Вечерним ветром до меня донесло тихое, дрожащее, но очень уверенное «Уху!».
— Нет, ну что ты будешь делать! — ругнулся я.
— Самара? Доченька? — к нам приблизился, подслеповато щурясь, Йоши Такаули, — Ты зачем туда залезла, милая?
— Она не хочет похищать Кинтаро Тсучиноко, — пожаловался я гордому отцу древолазной кентаврицы, — А он ждет! Надеется! И верит!
— Бу-ду-ще-го им-пе-ра-то-ра? — проикал оседающий на задние копыта бухгалтер.
— Ну, это поправимо, — попробовал я утешить внезапно ставшего маловменяемым хозяина дома, — Не один, так другой. Другой даже лучше! Старый, но небесполезный! Лет семьдесят еще протянет!
Ну вот, вырубился. Еще и пену изо рта пустил. Самара заволновалась, шурша ветками и делая еще большие глаза, чем обычно, но спускаться определенно не собиралась.
— Эх… ну почему вечно всё идёт самым сложным образом, — погоревал я, унося пузатого бухгалтера с холодной земли. Еще и эта куноичи, блин. Без поллитры становится совсем немой. Только глазищи огромные пучит.
Опыт в ношении кентавров получен. Штука насквозь печальная — берешь его на плечо — перевешивает. На руки? Свешивается! И траву цепляет! Тащить за человеческую половину? Опасно! Позвоночник хрустит! В итоге пришлось нести кверху копытами, удерживая над головой!
Потом пришлось пускать в ход план Б. Из-за одной чересчур робкой куноичи нам пришлось прибегать к целому комплексу мер, используя ресурсы Нижнего города. Целью было — подготовить народную волю к нужному нам повороту событий.
Первым делом из гнезда преступного мира потянулись ходоки. Наученные нехорошим мной нехорошим вещам, они шли по городам и весям, заводя в кабаках и на базарах задушевные разговоры. Смысл у этих бесед был ровно тот же, что в свое время оказался озвучен троице обломанных герцогов — «Зачем нам вьюноша бледный, когда здесь и сейчас мы имеем относительно молодого, бодрого, опытного, хоть и отрёкшегося уже разок Одая Тсучиноко? Живую легенду и всё такое? Кинтаро пятнадцать лет, что он наворотит?!». Народное мнение подогревалось, распространяясь со скоростью пожара.
Дальше с моей подачи последовали переговоры с духовными лицами Аустоламба, в которых и заключалась суть, соль и вся аццкая хитрость меня как переговорщика. Суть задуманной нами с Катаррой комбинации начиналась из предпосылок, что как бы гоблинша не крутилась и как бы не бренчала своим пирсингом, ей так или иначе придётся заставлять своих мелких возрастом и уровнем воришек, жуликов и карманников выбивать нужные людям города вещи. Однако…
Эссенции, что мы «подарили» Нижнему городу, пойдут на десяток комплектов снаряжения для добытчиков, поднимая молодёжи показатель Скорости более чем вдвое. При столь дорогостоящей броне и бижутерии нет никакого смысла экономить на оружии, поэтому воришки, уходящие «в поле», будут щеголять очень дорогими и смертоносными «пырялами», временно превращаясь в машины смерти для низкоуровневых монстров. А так, как этим добытчикам в уровне расти не обязательно и даже вредно, у них будет много места в отрядах для тех, кто может оказаться полезен Катарре. В частности, и особо — для низкоуровневых девочек и мальчиков класса «священник» или «жрец».
Второй кирпич, заложенный в основание нашей победы. Получая поддержку духовенства, мы одновременно с этим аццки укрепили позиции золотоносной гоблинши на её красивой сидушке.
Третье, что мы могли сделать из подполья — вякнуть о том, что я и Саяка являемся подчиненными Странствующего Императора. Казалось бы мелочь… но, если не принимать во внимание каких-то хитрозапутанных традиций самой Татарианской империи. Проще говоря, наша парочка не могла одновременно быть свитой Кинтаро и подчиненными Одая, а значит — прынц явился некошерно. Не столь уж серьезный фактор сам по себе, но суммарно с остальными… Хотя, подумав, от последнего действия пришлось отказаться — реакция оябуна могла быть неадекватной, а кроме того, никто из рядом присутствующих традиции аустоламбской знати особо-то и не курил.
На разворачивание всего этого дела у нас ушло три дня.
— Что-то я не поняла, — Саяка лохматила себе голову, пытаясь заставить её думать, — Мы на стороне злых герцогов, которые хотели нас поработить? И мы воюем против дедушки Одая?
— Дура! — подпрыгнув, Тами отвесила подруге легкий подзатыльник, — Мы… эээ… мы… Мааааач?!
— Нет, конечно! — тут же возмущенно сфальшивил я, — Мы просто помогаем хорошей гоблинше выжить!
— Той, которая нас ограбила и соблазнила тебя? — уточнила вредная мудрица.
— Всего разок! — соврал я, жалко улыбнувшись и лихорадочно думая, как выкрутиться.
— Так почему мы этим занимаемся? — продолжала требовать ответ Такамацури.
Я допил пиво, подумал, а затем решил импровизировать.
