я, о трофеях и пленных. А затем рисует панораму дальнейших своих действий. «Обратя теперь виды свои на Геную, выступил я теперь в поход. Мне надлежит осилить некоторыми крепостями; трудности, препоны отнимают у меня довольно времени, как и изготовление к горному походу; провиант и припасы должны быть доставлены на мулах, а после, когда достигнем берегов Ла-Ривьеры, то уже из Ливорны (ежели она за нами устоит) и морем». План его движения ясен. Какую же роль отводит он флоту, эскадре Ушакова? Очень серьезную. Он просит: «От Пониенты к Леванте и паче от берегов Франции ваше превосходительство покорнейше принять попечительные и благоразумные, свойственные вам меры к пресечению ее, дабы оголодить сию распутно-зловредную армию. Извольте знать, что генуэзцы кормятся сами из чужих мест, то есть особливо и в большом виде припасы свои получали они из Африки и Архипелага. Союзные флоты ныне господа моря и легко в том препятствия утвердить могут».
«Господа моря» действовали по-разному. Нельсон, ознакомившись с посланием Суворова, не особенно утруждал свои корабли военными операциями к северу от Неаполя. Ушаков же, получив это письмо 4(15) августа, послал эскадру вице-адмирала Пустошкина для крейсерства «около генуэзских берегов». Сам же Ушаков, уведомляя Суворова об исполнении послания, пишет, что после Палермо «отправляюсь я оттоль с эскадрою к Неаполю и от оного к Генуе или в те места, где польза и надобность больше требовать будут».
Три фрегата под командованием Сорокина направились в Неаполь. Пустошкин из-за встречных ветров двигался медленно и прибыл в Ливорно только 30 августа. Крейсерство русских кораблей продолжалось у Генуэзской Ривьеры, Ливорно, Неаполя до конца 1799 года. Но положение на севере Италии уже изменилось. Правда, Павел I еще находился в эйфории, считая миссию своих войск богоносной, а себя прозорливым политиком, полководцем, которому внимают попавшие в беду императоры, султаны и короли Вены, Константинополя и Неаполя, к которому прислушиваются в Лондоне и на помощь которого они надеются. Да, помощь монархам и Англии от русского союзника была нужна, но его абсолютистское вдохновение им было чуждо, так же, как нередко и методы ведения войны Суворовым и Ушаковым. Единственно, чего они хотели, так это как можно больше урвать от результатов участия России в этих войнах. И довольно долго водили за нос русского правителя.
Суворов был опасен австрийцам тем, что его победы пробуждали национальное самосознание у итальянцев, восстанавливали в правах бывшие североитальянские государства, владения которых хотела себе присвоить Австрия. Ушаков не давал Оттоманской Порте наложить лапу на бывшие, а ныне «бесхозные» венецианские владения. Вот в этих-то захватнических устремлениях венценосных правителей Вены, Константинополя, Неаполя и толстосумов с Темзы и была основа постоянных столкновений Суворова и Ушакова с их военными представителями (не будем при этом забывать и консервативную политику российского царизма).
Итак, 16(27) августа 1799 года Суворов получил приказ Павла I, в котором ему предписывалось покинуть Италию и направиться в Швейцарию. Было в этом приказе все: и неинформированность императора, и стремление предотвратить наступление французов в Альпах, и главное — это ложь австрийцев, которую проглотил Павел, сокрытие ими своих истинных замыслов по овладению Генуей и другими территориями.
Англичане более трезво смотрели на действия венского двора и министра Тугута, однако разубеждать русского императора они не собирались. Английский посланник в Вене лорд Минто писал об этих претензиях австрийцев в то время без прикрас: «Император (австрийский. — В. Г.) совершенно предполагает удерживать за собой Пьемонт и захватить часть Савой. Я не сомневаюсь в его намерениях удержать и Ниццу, если ему удастся завладеть ею. Территория Генуэзской республики становится уже предметом его замыслов». Англия и Австрия разделяют Италию на сферы влияния, русские же корпуса и эскадры всячески ограничиваются и изолируются, их роль уменьшается, у них из рук вырывают даже славу, победы, их командующих отстраняют от столов переговоров. Поэтому-то все чаще и чаще в планах и рапортах Суворова и Ушакова Павлу I проскальзывает недовольство на союзников, протесты на их обращение с русскими, неудовлетворение организацией снабжения и возмущение вероломством и иезуитством как высших дворов, так и военных командиров, жалобы на их «интриги, происки и неблагоприятные поступки».
