Ушаков и Нельсон: два адмирала в эпоху наполеоновских войн — страница 52 из 60


Карта с направлением действий Ушакова во время Средиземноморского похода 1798–1800 годов


Пример Нельсона оказался заразителен для офицеров, о чем свидетельствует высказывание капитана Коллингвуда: «Не понимаю, как может офицер сегодня молиться, а завтра допускать, чтобы его людей пороли».

Малейшее неповиновение влекло за собой варварское наказание. Плетка из кожи бегемота снимала мясо до костей. Если матроса запарывали до смерти, это ни у кого не вызывало особых переживаний. Ко всему на большинстве кораблей отвратительно кормили. Примитивные способы консервирования приводили к порче провизии. Но ничего другого просто не было. Отпусков на берег всячески избегали из-за боязни дезертирства. Достижением Нельсона считалось то, что он продержал свой корабль в течение 20 месяцев в море, не допустив возникновения бунта.

Сохранилось письмо Нельсона с рассуждениями о том, казнить ли матросов, приговорённых к повешению за участие в бунте на корабле, именно в воскресенье или дождаться понедельника (запрещалось казнить после захода солнца или в воскресенье): «…если мне будет позволено высказать свое мнение, то я целиком и полностью одобряю столь быстрое приведение приговора в исполнение, хотя оно пришлось на воскресенье… Надеюсь, это положит конец всем беспорядкам на нашей эскадре… Будь это даже Рождество, не то что воскресенье, я все равно казнил бы их», – заключал Нельсон.

Конечно, Нельсон был храбрым военачальником, преданным родине патриотом. Адмирал, потерявший в боях руку, глаз и, наконец, в завершающий момент своей последней битвы не прятавший своего искалеченного тела от неприятельского огня, – такой герой прославлялся в английской литературе на все лады. Но если сравнивать моральные качества Ушакова и Нельсона, то становится очевидным, что последнему было совершенно незнакомо великодушие к поверженному врагу, рыцарское отношение к противнику, уважение к ценности человеческой жизни, которые так ярко проявлялись в Ушакове. В нравственном отношении русский флотоводец был неизмеримо выше английского адмирала. В тот период, о котором идет речь, Нельсон показал себя в самом деле бессердечным человеком. Объяснять чудовищные злодеяния, без малейшего протеста допущенные Нельсоном в Неаполе и других местах, чрезвычайно трудно.

Ушаков никогда не отличался непримиримой революционностью и жестокостью, но он посылал своих моряков и солдат изгонять французов из Неаполитанского королевства и боролся только с вооруженным врагом. Он не позволял бросать в огонь, жарить на кострах, пытать мужчин и женщин за то, что они считались республиканцами. Солдаты Ушакова спасали несчастных людей, которых монархические банды королевы Каролины и кардинала Фабрицио Руффо, при покровительстве адмирала Нельсона, гнали как диких зверей и предавали неслыханным истязаниям. «Да здравствует адмирал Нельсон!» – восторженно кричали «защитники трона и алтаря». Для жертв озверевших молодчиков было счастьем вовремя укрыться под защиту русских моряков из ушаковской эскадры.

Напомним события тех дней. Летом 1799 года корабли эскадры Ушакова подошли к побережью Южной Италии и высадкой десанта на территории Неаполитанского королевства поддержали действия Суворова и союзников в Италии. Десантом командовали капитаны 2-го ранга Г. Г. Белли и А. А. Сорокин. Русский отряд насчитывал 511 человек, имел на вооружении шесть пушек. Уже 24 июня прикомандированный к отряду Белли неаполитанский министр Мишеру сообщал Ушакову: «Я написал вашему превосходительству несколько писем, чтобы уведомить вас о наших успехах. Они были чудесными и быстрыми до такой степени, что в промежуток 20 дней небольшой русский отряд возвратил моему государю две трети (неаполитанского) королевства».

В конце июня русский отряд и отряды Руффо подошли к Неаполю. По предложению русского командира, кардинал Руффо заключил перемирие с французами и республиканцами, укрепившимися в крепости и двух замках города. Конечно, дело было не в гуманности Руффо, которая вовсе не была ему присуща, а в том, что все опасались появления у Неаполя французского флота в помощь осаждённым. Защитникам замков предоставлялась возможность сесть на суда, которые отвезли бы их во Францию. На республиканцев, оставшихся в Неаполе, распространялась амнистия.

Республиканцы не доверяли кардиналу Руффо, известному расправами над теми, кто выступал против королевской власти. Они потребовали, чтобы условия капитуляции скрепил своей подписью английский капитан Фут.

Перемирие вступило в силу, когда его подписали кардинал Неаполя Руффо и английский капитан Фут, представлявший здесь адмирала Нельсона. Военные действия прекратились, был произведен обмен пленниками. На замках и на английском фрегате «Сихорс», где находился капитан Фут, развевались флаги перемирия.

В это время в Неаполь рвался Нельсон, вернувшийся из Палермо. Узнав о перемирии, вице-адмирал пришел в неописуемое бешенство. Он этого не потерпит и немедленно ликвидирует соглашение. Естественно, Нельсон мог по своему усмотрению наказать капитана Фута, но аннулировать перемирие он не имел права. Однако у контр-адмирала была сила – флот. Он использовал ее со злобной мстительностью, которая вот уже почти два столетия всеми с негодованием осуждается.