— Стратегия гражданина Одая заключалась в том, чтобы продолжить правление своей династии, выведя себя и свою мать из зоны риска потери личной репутации, — начал объяснять я, — дистанцировавшись от возможных будущих проблем Татарианской империи путем передачи ответственности Кинтаро. Тем самым он позволяет родительнице уйти на покой и уходит на него сам, оставляя за собой исключительно положительную репутацию. Мы в этом плане играли роль мелкой пешки, чья задача была лишь в том, чтобы безболезненно соблюсти пару протоколов коронации. Только вот случилась беда — наши гвардейцы-сопровождающие оказались болтливыми не там, где надо, в результате чего мы втроем неоднократно «засветились» в фокусе интересов могущественной группировки, да не одной. Из-за возникших с нами проблем, добрый дедушка Одай просто умыл в отношении нас троих руки, справедливо посчитав, что наша роль на коронации не так уж и важна. В общем — нас бросили на растерзание, а если бы мы пустились в бега, то прослыли б трусами, клятвопреступниками, негодяями и подлецами.
Саяка важно покивала, сведя глаза в кучу, а Тами, пометавшись взглядом от меня к ведьме, потребовала уточнений:
— То есть, мы всё-таки против Одая?!
— Нет, золотце наше, — я утешительно погладил гному по слегка сопротивляющейся голове, — Мы за Кинтаро.
Всё, готова. Сидит, загибает пальцы и бормочет под нос, смешно скосив глаза.
Я лег, закладывая руки за голову. Ситуация напоминала обычный бардак на рабочем месте — оп, случился косяк! Кто виноват? Кого штрафовать? Кого увольнять? Все начинают лихорадочно открещиваться, пока не находят объяснения — мол, свет Солнца, отразившийся от верхней части атмосферы Венеры, оказал влияние на северное сияние в антарктических льдах, наглядевшись которого прапорщик Ломакин потерял равновесие, упав на жену полковника и совершенно случайно ту оплодотворяя двумя рыжими близнецами при вопиющей лысине непричемного мужа.
Никто не виноват, нужно всех немедленно простить и признать случившееся катастрофой!
— Так! — мне на живот с размаху рухнули девичьей попой, упираясь ладошками в грудь, — Ты ведешь нас за покупками!
— Вы с Царицей точно сестры, — прокряхтел я, пытаясь втянуть в себя немного воздуха, — Так что я не изменил, а перепутал!
— Ах ты гад!
«Плащи анонимности» в Нижнем городе уважали. Дорого-богато, так еще кому со стороны не продадут! Правда, вся уважуха выражалась в том, что народ подмигивал, важно кивал головами, цыкал зубом… и пытался накрутить цену на товары раза в три выше, чем было указано на ценнике. Вопрос наглости на местном базарчике решился просто — Тами высунула руку со своим раздвижными копьем, удлинила его разок, с щелчком выдвинув лезвие, а потом сообщила наглому торгашу, что там, где сейчас был проткнут воздух, позже будет его задница. Срабатывало.
Ряды лавок девушки исследовали с основной целью — показать некоему грубияну, дураку и кобелю вещи, на которые у нас почему-то нет денег. Делали они это с явным удовольствием, а я лишь покаянно кивал, принимая кару. На самом деле, у нас на троих было порядка десяти миллионов, что было очень весомой суммой… но не для того, чтобы купить снаряжение 60-го уровня. Даже пару вещичек. Увы и ах.
На самом деле я терпел головомойку потому, что личным произволом оставил девчонок без богатейшей добычи в их жизни, а вовсе не из-за того, что переспал с Царицей. Неоднократно! (о чем им знать не стоит). По сути, вся сложившаяся сейчас неприятная ситуация была именно по моей вине — ни Саяке, ни Тами не было никакого дела до такой ерунды как репутация, тем более что мы собирались отправиться на другой континент.
Как ни крути, я им должен и должен многое. Но вслух этого не скажу — сожрут!
Пока я баловал себя праздными размышлениями, мы добрались до портной мастерской, где Тами тут же начала заказывать свои боевые купальники. Оптом. Я философски сопел на лавочке, а Саяка, разгневанно посопев, решила прояснить для себя ситуацию:
— Вот скажи! — сварливо поинтересовалась она, нагнувшись и тыкая гному острым пальцем в бок, — Зачем ты одеваешься так… непристойно?! Тебе не стыдно?!
Устами мудрицы глаголила истина — если в качестве обычной одежды рыжая юная гнома носила вполне себе приличные наряды, состоящие из штанов, курточек, рубашек и вполне длинных юбок, то вот в качестве боевого снаряжения всегда использовала массивные наручи и поножи на руках и ногах соответственно, облекая своё спортивное тельце всего лишь в эластичный облегающий купальник закрытого типа. Рвались они у неё ну… просто на «ура», а любая схватка превращалась в то еще эротическое шоу. Я с интересом прислушался.
— Сразу видно деревенскую девочку, — с видом стреляного из пушки воробья хмыкнула Мотоцури, — В бою, Саяка-чан, всё хорошо, что тебе помогает! Слышишь? Всё! Мужики и монстры теряются, начинают глазеть, а некоторые даже жалеть! Это очень полезно!
— А женщины? — тут же спросил я, — А если против женщин?
— Приходится убегать, — вздохнув, призналась гномка, — Очень злятся! Но это тоже можно использовать!
— Хм…, - Саяка задумалась, — Может и мне…
— Не надо! — хором сказали я, Тами и… портниха.
Мудрица обиделась, надув губы. Нет, она, конечно, сейчас была довольно привлекательна, постоянно пребывая под моим «выбором дамы». Просто изящная худенькая девушка с небольшой грудью… и нуждающаяся в парикмахере. Лицо симпатичное, да. Глазки большие, фиолетовые и подлючие, но всё равно красивые. Однако, пытаться использовать свою эротичность как оружие ей точно не стоит, потому как мало её, этой эротичности. Хотя, с другой стороны, с некоторых ракурсов Тами сама выглядит как мечта педофила-физкультурника. Хорошо, что ведет рыжая себя вполне по-взрослому, правда, импульсивно.