– Но это же совсем не то, чему ты училась?
– Ну, значит пойду и поучусь еще. Идем, сейчас уже откроют вход в зал. Кстати, там есть три картины Тессы, написанные ею на Крите, очень хочется посмотреть!
Да, Тесса Торнвуд была прекрасным художником: Софи почти ощутила на коже жар солнца, песок под ногами и соленые брызги, долетевшие от моря. Вторая работа изображала один из участков ущелья Самарья – высокие скалистые стены, по которым взбираются сосны, прозрачный ручей и камни на его дне, крохотная белая часовня под старыми кипарисами.
– Она ведь не была с нами там, в ущелье? – спросила девушка.
– Нет, мы и познакомились позже. Но Тесса долго пробыла на острове, могла туда съездить не раз.
Пимпочка покачала головой.
– Могла, конечно…
– Ну, ты же не думаешь, что это она?
– Вообще-то, госпожа Торнвуд подходит по всем параметрам… Ладно, на нас уже косятся. Смотри-ка, а на третьей картине – Фестос!
Крис сжал ей руку. На переднем плане – яма раскопа, выцветшее бледно-голубое небо, брезентовый навес от палящего солнца и они, все шестеро, стоящие перед только что открытой фреской. Художница сумела передать и торжественность момента, и сходство между изображенной эльфийкой и глядящей на нее Валери, и волнение Роберта…
– Нравится? – раздался сзади знакомый голос.
Софи повернулась.
– Тесса, добрый день! Очень нравится, просто прекрасно!
– Я рада, – женщина приветливо улыбнулась. – Слышала, у вас намечаются перемены в жизни?
– Да, это действительно так. Кстати, ждем вас на нашем балу в качестве личной гостьи невесты! – оживился Крис.
– Спасибо, я непременно буду…
Художницу кто-то окликнул, и она, кивнув молодым людям, отошла от них.
– Зачем? – одними губами спросила Софи.
– Посмотрим, – так же выдохнул Крис. – Пусть будет.
Глава 2
Лавернье от приглашения на бал отказался. То есть, можно сказать, что он отбивался всеми руками и ногами, был бы хвост – и хвостом бы отмахивался.
– Да ну, какой бал? Вы себе только представьте меня в смокинге!
– Смокинги идут всем, – отвергла его возражения Лидия. – Мне же нужен спутник!
– Прости, милая, но я категорически пас. Мой уровень – паб, а не бальный зал аристократического особняка. Я там буду себя чувствовать не в своей тарелке, ни к чему. И потом, у меня дела, меня в Лютецию срочно вызвали! Завтра утром дирижабль отправляется. Удачи вам всем с ловлей шантажиста, а я пошел собираться!
– Никогда бы не подумала, что Лавернье может себя где-то почувствовать не на своем месте, – удивленно сказала Лидия, проводившая его до двери.
– Вполне возможно, что у него действительно дела, требующие его присутствия, – откликнулась Вэл, разливавшая чай. – Вообще говоря, я бы тоже с удовольствием увильнула от участия в этом мероприятии. Прости, Софи!
– Да что уж там, – мрачно ответила Пимпочка, откусывая кусочек от эклера и с подозрением глядя на его начинку. – Я бы и сама увильнула, если бы мне кто-нибудь позволил…
Пьер и в самом деле взял билет на утренний рейс «Ламмермурской невесты» Нужно было проверить, как работает новый управляющий, посетить антикварную выставку в Шартре, встретиться с Грунгахом и Либером, переговорить с Равашалем… Словом, дел – настоящих, реальных и очень важных, у него в Лютеции и окрестностях хватало. И тем не менее, почему-то он чувствовал себя почти дезертиром.
Антикварная выставка была огромной, посетители толпились именно возле тех стендов, которые интересовали Лавернье, и он без зазрения совести пользовался своим авторитетом в этом мире, давними знакомствами, а иной раз – и физической силой. Только благодаря этому он сумел договориться о покупке нескольких действительно раритетных артефактов, узнать последние новости и выйти из павильона засветло.
Новости были не слишком неожиданными. Он давно предполагал, что магический антиквариат начнет интересовать не только архимагов и историков, но и подрастающее поколение. А ведь, когда он открывал свой первый магазин, тот самый, в который сейчас отправится запугивать нового управляющего, кое-кто даже вертел пальцем у виска. Мол, ты, магистр со стихиями земли и воздуха, хочешь закопать свой талант в пыльном старье? Ну, вот вам, скептикам, пыльное старьё: сегодня на выставке было четыре его коллеги, специализирующихся на магическом антиквариате. Еще лет двадцать, и придется придумывать новое направление…
Занятый этими мыслями, Пьер брел по городку, под ногами шуршали желтые пятерни каштановых листьев. Подняв глаза, он понял, что пришел к собору. Вспомнил отца Гийома, усмехнулся и вошел внутрь.
Закатные лучи солнца проходили сквозь витражи западного фасада, освещая мраморный пол алым, зеленым и золотым; глубоким синим сиял плащ Великой Матери. Черные и белые плиты пола складывались в лабиринт, пройдя который те, кто веровал, могли получить… Что? Лавернье не знал. Утешение, наверное, зачем бы еще людям идти в церковь.
Он бросил несколько дукатов в ящик для пожертвований и вышел.
