— На поле сыро? — спросил, изучая поросший травой простор. Кустарника было мало, и кое-где торчали пучки камыша. Правда камыш был уже желтоватым. Сержант пожал плечами:
— Всегда было сыро, но сейчас лето сухое. Не знаю.
— Да, воды в этом году маловато, — поддержал его Васильевич. — Наверное уже все высохло.
— Это плохо, — задумчиво сказал я, спускаясь с холмика, потом повернулся к Збицкому и приказал: — Позицию для пулемета оборудуйте там, где Павел Васильевич предложил, место хорошее.
Дождавшись «полуторку» с красноармейцами второй роты, с радостью увидел среди них нашего Зайца, вот кто у меня отправится на мебельную фабрику. Но старшина, поспешил ко мне со встревоженным выражением лица:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. — и получив разрешение, продолжил, понизив голос: — Непорядок в батальоне.
— Что случилось?
— Капитана в санчасть фельдшерица положила. Он сознание потерял в канцелярии.
— Вот, дьявол! — я стукнул кулаком по ладони, — Кто сейчас командует? Политрук?
— Да, он. Просил вас разыскать и поторопить с возвращением.
— Ну, это понятно — согласился, потом вспомнил, с кем разговариваю, и перевел разговор на другое: — Вы партийный, товарищ красноармеец?
Заяц приосанился:
— Еще с двадцать четвертого года, «Ленинский призыв».
— Это замечательно, у меня к вам просьба как к большевику. Блиндажи мы выкопали, и теперь нужны бревна для их перекрытия. Бревна и доски есть на мебельной фабрике, необходимо их оттуда вывезти. Машину я вам оставляю, думаю что за пару рейсов вы завезете нужное количество. Я по дороге в батальон прикажу милиции вам не мешать. Так, — быстро вспоминал, что еще надо, — до темноты продолжайте работу, где командир взвода?
— Так он дела принимает у здешнего.
— Това-а-арищ красноармеец. — укоризненно протянул я. — Мы в армии, значит сейчас происходит смена караула. Ну ничего, привыкнете. Оставайтесь с этим взводом, и помогите командиру. Что-то он у вас молодой.
— Конечно молодой, только тридцатник недавно разменял. Но командир дельный, — вступился за своего комвзвода старшина.
— Вот вы ему и помогите. Ужинали? — поинтересовался я, смотря за разгрузкой полуторки. Хотя машина и стояла на другом берегу реки, но штыки примкнутые к карабинам, ярко сверкали в солнечных лучах, позволяя наблюдать за движением бойцов.
— Нет, но с собой взяли термоса. Абрамзон привез из города.
— Молодец. Пойдемте, старшина. Вот еще что, накормите бойцов НКПС. Что-то их начальство, про них забыло.
Мы перешли на другой берег, по техническим мосткам. Как-то немножко страшно было идти под настилом моста, в полумраке, наблюдая, как сверкают волны под ногами. Ну боюсь я высоты, что же тут сделаешь. Главное, что перила были целы. Возле машины уже строился сменившийся взвод, люди были рады, что кончилась тяжелая работа, и впереди — отдых. Некоторые, с любопытством рассматривали карабины, но и их отделенные уже подгоняли в строй.
Подошел к сержантам, и выслушав рапорт, распорядился:
— Немедленно отомкните штыки. Придется заступать в караул на мосту, и с какого-нибудь эшелона вас может обстрелять охрана. Эти штыки не игольчатые, и сразу в глаза бросаются. Так, а вам придется задержаться, — обратился я к сменяемому комвзвода. — Надо привезти бревна, и чем быстрее вы это сделаете, тем быстрей вас сменят. К бойцам я сам обращусь. Взвод построен?
— Так точно.
Подойдя к строю уставших красноармейцев, и набравшись храбрости, негромко сказал:
— Товарищи красноармейцы. Вы отлично поработали, и я объявляю благодарность всему личному составу.
— Служим трудовому народу! — пусть, нестройно, но с чувством откликнулись солдаты. Я вздохнул, и продолжил:
— Надо завезти бревна для блиндажей. Грузовая машина у нас только одна, а на моей, даже одного бревна не подвезешь.
В строю прокатился, и быстро стихнул смешок, а я закончил:
— Вы понимаете, что до казарм идти долго, поэтому прошу вас еще немного поработать. Надо, хотя бы, два рейса сделать.
Люди молчали, потом один отделенный повернулся к строю, и пробасил:
— Командир прав. Чем быстрее загрузим, тем быстрее уедем. Надо, значит, надо. — потом повернулся ко мне, и козырнул: — Приказывайте, товарищ старший лейтенант.
Я козырнул в ответ, и облегченно выдохнув, ответил:
— Приказывать будет старшина первой роты, красноармеец Заяц. Благодарю вас за понимание.
Уже сев в машину, вспомнил, что кроме завтрака, еще ничего не ел целый день. «Вот идиот», мрачно подумал я, «Мог бы возле автомобильного моста поесть». Потом вспомнил скорбную реку беженцев, и понял, что в той обстановке мне бы кусок в рот не полез.
— Павел Васильевич, давайте сейчас к мебельной фабрике. А потом заедем в магазин, какие-нибудь консервы купим.
— Ох, не бережете вы себя, командир, — проворчал Зубрицкий, выруливая на обгон полуторки, — Вот и Иваныч такой же, все рвал, рвал и надорвался.
