– Ты молодец, – вынужден был признать старший брат, и младший расплылся в улыбке. – Экипаж забрал?
– Забрал, помыл, зарядил элементалей.
– Тогда… – Роберт вздохнул. – Тогда я тебя попрошу по дороге сюда заехать в отель «Калимера» и там забрать для меня пакет. Тебе нужно спросить мисс Софи Тревеллиан, я дам ее номер коммуникатора.
– Софи? – голос Криса внезапно изменился. – Как она выглядит? Э-э-э, в смысле, чтобы я ее узнал.
– Вы-ыглядит? Знаешь, дорогой мой, ты не вздумай свои любимые шуточки шутить с этой девушкой. Не посмотрю, что младший и мамин любимец, неприятности я тебе гарантирую.
– Бобби, ты что? – молодой человек был искренне изумлен. – Да пусть она у портье твой сверток оставит, я и заберу. Даже встречаться с ней не стану!
– Ладно, – Роберт потер лоб. – Прости, я был не прав. Пиши номер…
Аль-Искандария встретила прибытие «Щита Элагханов» шумом и криками, невообразимой смесью запахов и красок, толпой на причале – все, как и положено городу на востоке, последнему пункту между прохладными королевствами и огненным, опасным, непредсказуемым Парсом. В толпе среди купцов и прочей чистой публики в длинных белых джалабия сновали полуголые носильщики в коротких хитонах и головных платках гутра, обвязанных разноцветными жгутами. Впрочем, гутра здесь носили все – от начальника порта, щеголявшего в роскошном мундире с золотыми эполетами, до последнего грузчика или мальчишки-водоноса. Над людским морем возвышались неопрятные буро-желтые головы верблюдов.
Лавернье осмотрел картинку порта и поморщился: всего час прошел после восхода, еще и семи утра нет, а печет всерьез. Помахав рукой капитану Сондерсу, он спустился по трапу, за серебряную монетку купил у первого попавшегося мальчишки чистую гутра и повязал ее на голову со сноровкой, выдававшей неплохое знакомство с местными обычаями. Потом прошел сквозь толпу встречающих, ловко уворачиваясь от столкновений, сел в первый свободный экипаж и велел ехать в отель Safiya Zaghlul. Как бы ни ждал его давний знакомец, но явиться к тому в семь утра было бы неразумно. Да и привести себя в порядок после трех ночей, проведенных в шлюпке, тоже бы не помешало.
Да, мало кто узнал бы того самого палубного пассажира, почти бродягу, в человеке, который в начале одиннадцатого сел в экипаж и велел ехать в квартал Эль-Асафра, где был самый большой в этих краях коптский базар. Пьер не вез с собой практически никакого багажа, но в пространственном кармане у него были запасена чистая белая одежда, пара колец, серьга с крупным сапфиром и кинжал, который маг немедленно привесил к поясу. Ну, да, а если бы по делам ему пришлось отправиться к маори, он предварительно научился бы расписывать лицо имитацией татуировки…
Экипаж остановился возле восточных ворот рынка. Лавернье расплатился и ввинтился в толпу. Он шел целенаправленно в сторону Хан аль-Кади, золотого базара, где располагались лавки ювелиров, артефакторов и книжников. У самых ворот располагались ряды кожевников, и маг привычно задержал дыхание: пахло здесь сильно. Дальше шли ряды с коврами; как ни спешил Пьер, но приостановился, чтобы полюбоваться дивной красоты шелковым ковром в голубых и золотистых тонах. Из прохладной глубины лавки выглянул мальчик, поклонился и позвал хозяина; через минуту маг уже сидел с чашечкой кофе и вел с пожилым усачом неспешную беседу о преимуществах морского климата перед континентальным. Тысяча дукатов за ковер показалась ему ценой слишком высокой, хотя и не запредельной, и он точно знал, что золотисто-голубое чудо останется здесь, на рынке, привлекать следующего прохожего. Совершенно был уверен, пока, ругая себя (ведь знал же, что нельзя останавливаться!), не выложил четырьмя неравными столбиками восемьдесят золотых десяток, на которых в итоге сторговались…
Попросив отправить покупку в отель, Лавернье пошел дальше, то погружаясь в густое облако ароматов пряностей и приправ, то ловя краем глаза сверкание наточенного клинка их оружейной лавки. Наконец перед ним открылось центральное здание базара, Хан аль-Кади, совмещавшее в себе караван-сарай, купальни, кофейни и, разумеется, магазинчики с предметами роскоши. Здесь каждая лавка представляла собою маленькую крепость, с тяжелой деревянной дверью и непременной табличкой с именем хозяина. Найдя скромную синюю с белым надпись «Бутрос Иустин Шенуда», Пьер толкнул дверь и вошел в прохладу выбеленного коридора.
Хозяин дома, давний знакомец мага, копт по имени Бутрос Шенуда, встречал его в дверях большой светлой комнаты. Он склонился, прижав руку к груди напротив сердца, и шагнул навстречу со словами:
– Наконец-то я вижу тебя, мой дорогой друг! Воистину, бальзамом для моего израненного сердца стал твой приход в мой скромный дом. Могу ли я предложить тебе кофе и немного сладостей, чтобы освежить твой ум и отогнать усталость?
– Спасибо, Бутрос, – улыбнулся Лавернье. – И я тоже рад видеть тебя, дорогой тезка!
