В Вене Нельсона догнало известие о падении Мальты, которое произошло 25 августа 1800 года. Измученный голодом и лишениями французский гарнизон сложил оружие. В первой же пришедшей из Лондона бумаге было велено строго-настрого не пускать к острову ни российские корабли, ни российских солдат для гарнизона.
Наконец, лихая троица покинула Вену, отправившись в Прагу. Столицу Чехии путешественники посетили в день рождения Нельсона. Город был иллюминирован в его честь. Затем была остановка в Дрездене, где леди Гамильтон позировала известному немецкому художнику Иоганну Шмидту. Шмидт записал свои впечатления: «Нельсон – самый незначительный с виду человек, какого я когда-либо встречал, это горсть костей и высохшее тело; он, видимо, весит не более семидесяти фунтов. Правда, лицо его – крупный нос, твердый взгляд и общая значительность – до некоторой степени выдает великого завоевателя. Он мало говорит и почти не улыбается; я не сомневаюсь в его способностях, но невольно удивляет эта хрупкая фигура, хотя, конечно, нет прямой зависимости между ней и великой душой. Нельсон с головы до пят покрыт орденами и звездами. Леди Гамильтон обращается с ним как любящая сестра, она водит за руку, что-то шепчет на ухо, и в ответ его губы складываются в слабое подобие улыбки. Она не пытается покорять сердца – они уже и так покорены».
В конце путешествия Нельсон просил, чтобы фрегат королевского флота встретил его и друзей в порту Гамбурга. Но король Георг III отказал ему в этой просьбе. Король был одним из тех, кого особенно раздражало «неприличное» поведение адмирала. Нельсон и супруги Гамильтон были вынуждены вернуться в Англию как обычные пассажиры. 6 ноября в порту Ярмута Горацио Нельсон ступил на родную землю.
Во время путешествия Нельсон денег не экономил. Когда же по прибытии в Англию подсчитали расходы за время проезда по Европе, то оказалось, что Нельсон с Гамильтонами растратили более трех тысяч фунтов стерлингов. А ведь это целое состояние!
Прибывшего на родину Нельсона приветствовала огромная толпа. Его везде сопровождала Эмма. Леди Нельсон проигнорировала не только возвращение мужа, но и банкет в его честь. По всей видимости, знаменитый адмирал был невероятно наивен в человеческих отношениях. Возвратившись в 1800 году из Италии в Лондон, он искренне надеялся, что его семейные дела как-то образуются, что жена его Фанни все поймет и примирится с существованием Эммы Гамильтон. Естественно, из этого ничего не получилось, произошел полный и окончательный разрыв. Фанни была разумной женщиной и не стала даже слушать бредни супруга о разводе. Нельсон написал жене прощальное письмо, в котором говорил, что она должна была жить отдельно, все отношения, даже переписка, были прерваны. Нельсон позаботился о том, чтобы его жена ни в чем не нуждалась, он обеспечил ей пенсию в 1200 фунтов стерлингов в год. Этого было вполне достаточно, чтобы вести образ жизни, соответствующий ее положению. Ведь она оставалась юридически супругой вице-адмирала, виконтессой Нельсон.
Правда, Горацио тут же поручил адвокату добиться развода. Но его желание при запутанном английском законодательстве, а тем более без согласия супруги, было невыполнимо. Свобода Нельсону была чрезвычайно нужна. Еще перед отъездом из Неаполя Эмма сообщила ему, что ждет ребенка. Нельсон был счастлив, но осознавал, чем ему грозит признание отцовства. Чтобы не стать темой многочисленных светских сплетен, Нельсон решился на неофициальный разрыв с женой, которую это вполне устраивало, ведь с финансовой стороны она ничего не теряла.
29 января 1801 года Эмма родила двойню. Мальчик сразу умер. Но Нельсон был все равно счастлив: ведь у него осталась дочь. Находясь в плавании, он слал Эмме восторженные письма и просил назвать девочку Горацией: «Жена моя! Позволь мне так называть тебя. Перед лицом Неба, в глазах Бога ты являешься ею. Моя жена, моя сердечно любимая, чудная жена! Ты должна знать, моя Эмма, что нет такой вещи на свете, которой я не сделал бы, чтобы мы могли жить вместе с тобой и нашим ребенком… Доверься мне, никогда я не обману тебя!» Но обещания обещаниями, а пока приходилось хранить в тайне от лорда Гамильтона и всего света рождение ребенка, которого отдали под присмотр миссис Гибсон. Горацию даже окрестили в возрасте двух с половиной лет, уже после смерти сэра Уильяма, не пожелавшего ничего знать о незаконнорожденном ребенке. И сам Нельсон числился лишь крестным отцом малышки, доверенной его попечительству. Первые два года всё семейство будет жить в доме, который Гамильтон снимал на Пикадилли.
Пикадилли – одна из самых широких и оживлённых улиц в историческом центре Лондона. Пролегает от площади Пикадилли, что на востоке, до Гайд-парка, который расположен на западе. До XVII века район улицы был известен как Португалия, позднее сама улица носила название Португальской. Название «Пикадилли» получила от особняка Роберта Бэйкера, который в начале XVII века сколотил состояние, торгуя модными воротничками – «пикадилами».