— Вы его давно знаете? — спросил я, пытаясь вспомнить, взял я с собой деньги, или оставил их в сейфе. Деньги, слава богу, нашлись в нагрудном кармане, и я успокоился. Зубрицкий ответил, не отрывая взгляд от дороги:
— Да уже года четыре. Его как раз из армии уволили, по здоровью, так он к нам и приехал. А тут в него и вцепились всеми руками, образованный, не запойный. Золото, а не человек. А работяга-то какой! Перед самой войной помню, совсем было наш директор договорился, чтобы его замом к нему перевели. Эх-ма, жизнь только наладилась, а тут опять, неймется ворогам.
У проходной бывшей фабрики мы задержались ненадолго. Я попросту приказал милиции пропустить грузовик и не препятствовать погрузке. На робкие возражения, рявкнул так, что заколыхался плакат небрежно прикрепленный к двери проходной. Я посмотрел на красного бойца, вонзающего штык винтовки в крысоподобного фюрера, тянущего когтистую лапу из разорванного договора о ненападении, успокоился, и посоветовал обратиться за подтверждением в НКВД. Дождавшись полуторки, попросил Зайца поторопиться, и успокоившись, уселся в «газон».
— Все, Павел Васильевич, теперь в батальон. Да, по дороге у магазина тормозните.
Всю дорогу я сидел с закрытыми глазами и «думал думу горькую». Как, ну как, за месяц сделать из добровольцев — солдат? У самого военного опыта кот наплакал. Только из книг и фильмов. Один политрук вроде дельный человек, зато младший — мальчишка, явно ответственный за спорт и досуг комсомольцев, командиры рот, а… уже говорилось. И акушерка — начальник медслужбы! Боже мой, что она там у комбата нашла? Я кажется, даже застонал, потому что водитель с тревогой спросил:
— Так плохо стало, командир? Мы уже приехали.
Открыл глаза, машину Васильевич остановил возле небольшого магазинчика. Уже открыв дверку, я хлопнул себя по лбу:
— Поехали дальше, Павел Васильевич! Карточки я же в сейфе оставил!
— Как же так, товарищ командир? Сейчас без карточек — никуда.
«Газон» выехал на середину улицы, я успел прочитать на эмалевой табличке название «Пролетарская», и покатил по постепенно становящемуся круче спуску. Пригляделся, интересно ведь, как боролись с размывами улиц после дождей, семьдесят лет назад. А никак не боролись, промоины засыпали щебенкой, а когда мы доехали до крутого спуска, уже к реке, я увидел брусчатку. Интересно, куда она делась в мое-то время? Вспомнив про глыбы асфальта, смытого ливнями, поразился мудрости предков. Действительно, двадцатисантиметровый каменный столбик, вкопанный вертикально, переживет не одно столетие, прежде чем потребует замены. В моем-то времени, власти утомившись укладывать асфальт каждый год, просто забетонировали проблемные дороги, начихав на протесты временно оживших экологов. А ведь для холмистого рельефа Полесска, лучше брусчатки нет ничего. Впрочем, зачем мне вечность? Давно замечал, как устану: о чем угодно буду думать, только ни о деле.
Автомобиль вновь остановился, я поднял голову. Мы стояли на центральной площади, возле дощатого здания, покрашенного синей краской, со скромной вывеской: «Ресторан Припять». Зубрицкий смущенно сказал:
— У них тут в буфете без карточек можно отовариться. Цены, конечно… Но — без карточек.
— Спасибо, Павел Васильевич. Я быстро.
Дверь, с крашеной фанерой вместо стекла, пропустила меня в пустующее помещение. Нет, за прилавком стояла женщина в белом халате. «Сразу видно, хороший человек.» — вползла в голову дурацкая мысль, — «Вон как её много». Увидев меня, буфетчица оживилась:
— Слушаю вас, товарищ командир.
Я осмотрелся, выбор был богатый, но в основном — спиртное. Стройными рядами выстроились бутылки с водкой. Залитые сургучом пробки напоминали папахи и башлыки солдат Первой мировой. С флангов шеренгу подкрепляла легкая кавалерия, различные мускаты и наливки. Ниже полкой замерли разведчики — пивные бутылки. Вздохнул, вспомнив, что пива так еще и не пробовал. А ведь полесское пиво всегда славилось, до революции ко двору государя-императора поставлялось. Не могли же за четверть века его испортить, если еще в восьмидесятые пил с удовольствием. Обратив уважительное внимание на резерв главного командования, медаленосные коньяки, приобрел две бутылки нестроевого «Нарзана» а на закуску — полюбившихся крабов. Расплатившись с поскучневшей буфетчицей, вдруг поддался порыву, и купил коробку конфет «Шоколадный набор». Вернувшись в машину, сложил покупки в сумку, что дал Зубрицкий, потом обернулся и посмотрел на автомобильную переправу. Лучи заходящего солнца осторожно трогали острия штыков, заставляя их сверкать, и было видно что караул службу нес исправно. Что творилось у быков, на середине реки видно не было, но решил сегодня никого больше не контролировать. Не маленькие, сами справятся. А не справятся, им же хуже будет.
— В батальон, Павел Васильевич. Дел еще много.
Глава 7
Пока ехали в расположение батальона, немного успокоился и выпил полбутылки «Нарзана» прямо из горлышка. Что же, «Нарзан» как «Нарзан», послепамять молчала, да и сравнивать было не с чем, давно я его не пил. Часовой на воротах службу нес исправно и пропустил нас только после осмотра. Въехав на территорию бывшей фабрики, машина подкатила к старому корпусу и ост