Однако Ушаков не позволял себе расслабиться, разобидеться, хлопнуть дверью. Он был все время в творческом напряжении, внимательно следил за событиями, держал все нити управления эскадрами и кораблями в своих руках. Ему приходилось постоянно учитывать много факторов: политические события, проистекающие на Ионических островах, в Италии, в близлежащих владениях Порты, Австрии, во всем Средиземноморье; экономическое положение и ресурсы: Республики Семи Островов, снабжающих его продовольствием турецких пашалыков, осажденной Мальты, разоренного Неаполя; военное состояние, организацию, наличие резервов противника у гарнизонов Корфу и Анконы, французских войск в Неаполе, Риме, на Мальте; дипломатические интриги и коллизии, возникающие вокруг Ионических островов, распадающегося Неаполитанского королевства, североитальянских государств, населения Венеции, судьбы Мальты, действий алжирских пиратов, номинальных подданных Порты. Не следует забывать, что он получал главные предписания из Петербурга от Павла I, их иногда дублировал и вице-президент Адмиралтейств-коллегии генерал-адъютант Кушелев, полупросьбы-полуприказы получал он от посланника из Константинополя Томары, письма с изложением точки зрения шли от русского посла в Вене графа Петра Разумовского, взывал к нему и русский посланник в Неаполе граф Мусин-Пушкин-Брюс, давал информацию «полномочный министр России по военным делам при Неаполитанском королевстве» в Палермо Андрей Яковлевич Италинский. Поразительны связи и контакты командующего союзной эскадрой. Переписка и общение шли у Ушакова с Суворовым, Нельсоном, адмиралом Кадыр-беем, Али-пашой Янинским, с верховным визирем Турции Юсуф Зия-Хаджи-пашой, премьер-министром Неаполитанского королевства Актоном, Мустафой-пашой Дельвинским, с главным командиром Черноморского флота адмиралом фон Дезином, генерал-майором Бороздиным, комендантом Корфу, а затем командующим русскими войсками в Неаполе, с русскими генеральными консулами в Рагузе графом Джикой и на Корфу — Бенаки, с австрийским генералом Борди, сенаторами и депутатами Ионических островов и многочисленными другими командирами, дипломатами, правителями, от усилий, знаний, действий которых многое зависело в то пороховое лето 1799 года.
Главное же состояло в том, что Ушаков был флотоводец, в его руках был флот — инструмент, с помощью которого и решил он многие задачи. Постоянное и неусыпное его бдение, приказы, требования, пожелания шли отсюда — к морякам, офицерам, капитанам, к его опоре, надежде и силе — кораблям русского флота. Со «Св. Павла» идут непрерывные указания и советы: вице-адмиралу Павлу Васильевичу Пустошкину об осаде Анконы и Генуэзского побережья; капитану 2-го ранга Александру Андреевичу Сорокину о движении к Бриндичи (Бриндизи), а затем к Неаполю, командиру фрегата «Навархия» графу Николаю Дмитриевичу Войновичу на возобновление блокады Анконы; капитан-лейтенанту Телесницкому о борьбе с морскими пиратами; вице-адмиралу Петру Кондратьевичу Карцову о следовании на Корфу; отдает он ордер капитану 1-го ранга Алексиано о назначении его старшим морским начальником в Корфу на время своего отсутствия. Их сотни, этих четких и толковых распоряжений русского адмирала, в них сконцентрированы мысли, намерения и итоги действий, предпринимаемых Ушаковым (см.: Ушаков. Ф. Ф. Документы, т. II. М., 1952.). И в этом калейдоскопе указаний, переписки, просьб адмирал не упускает возможностей, чтобы не поставить вопрос об улучшении снабжения, организации доставки продовольствия, пороха, артиллерийских припасов, пуль. Нет, он не ноет, не клянчит лишнего «про запас», он ставит вопрос и требует у морских начальников русского флота необходимое для успешного выполнения задания. И все фиксирует. Он поставил вопрос перед Адмиралтейств-коллегией о назначении на эскадру историографа, художника, секретаря и канцеляристов. И это не только желание отбиться от бюрократической переписки, а стремление к точности, порядку, а главное, стремление закрепить опыт для будущих поколений, историю боевых дел.
Поэтому так поражают точность и регулярность ордеров, писем, документов, исходящих с борта «Св. Павла», удивляет наполненность журналов плаваний отрядов и кораблей эскадры.
Ушаков и сам находился все время в движении, выполняя указания Петербурга и решая военно-политические задачи. 24 июля (5 августа) адмирал с эскадрой в 18 кораблей покинул Корфу и в начале августа подошел к Сицилии. 3 (14) августа его корабли вошли в Мессинскую бухту. А 11 (22) августа он перешел в Палермо, где его уже поджидала прибывшая с Балтики эскадра вице-адмирала Карцова (шесть судов). Здесь же состоялись и важные встречи с контр-адмиралом Нельсоном, на которых обсуждался ход дальнейших операций. Союзная эскадра должна была двинуться из Палермо в Неаполь. Но произошел бунт турецких моряков, потребовавших возврата на родину. Ушаков распрощался со своим уже, пожалуй, другом Кадыр-беем и прибыл с русскими кораблями 26 августа (7 сентября) в Неаполь, соединившись с эскадрой Сорокина.
По берегу из Неаполя на Рим Ушаков направил десант подполковника Скипора, который предполагал потом разделить, отправить часть его под Анкону. Адмирал проявляет высокую заботу о культурных ценностях Италии и отдает приказ капитан-лейтенанту Эльфинстону, командовавшему фрегатом «Поспешный», «иметь наистрожайшее наблюдение, чтобы французы, в Чивита-Веккии и Риме находящиеся, ограбив все редкости и сокровища из Рима, не ушли с оными и не увезли во Францию или на Корсику, предписываю все неприятельские суда ловить и брать в плен».