Крепчайший густой кофе был разлит в крохотный фарфоровые чашечки, в хрустальных ледяных стаканах была родниковая вода, сладости пахли медом и розовыми лепестками. Все, как положено в доме, где тебя рады видеть.
Допив третью чашку кофе, Пьер перевернул ее и поставил на блюдце, затем одним глотком вылил в себя воду и сказал:
– Итак, чем ты меня еще сможешь порадовать?
– Ну, кое-что есть, кое-что мне привезли интересное… – Шенуда хлопнул в ладоши, и в дверь немедленно вошла очень красивая девушка с большим медным подносом, покрытым шелковым платком. Опустив глаза, она поклонилась отцу и гостю, поставила поднос на ковер между ними и исчезла, прозвенев колокольчиками на ножных браслетах. Выпархивая в дверь, пери обожгла мага таким взглядом, что тот аж закашлялся.
– Это Нейт? – поинтересовался он, отдышавшись. – Какая красавица выросла!
– Нейт, конечно, – посмеиваясь, хозяин дома похлопал его по спине. – Да, хороша, женихов полотенцем отгонять приходится, словно ос от тарелки с медом. Ну что же, дорогой друг, давай смотреть, найдется ли среди моей скромной добычи что-то достойное твоего взгляда.
Судя по горделивым ноткам в его голосе, под платком таилась, как минимум, коллекция артефактов из тайной сокровищницы какого-нибудь короля. Но тут Бутрос сдернул платок, и Лавернье наклонился над подносом, разглядывая разложенные на нем сокровища и проводя над ними ладонью, чтобы уловить магию.
– Джу-джу? – спросил он, задержав руку над искривленной палочкой, увешанной разноцветными кистями, монетками и мелкими косточками. – И что, колдуны Квазулу так просто отдали священный посох?
Бутрос пожал плечами.
– Скажем так, нам удалось их заинтересовать настолько, что они согласились на обмен. Как ты видишь, здесь несколько предметов, привезенных из Барагваната. Разумеется, прежде чем их внести в дом, я проверил на всех уровнях наличие проклятий, сглаза, привязки к духу мертвеца и прочее.
– Ладно, посмотрим, – Лавернье кивнул, уже разглядывая следующий заинтересовавший его предмет, пергаментный свиток, замотанный шелковой красной лентой. – Судя по повреждениям, это нашли на помойке, а?
– Обижаешь, дорогой мой Пьер. Конечно, хранилась эта запись не в самых идеальных условиях, но ведь и лет пергаменту более шестисот!
Изучение и обсуждение раритетов, лежащих на подносе, продолжалось, и Лавернье все больше убеждался, что не напрасно предпринял это долгое путешествие. Конечно, купит он не все, это понятно. Да никаких денег не хватит, если покупать все, что притаскивают Бутросу его агенты со всех концов Черного континента! Кроме того, с колдовством Квазулу-Нгуни маг не желал связываться уже принципиально. Никакие деньги не стоят человеческой жизни и потерянной души, никакие.
После долгого изучения десяток заинтересовавших его предметов был отобран, и начался торг. Копт призывал в свидетели Единого и его братьев, клялся, что отдает раритеты почти даром, аккуратно рвал на себе волосы – в общем, делал все, что полагается делать хорошему продавцу, чтобы получить удовольствие самому и порадовать покупателя. Лавернье качал головой, выворачивал карманы, делал вид, будто уходит… Бутроса он любил и готов был подыграть давнему другу.
Все же, в конце концов, и это представление окончилось. Пьер достал два увесистых мешочка, которые положил на поднос. Продавец сложил выбранные артефакты на платок, завернул, с поклоном отдал новому владельцу, и шелковый сверток со всем его содержимым занял место в пространственном кармане.
– Ну, что же, а теперь самое время пообедать, – копт потер руки.
– Погоди минутку, – Лавернье достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги. – Что ты об этом думаешь?
Если бы в лучшей гостиной дома Бутроса Шенуды присутствовала Лидия Хаскелл, она бы догадалась, что это – то самое письмо, которое маг вытащил в темном переулке из кармана бесчувственного незнакомца. Но Лидии, ясное дело, в этой комнате не было.
Хозяин развернул письмо и внимательно его прочел. Потом перевернул лист и минуту поразглядывал оборотную его сторону. С кряхтением поднялся с подушек, достал из ящика комода довольно крупный кусок тигрового глаза в оправе из сплетенной медной и серебряной проволоки, и долго водил по бумаге. Наконец, хмыкнул и посмотрел на Пьера.
– Ну, и, в чем вопрос? Павсаний действительно умер десять дней назад. Наличными в его доме не нашли ни обола, и деньги на похороны выделила община, так что я знаю все подробности. Никакой тайнописи в записке нету, магия отсутствует. Просто информация о смерти твоего давнего знакомого. Что тебя в этой бумажке так заинтересовало?
– Ладно, меня, – улыбнулся Лавернье, – Вот что так заинтересовало в ней некоего неизвестного мне конкурента, что эту, как ты выражаешься, бумажку у меня попытались выкрасть еще в Лютеции. И вторая попытка оказалась вполне успешной.
– Судя по тому, что письмо ты достал из своего кармана, похитителя ты догнал?
Лавернье не ответил, но улыбка его стала такой неприятной, что Бутрос даже поежился.
– И, тем не менее, я ничего интересного не могу тебе рассказать. Хотя… разве что, о завещании?