Если уж Кэтрин, мягкая, безотказная Кэтрин, стала бы бороться за Пола, то что, скажите на милость, мешает Одри бороться за Витторио? Только нужно делать это с головой на плечах, не поддаваясь вспышкам ребяческого гнева. В самом деле, почему она позволила Патриции говорить за Витторио? Неужели она всерьез поверила, что у Витторио не хватило духу поговорить с ней самому? Затмение на нее нашло, что ли? Если бы не ее вспышка, сейчас они могли быть на озере…
— Что? — Голос Кэтрин вывел Одри из задумчивости.
— Я спросила, не хочешь ли ты взглянуть на животных перед отъездом.
— О да, конечно!
Грустно усмехнувшись, поскольку ей уже не терпелось уехать, Одри прошла к клеткам, стоявшим вдоль стены хирургического кабинета. Все звери выглядели здоровыми и довольными, кроме одного лисенка.
— Похоже, он не жилец, — печально сказала Одри.
— Да. Будет милосерднее усыпить его.
— Да. — Глядя на облезлое маленькое животное глазами, полными тоски и боли, Одри закусила губу и кивнула. Ее здесь не желали, считали лишней, а она хотела быть нужной и нуждалась в любви. В любви Витторио.
— Мой фургон все еще стоит возле сарая?
— Да. Мы не знали, куда его перевезти.
— Ничего страшного. Пожалуй, я зайду туда, заберу свои вещи, а перед отъездом отдам вам ключи. Если вы с Полом продадите фургон…
— Да, конечно. Я тебя ужасно люблю, Одри, — вдруг выпалила Кэтрин. — Но…
— Знаю. — Она действительно знала это. Одри порывисто обняла подругу, пожелала ей счастья, поблагодарила за все, что та для нее сделала, и заторопилась прочь.
— Одри… — окликнула Кэтрин. — Ты будешь звонить? Мне бы хотелось знать, как сложатся твои дела. Я не собиралась… Я просто…
— Я понимаю. Надеюсь, у вас с Полом все будет хорошо.
— Обязательно.
— Да. Я тоже так думаю.
— Может быть, отвезти тебя к фургону?
— Нет, тут недалеко. Прогулка пойдет мне на пользу.
Как странно, думала Одри по дороге, она прожила здесь большую часть жизни, но сейчас все казалось ей незнакомым и чужим. И сама она была здесь чужой. Прошлое, которому больше не стать настоящим. Она никогда раньше не замечала, как зелена Англия; это казалось само собой разумеющимся…
Прошел день, другой, третий, миновала неделя, Одри все больше и больше тосковала по Италии, тосковала по теплу, смеху, экспансивным жестам и энергичности итальянцев. Оказывается, сама того не сознавая, она сильно изменилась. Стала другим человеком.
Но больше всего она тосковала по Витторио — по его запаху, теплу тела, вкусу губ. По его крепким объятиям. Так почему же она медлит? Боится возвращаться? Боится последствий? Нет, это никуда не годится. Собирайся, Одри, сказала она себе.
А когда вещи были собраны и уложены, Одри обвела взглядом то, что так долго было ее домом, и горько усмехнулась. Все ее добро уместилось в двух чемоданах.
Она заперла фургон, донесла чемоданы до лечебницы, отдала Кэтрин ключи и записку с номером счета в банке, на который следовало перевести деньги от продажи фургона, вызвала по телефону такси, поцеловала Кэтрин на прощание и пожелала ей всего хорошего.
— Ты больше не вернешься в Англию?
— Нет. — Если Витторио прогонит ее, она все равно не вернется. Пора менять место. Давно надо было это сделать. Наверное, она наконец повзрослела. В Италии тоже были ветеринарные лечебницы, в которых можно работать. Если понадобится, ей поможет устроиться Рико или кто-нибудь из его многочисленной родни. Но сначала придется выучить язык…
Восемь часов спустя Одри поставила чемоданы на крыльцо и позвонила в дверь Витторио. Десять часов вечера — не самое удачное время для визита, но… Живот сводило судорогами, ладони вспотели. Она ждала.
Дверь открылась. На пороге стоял Витторио — высокий, красивый, сероглазый… Казалось, он ничуть не удивился. Только внимательно оглядел ее с головы до ног, пытаясь сохранить невозмутимость. Витторио держал в руке книгу, заложив ее пальцем. Серый поношенный свитер с засученными рукавами, старые джинсы обтягивали длинные ноги, ступни босые… Никогда он не был ей милее, чем в эту минуту. Одри чувствовала, что любит его до дрожи, и не могла вымолвить ни слова.
Витторио продолжал изучать ее лицо.
— Ты войдешь? — наконец врастяжку спросил он.
— Если хочешь… — тихо промолвила она.
— Если хочу? После худшей недели в моей жизни? — самым обыденным тоном спросил Витторио, не торопясь положил книгу, втащил Одри в прихожую и закрыл дверь.