У дверей собора молодая женщина-экскурсовод рассказывала группе невысоких бородачей об истории здания. Несколько удивившись, Пьер понял, что это гномы, и, судя по тому, с каким тщанием некоторые их них зарисовывали фрагменты фасада, мастера-камнерезы. Двое гномов постарше отошли от группы и, задрав головы и приложив к глазам что-то вроде подзорной трубы, изучали стремящийся к небесам шпиль южной башни и ожесточенно спорили.
Лавернье покрутил головой и пошел в сторону железнодорожной станции. Из крохотного кафе пахло ванилью и свежей выпечкой, и он невольно замедлил шаги. В животе тут же забурчало, и, махнув рукой, мужчина толкнул деревянную резную дверь и вошел. Прозвенел колокольчик, и откуда-то из дальних комнат вошла молодая женщина.
– Добрый вечер! – приветливо сказала она. – Присаживайтесь, вон у окна удобный столик. Меню у нас нет, но сегодня очень удачный луковый суп и грушевый пирог к кофе. Будете?
– Буду! – улыбнулся Пьер. – Вот уже который день хочу лукового супа!
Обеденный зал был совсем небольшим, на пять столиков. На стенах висели картины, и, ожидая своего заказа, он ходил вдоль стен и их разглядывал. Рисунки были хороши: пейзажи городка, виды собора, несколько портретов, пара натюрмортов. Да, действительно отличная живопись – настолько, что он готов был бы найти их автора и купить несколько для своего магазина.
Тут принесли еду, и он отвлекся от картин.
Суп оказался густым и огненным, на его поверхности золотилась поджаристая сырная корочка, и рюмка домашней яблочной водки пришлась весьма кстати. Когда Лавернье уже доедал пирог, из кухни в зал неторопливо вышла пожилая дама, до такой степени схожая с хозяйкой, что сразу стало ясно: бабушка. Она двигалась уверенно, но он сразу понял, что женщина слепа. Подойдя к его столику, она спросила:
– Вам все понравилось?
– Да, мадам, все было замечательно. Примерно, как в моем детстве, тетка пекла такой же пирог в мой день рождения.
– Вы родом откуда-то с юга… Авиньон?
– Арль, мадам.
– Арль… А я из Экса, меня зовут мадам Монбельяр, Жанна Монбельяр.
– Пьер Огюст Лавернье, антиквар, – представился он в свою очередь. – И правда, мы с вами соседи.
– Соседи, – согласилась она, потом добавила. – На выставку приезжали?
– Да, у меня магазин в Лютеции, – Пьер вспомнил, что хотел узнать об авторе рисунков. – Скажите, мадам, то, что развешано на стенах, картины – это рисовала ваша внучка?
– Жюльена – моя правнучка, – улыбнулась слепая. – Нет, это я рисовала.
– Вы? Но как же?…
– Мне это не мешает. Пейте кофе, я покажу вам.
Она быстро прошла в кухню и почти сразу вернулась с альбомом и карандашом; положила альбом на стол перед собой, замерла на мгновение и несколькими точными движениями нарисовала мужское лицо. Потом повернула к Лавернье, и он узнал в чуть карикатурном изображении себя. Пожалуй, так точно его еще никто не видел, как эта слепая женщина: шрам на левой брови, чуть кривой нос, жесткий взгляд синих глаз и улыбка, готовая стать недоброй ухмылкой.
– Вы… мастер, – медленно сказал он.
– Спасибо.
– Где-то выставлялись?
– Нет, я для себя рисую. Ну, друзьям дарю или вот так, как вам, – она подвинула к Пьеру лист с портретом.
– Я бы… – он собирался предложить купить несколько ее рисунков, но неожиданно для самого себя сказал, – Я хотел бы с вами посоветоваться. Так сложилась жизнь, что мне в наследство достались необычные краски и связанная с ними проблема…
В нескольких коротких фразах он рассказал мадам Монбельяр историю получения наследства Павсания, и добавил:
– Сколько раз я уже себя ругал, что ввязался в это дело!
– Кто знает, может быть, все еще повернется другой стороной, – пожала плечами женщина. – Так что именно вы хотели бы спросить у меня?
– Понимаете, мадам Монбельяр, я обсуждал эту историю с магами, краски-то магические. Но нужно знать и мнение художника. Настоящего художника.
– Вы считаете меня?…
– Безусловно.
– Ну, хорошо, – ответила она с сомнением. – Я не маг, как вы поняли, но Дар у меня есть. Он появился после того, как я потеряла зрение. Диабет, какая-то неявная форма, болезнь вызвала неврит зрительного нерва, а диагноз поставили уже слишком поздно. Мне было всего девятнадцать, я училась в художественном колледже и была в отчаянии оттого, что не смогу больше рисовать. Дар пришел словно бы в ответ на это отчаяние. Не могу объяснить, как он действует… Да вам и не нужно это, наверное. Так вот, о ваших красках. Наверное, их можно использовать во благо; ну, например, дать умирающему несколько дней без боли, согреть замерзшего или подарить парализованному вечер на берегу моря. Для того, чтобы сделать такой рисунок, довольно и умелого ремесленника. Ваш покойный друг с таким и работал, не правда ли? А настоящий художник пропустит эти заклинания через себя, и магия его живописи соединится с химией красок и словами, несущими магию. Даже если вы