У адмирала Нельсона никогда не было собственного дома, и он давно мечтал приобрести его. Имея правительственную пенсию и доходы от герцогского имения в Сицилии, теперь было можно реализовать эту мечту. Находчивая Эмма подыскала в десяти километрах от Лондона приличный дом с обширным земельным участком, который назывался Мертон. В сентябре 1801 года Нельсон стал владельцем имения. Всю сумму за Мертон – девять тысяч фунтов стерлингов – пришлось выложить ему одному, хотя жить там предполагали и Нельсон, и Гамильтоны.
Эмма с присущим ей азартом занялась перестройкой дома, перепланировкой участка. Нельсону все здесь было по душе. Он любил беседовать с часто навещавшими его капитанами, прогуливаясь по площадке, которая называлась «корма». Другая площадка именовалась «палубой». Вообще, все, посещавшие Мертон, говорили, что это имение – музей одного человека. Всё говорило, что этот человек – великий, величайший и богоподобный адмирал Нельсон. Повсюду висели его портреты и картины, изображавшие сражения, выигранные адмиралом. Весь уклад жизни в Мертоне был построен в угоду Нельсону. Эмма с радостью угождала своему возлюбленному во всём. По земельному владению Нельсона протекал большой ручей, Эмма назвала его Малым Нилом.
Сэр Уильям пристрастился к рыбной ловле и подолгу просиживал с удочкой на тихом берегу Малого Нила. Часто бывал он и в Лондоне, целые дни проводя в Британском музее, где находилась значительная часть его художественной коллекции. Он посещал свои поместья в Уэльсе, продавая картины и вазы, пытаясь получить деньги, причитающиеся ему от правительства за его расходы в Неаполе. Сэру Уильяму хотелось тишины, покоя. Как все старики, он любил, уютно устроившись в кресле или на берегу речушки, поразмышлять о смысле жизни. В общем, ему нужен был «спокойный дом», но Мертон не являлся таковым.
В Мертоне без конца были гости, за стол каждый день садилось не менее пятнадцати человек. Расходы росли, а денег было не так уж много. Нельсон – человек небогатый, а Эмма не привыкла экономить… Будь денег в два раза больше, леди Гамильтон могла потратить бы и их.
6 апреля 1803 года «союз трех» пришел к концу. Уильям Гамильтон скончался. Он был похоронен рядом со своей первой женой Королиной. Нельсон на похоронах не присутствовал: он не любил печальных церемоний и по возможности старался их избегать. Эмма скорбела о кончине человека, который так много сделал для нее и всегда был добр к ней. «6 апреля – несчастливый день для осиротевшей Эммы. В 10 часов 10 минут утра верный сэр Вильям навсегда покинул меня!» – писала она в своем дневнике.
После смерти сэра Гамильтона его жена Эмма получила 800 фунтов ренты в год, включая 100 фунтов в год для ее матери, и небольшие ежегодные выплаты для четырех слуг в Неаполе. Если жить скромно, этого вполне могло хватить. Но Эмма давно разучилась считать деньги. Ведь они сыпались на нее от мужа и Нельсона, и она не задумываясь пускала их на ветер. Заложенные поместья Уильяма в Уэльсе были оставлены Гревиллу. Нельсону – эмалированная копия портрета Эммы работы Элизабет Виже Ле Брюн.
Когда весной 1803 года Нельсон уходил в море, Эмма вновь была беременной. Ребенок появился на свет благополучно и опять в тайне. Малютка была передана все той же миссис Гибсон, но через год умерла от неизвестной инфекции. Нельсон, узнав о случившемся, плакал. Тот самый адмирал Нельсон, который на семидесятипушечном корабле топил и брал на абордаж стотридцатипушечные суда неприятеля, не мог удержать слёз.
Накануне предстоящей битвы, обещавшей быть страшной и кровопролитной, Нельсон решил привести в порядок свои дела. Он даже оформил завещание. Звучало оно так: «Я вверяю леди Эмму Гамильтон заботам моего короля и страны. Надеюсь, что они обеспечат ее так, чтобы она могла жить в соответствии с ее рангом. Я также завещаю милосердию моей страны мою приемную дочь Горацию Нельсон Томпсон и желаю, чтобы она именовалась в будущем только Нельсон».
Поражает наивность построения завещания. Нельсон был убежден, что его великая любовь к Эмме – вполне достаточное основание для того, чтобы правительство щедро её обеспечило. Он не мог не знать (леди Гамильтон тысячу раз говорила ему об этом), что в высшем обществе ее ненавидят, осуждают и презирают. Когда через несколько недель Эмме стало известно содержание этого завещания, она воскликнула: «Каким же ребенком был мой Нельсон!» Возмущённый семейными событиями, Нельсон дарит возлюбленной свой загородный дом и выделяет ежемесячное содержание. Но для привыкшей к роскошной жизни Эммы это крохи. Она просит правительство о пенсии как вдова бывшего государственного служащего, но получает отказ.
В начале 1804 года у Эммы и Горацио рождается, но быстро умирает вторая дочь. От отчаяния Эмма начинает пить и проигрывать немногочисленные деньги в карты.
Около года она почти не видела Горацио, который командовал средиземноморским флотом в войне с Наполеоном. Нельсон вернулся только в августе 1805 года, но вид у него был какой-то усталый и надломленный. Вице-адмирал 35 лет отдал морю и теперь думал об отставке и желал покоя в кругу любящих его людей. Но уже в начале сентября Адмиралтейство вновь предложило ему возглавить флот, чтобы обезопасить Англию от морских посягательств Наполеона. Душа Нельсона разрывалась между семьей и привычкой к действию, жаждой подвига и славы. Эмма сказала ему то, что он хотел услышать: «Ты одержишь блестящую победу,