— Судимы?
— А как же! По молодости выбил одному глаз и сел. Я сел, а он окосел.
— Каковы ваши отношения с Миловидовым?
— Обыкновенные отношения. Как когда.
— От вас частенько слышали брань по его адресу.
— Целоваться мне с ним, что ли?
— Чем вызвана неприязнь?
Горобец набрал воздуху, намереваясь выдать забористую тираду, милиционер, предусмотрительно стоявший рядом, сжал его плечо.
— Допустим, мне его фамилия не нравится, — пробурчал Горобец.
— А если поточней?
— Вам мало, что он меня осрамил ни за что?
— Кстати, в день собрания вечером вы виделись?
— Ну виделись.
— Где?
— Сюда он приходил.
Пока все шло, как и ожидал Пал Палыч. Если Горобец причастен к исчезновению Миловидова, то не отрицать известного — разумная оборона. Но теперь начинался опасный для Горобца этап допроса.
— Позвали его вы? — Вопросы очередью, без пауз.
— Вот еще! Сам приперся.
— Жена Миловидова дает показания, что вы звонили и пригласили поговорить.
— Пусть она дает, что хочет! — дернул кадыком Горобец. — Говорю — сам пришел!
— Зачем?
— Извинялся. Возьму, говорит, свои слова обратно.
— Сколько продолжался разговор?
— Почем я знаю? Выпивши был.
То, что он «употреблял», известно. Но был выпивши? Или пьян? Или стандартный ход того, кто не хочет себя связывать точностью деталей?
— Если Миловидов приходил к вам, как вы говорите, извиняться, то в связи с чем возник шум?
— Какой шум?
— Соседи из дома двенадцать слышали громкие голоса и крик «помогите!».
Этого Горобец не ожидал.
— Я ему ничего не сделал… — ошеломленно проговорил он.
— А днем ведь грозились. Рассказывают, пришлось вас за руки держать — прямо в зале собрания набросились на Миловидова.
— Еще бы не наброситься! Собака!
— Тем не менее вечерняя беседа кончилась миром? Или не помните?
Горобец ответил после мрачного раздумья:
— Побеседовали, и он пошел.
Пал Палыч протянул постановление на обыск:
— Ознакомьтесь.
И тут допрашиваемый по-настоящему испугался.
— Чего?! Обыск?.. — он рванулся, вскочил, милиционер ухватил его за шею и повис, осаживая на место. Тотчас рядом оказался готовый помочь Томин. Горобец посмотрел на них обоих, возненавидел секунды на четыре, потом налился тоской и перестал сопротивляться:
— А, пропади оно все к такой-то матери…
Расписался, где указал Знаменский. Кривовато, будто не проделывал этого движения рукой десятки раз за день на складе. Попросил хрипло:
— Покурить бы.
Знаменский разрешил, самого тоже тянуло. И милиционер обрадованно полез в карман.
— Пошли на волю, тут потом не продохнешь, — позвал некурящий Томин.
Вышли. Горобец сел на ступеньку крыльца, затягивался и ворочал шеей.
— Свернул? — спросил милиционер. — Ну сам и виноват.
Томин двинулся по периметру владений Горобца, чтобы обозреть будущий фронт работ. Не городская квартира, где передней начинается — балконом кончается. Тут хозяйственных построек полно, да вон колодец, да дров поленница неоглядная. Не говоря о доме. Целая бригада упыхается. Вот тебе и отдохнул, поблаженствовал!..
Что это там голубеет между сараем и кучей мусора под забором? Мусор после зимы серый, слежавшийся, а голубой комок только припорошен пылью.
Ни о чем особенном Томин не думал, рука сама подняла хворостину с развилкой на конце, подцепила и перенесла комок поближе. В воздухе тот развернулся и оказался мужской сорочкой, залитой на полах чем-то темным. Так выглядит примерно недельной давности кровь.
— Паша! — крикнул Томин. — Всех сюда!
На «шерстяное дело» Кибрит, конечно, не потащила следственного чемодана. Но таковой, по счастью, оказался (девственно нетронутый) в горотделе.
Их обоих (Зину и чемодан) доставили на мотоцикле с коляской. Знаменский и Горобец заняли прежние позиции.
— Товарищ эксперт, определите характер пятен на рубашке, — на людях Пал Палыч обычно обращался к Зине официально.
Та расстелила на столе сорочку, вынула необходимые препараты.
Повисла продолжительная тяжелая пауза.
— Это кровь человека, — прервала молчание Кибрит.
Иного и не ждали. Зина свернула рубашку, Знаменский зашуршал протоколом обыска.
— Слушайте внимательно, гражданин Горобец, и отвечайте точно. Я запишу ваши ответы в протокол слово в слово.
Горобец тупо слушал.
— Читаю вопрос: «На принадлежащем вам участке за сараем при обыске найдена мужская верхняя сорочка с бурыми пятнами на груди. По заключению эксперта-криминалиста, это кровь. Что вы можете сказать о принадлежности сорочки и происхождении следов крови на ней?»
Горобец молчал.
— В такой ситуации молчать — плохо.
— Нечего мне сказать, — выговорил наконец Горобец, упершись лбом в громадный кулак. — Не моя рубашка. Не знаю чья. Не знаю, почему в крови. Первый раз вижу…
Чтобы молниеносная людская молва не опередила следствия, за Миловидовой послали того же мотоциклиста. Остальных забрал знакомый Томину «козлик». Быстрее дошли бы пешком, но совместное шествие Горобца, московской «команды» и местного работника милиции просто свело бы население с ума.