К этому времени ничего не подозревавшие французы и неаполитанские республиканцы вышли из замков и сложили оружие на набережной. И тут же все они были арестованы по приказу Нельсона. Теперь неаполитанские монархисты начали расправу над беззащитными людьми. Со слов очевидцев, «последовала чудовищная кровавая оргия. Захваченных пленников рвали на части, сжигали на площадях, вешали, расстреливали. Людей истребляли без суда и следствия». Ближайший сподвижник адмирала капитан Трубридж писал Нельсону, что до сорока тысяч семейств оплакивают кого-либо из родственников, заключенных в темницу. Дополнительным стимулом для многочисленных расправ служил тот факт, что имущество убитых за бесценок скупалось королевскими агентами. Сам Нельсон под впечатлением происходящего задумывался: «Нельзя же, однако, отрубить головы всем в королевстве, будь оно даже полностью составлено из мошенников». Но вершитель трагедии ничего не сделал, чтобы унять кровопролитие.

Пожалуй, наиболее позорным эпизодом в событиях тех дней было дело адмирала Караччиоло. Этот князь, неаполитанский аристократ несколько десятилетий отдал морской службе и теперь командовал флотом королевства. В период Партенопейской республики он согласился командовать символическими остатками морских сил, которые практически были уничтожены по приказу в момент бегства Нельсона. Когда король вернулся в Неаполь и начался террор, 70-летний князь Караччиоло скрывался в горах. За его голову была объявлена награда. Только 29 июня вечером Караччиоло был доставлен на английский линейный корабль «Фоудройант», где находились Нельсон и чета Гамильтонов.

Нельсон распорядился немедленно повесить пленника, несмотря на решение членов военно-полевого суда. Конечный приговор гласил: смертная казнь через повешение. Нельсон приказал повесить старика на рее стоявшего рядом неаполитанского фрегата. Караччиоло умолял Нельсона, чтобы его расстреляли как офицера и дворянина, а не казнили позорной смертью. Контр-адмирал Нельсон опять отказал, ведь он хотел угодить своей любовнице леди Гамильтон, которая, собираясь уезжать, хотела обязательно присутствовать при повешении. Распоряжение Нельсона гласило: «Повесить как можно скорее». 29 июля 1799 года в пять часов утра приговор был приведён в исполнение на борту корабля «Минерва», которым осуждённый совсем недавно командовал. Причём король Фердинанд просил Нельсона оставить труп на рее как можно дольше: «Это ободряюще действует на моих подданных. Труп врага всегда хорошо пахнет!» – объяснил коронованный садист. Тело Караччиоло весь день продолжало висеть на корабле. Дневниковая запись Нельсона за этот день, как обычно, немногословна – и ни слова о казни.

Возмущение зверствами, чинимыми английской эскадрой в Неаполе, прокатилось по всей Европе и достигло Англии. Наилучшим подтверждением того, что действия Нельсона в Неаполе летом 1799 года были нормой для любого английского командующего в подобной ситуации, является оценка его поведения, данная лордами Адмиралтейства. Первый лорд писал Нельсону: «Намерения и мотивы, из которых исходили все Ваши меры, были чистыми и добрыми, а их успех был полным».

Начальник русского отряда в Неаполе Г. Г. Белли пытался противодействовать вероломству Нельсона. Поведение русских в Италии радикально отличалось от поведения англичан. Сохранилось письмо неаполитанского министра Мишеру о действиях русских матросов и солдат: «Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их, и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена». К этому нужно добавить, что капитан первого ранга Г. Г. Белли на корвете «Счастливый» ещё два года патрулировал побережье Неаполя и овладел крепостями Кастель-Нуово и Капуей…

1 августа 1799 года начались торжества и фейерверки по поводу восстановления королевской власти и освобождения Неаполя, по выражению Нельсона, «от воров и убийц». Король Фердинанд в знак благодарности наградил Нельсона титулом герцога Бронте. Кроме титула, адмирал получил во владение огромное поместье на Сицилии, приносившее новому хозяину три тысячи фунтов стерлингов в год. С этого момента адмирал подписывался «Нельсон герцог Бронте».

Как видим, контр-адмирал не зря старался. Это совсем не вяжется с его искалеченной фигурой и внешностью. А ведь Нельсон вовсе не казался морским волком. В кругу морских офицеров он со своими малым ростом и весом казался старшеклассником-переростком. Этот худощавый человек небольшого роста не мог похвастаться крепким здоровьем. Он страдал хронической бессонницей, перемежающейся лихорадкой в сочетании с повышенной возбудимостью и, как ни странно, морской болезнью.

Безрассудный азарт всегда был недостатком Нельсона. Именно это качество явилось причиной того, что в атаке на Тенерифе контр-адмирал потерял правую руку. С неменьшим азартом он погрузился в картёжную игру, когда жил в Палермо вместе с Гамильтонами и королевским двором в течение четырех с половиной месяцев. Это было плохое время для контр-адмирала. Дворцовая клика, очутившись в относительной безопасности, пустилась ночами в крупные азартные игры.