади, носящей имя короля Хлодвига и ограниченной зданиями четырех главных факультетов. Прямо перед ними возвышался корпус боевой и огненной магии. Справа располагался факультет земли и воды, который в свое время он сам и заканчивал, а слева – специалисты по жизни и смерти, то есть, лекари, зельевики, некроманты и сумасшедшие ботаники. Пьер хорошо помнил, что через здание боевиков можно пройти на полигон, а короткий коридор из владений медиков и алхимиков ведет в сады и оранжереи.