Взбудораженный горотдел поснимал рубашки для процедуры опознания. Кибрит выбрала три похожих на найденную в мусоре, а ее свернула так, чтобы скрыть пятна, и разложила все в кабинете начальника.
Миловидовой заранее ничего не объясняли. «На всякий случай посмотрите, нет ли чего из ваших вещей».
Она обежала глазами сорочки и схватилась за сердце:
— Ой, эта — Сережина… Где вы нашли?!.. Он же в ней ушел!
— Только уж, пожалуйста, не ошибитесь, Алена Дмитриевна, — попросил Знаменский. — Стандартный цвет, стандартный фасон. Если бы какая-нибудь примета.
— Есть примета! Верхняя пуговица помельче и с желтизной. Я пришила, думала — под галстуком незаметно. Вот, смотрите, — выдернула сорочку из остальных, увидела пятна. — Это кровь? Сережина кровь?!.. Сгубили, проклятые!.. Голубчик мой!.. — и припала к рубашке лицом.
Кибрит закусила дрогнувшую губу, осторожно отобрала рубашку.
— В соседней комнате я видела аптечку. Пойдемте, Алена Дмитриевна. — Она, поддерживая, увела Миловидову.
Пуговица и впрямь была иного размера и с желтизной. Томин вздохнул:
— Молодая вдова Алена Дмитриевна…
Кибрит возвратилась непривычно суровая, сообщила:
— Выпила валерианки, попросила пять минут полежать… — Она аккуратно сворачивала и укладывала в целлофановый пакет окровавленную сорочку.
— Так что — убийство? Передаем дело в прокуратуру? — спросил Томин.
Знаменский смерил шагами кабинет вдоль и поперек.
— Я доложу. Но пока трупа нет. Принадлежность крови Миловидову не доказана. Места убийства мы не знаем.
— Ты представляешь, во что выльется обыск?
— Загвоздка, Саша, в том, что я вообще слабо себе представляю…
Знаменский не договорил, но друзьям было достаточно: Пал Палыч сомневался, что «сюжет» преступления исчерпывается теми фигурами или обстоятельствами, которые уже всплыли на поверхность.
— Значит, я тут с вами еще поживу! — повеселел Томин.
— Зина, какие у тебя виды на рубашку?
— Группа крови, конечно. Но, Пал Палыч, у Горобца может быть та же, сам понимаешь.
— И он завтра «вспомнит», что сорочка его собственная, что он на днях брился и порезался, — подхватил Томин. — По-моему, он вообще к завтрему много чего «вспомнит». Из таких.
— Ах, как нужна идентификация крови! — посетовал Пал Палыч.
Кибрит сделала легкое движение, и Пал Палыч его уловил:
— Неужели что-то надумала?
— Не исключено. Но для этого надо ехать в Москву. Есть так называемый способ мультгрупп. Если Миловидова скажет, что в тот день ел ее муж… Понимаете, по микроэлементам в крови можно обнаружить остаточные следы пищи, которую человек принимал незадолго до смерти.
— Серьезно? — поднял брови Томин. — Кофе и бутерброд с сыром переходят в кровь?
— Да, она будет другой, чем если пил чай. Методика опубликована давно, и я все мечтала попробовать.
— Хорошо, поезжай в Москву, — решил Пал Палыч.
Постучав, вошла Миловидова.
— Я еще нужна?
— Понимаю, что тяжко, Алена Дмитриевна, но еще несколько вопросов.
— Спасибо, что сочувствуете, Пал Палыч… Так мы были счастливы, так счастливы! Зачем мне теперь жить?
Все молчали, не находя слов утешения.
Если б они видели эту женщину поздним вечером того же дня!
9
Сияющая, румяная ворвалась она в дачный домик и попала в объятия мужчины, с которым не так давно вела мучительный разговор в аллее за Дворцом культуры.
— Милый, Горобца арестовали!
— Гора с плеч!
— Я опознала рубашку, и его арестовали!
— Вот видишь, все развивается по намеченному плану!
— Не сглазь, поплюй… Ой, до чего же я соскучилась!
— Как прошло с рубашкой и вообще? — Мужчине не терпелось узнать подробности.
Миловидова пересказала все, что ей запомнилось из последних событий. Он жадно слушал.
— Ты знаешь, я очень красиво страдаю, — похвасталась она. — Плачу горючими слезами. Нет, правда, до того натурально, даже милиционеры жалеют!
— Я же говорил, что справишься! Про группу крови спрашивали?
— Спрашивали.
— А еще что?
— Много непонятного: например, что ваш муж ел в тот день. И так добивались, чтоб я вспомнила!
— Наверно надеются: ужо найдем тело и проверим, что там в животе.
— Ой, перестань, ну как ты можешь! Даже замутило…
— Доехала нормально? — сменил он тему.
— Полная конспирация. Фоминичне-дуре я сказала, что у мамы заночую. А у мамы посидела, пока она не стала укладываться, и укатила. Мне, говорю, захотелось побыть одной. И на последнем автобусе — сюда… Но в этот раз ничего не смогла привезти вкусненького. Только смену белья.
— Ерунда!
Он принес полбутылки вина и рюмки.
— Чокнемся за счастливое завершение.