Секунду спустя открыл ее, забрал чемоданы и закрыл снова. Потом поставил чемоданы на пол, схватил Одри за руки, закинул их к себе на шею и обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.
Закрыв глаза и ничего не видя, Одри прижалась губами к губам Витторио и вцепилась в него, словно боялась упасть. Боже, как хорошо было опять оказаться в его объятиях… А он снова и снова целовал ее — жадно, страстно и так отчаянно, словно умирал с голоду.
— Как ты долго… — нежно проворчал он.
— Ты знал, что я вернусь? — едва пролепетала трепещущая Одри. — Правда?
— Нет. — Он ослабил объятия, слегка отстранился и осторожно спросил: — Все в порядке?
— Да. Я видела Кэтрин.
Витторио заморгал и насмешливо протянул:
— Не вижу связи…
— Я думаю, они с Полом поженятся.
— Прекрасно. Надеюсь, это случится скоро.
Напряжение понемногу отпускало Витторио, его улыбка стала лукавой.
— Я должен был бы возненавидеть тебя.
— Потому что я уехала?
— Да.
— И как, возненавидел?
— Нет.
— Ты все сделал для того, чтобы я не осталась.
— Знаю.
— Тебе не надоели мои преследования?
— Нет, Одри. На этот раз я хотел, чтобы меня поймали.
— Хорошо. Тогда пойдем в постель.
— И тебе не стыдно?
— Стыдно, но я больше не хочу терять время. Ты ведь хотел, чтобы я вернулась?
— Хотел — не то слово!
Одри улыбнулась.
— А как бы ты поступил, если бы я решила остаться в Англии?
— О, — протянул он, — я прилетел бы в Англию, осмотрел захваченный тобой участок, излазил его вдоль и поперек, изучил, не поврежден ли сарай, наверняка нашел бы, к чему придраться, подал в суд и обвинил тебя в причинении ущерба с заранее обдуманным намерением.
— А потом?
— Приволок бы тебя назад. За твои роскошные волосы.
— Когда?
— Завтра же, потому что шансов на твое возвращение с каждым днем становилось все меньше и меньше.
— Чем дольше я оставалась в Англии, — тихо сказала она, — тем хуже мне было. Но я не знала, чего хочешь ты. Если бы ты желал того, о чем я молилась…
— Я бы согласился на все.
— Правда?
— Да. Если бы кто-нибудь несколько недель назад сказал мне, что женщина сведет меня с ума, я бы долго смеялся. Несколько недель назад я был закоренелым холостяком и был уверен, что и останусь таковым.
— Потому что женщины раздражают тебя и не дают спокойно жить? — мягко спросила она.
Он невесело улыбнулся.
— Напрасные слова. Верные… и все равно напрасные.
— А теперь ты не хочешь быть холостяком? — осторожно спросила она.
— Нет.
— Тебе нужна хозяйка дома?
— Нет. В данный момент мне нужна любовница.
— Для «эксперимента»? — Одри затаила дыхание в ожидании ответа.
— Эксперимента?.. О… — Витторио все понял и слегка смутился. — Да, — честно признался он, — тогда я думал, что это будет забавная маленькая интрижка.
— А теперь?
— А теперь нет. — Витторио взял ее за локоть и потянул в спальню, затем подхватил на руки, прижал к себе и вместе с ней опустился на широкую кровать. — После того несчастного случая все изменилось — мои чувства, мои представления…
— И мои тоже, Витторио… — Она стала подыскивать слова, внимательно рассматривая узоры на его свитере. — В Италии обращают внимание на социальное положение? Я не поврежу твоей репутации?
Он внимательно посмотрел ей в лицо и осторожно спросил:
— Поэтому ты и уехала? Чтобы не повредить моей репутации?
— Я вовсе не хотела уезжать! — с болью в голосе воскликнула она.
— Тогда почему? Чтобы позлить меня?
— Да. Нет. О, я не знаю! Я сердилась, не находила себе места, потеряла сон… а появление Джованны стало последней каплей, — с пылающим лицом пробормотала она. — Я боялась, что ты не захочешь меня… после нее…
— Вовсе не нужно говорить о ней с такой ненавистью, — заметил он, борясь с улыбкой. — Если ты ждешь, что я в угоду тебе стану поносить Джованну, то напрасно.
— Нет! — горячо воскликнула она. — Конечно, я этого не жду. Патриция говорила, что ты очень занятой человек. Я тоже знала это, однако…
— Однако последняя неделя превзошла все твои ожидания. Думаешь, я не догадывался о твоих чувствах? Но такая ситуация бывает далеко не всегда. Просто накопилась куча неотложных дел. Я отчаянно пытался найти людей, которым можно было бы их поручить, и выкроить время, чтобы подольше побыть с тобой, но как только забрезжил свет в конце тоннеля, ты начала выдвигать мне ультиматумы.
— Нет. Я переживала из-за животных и Кэтрин, — пробормотала она.
— Не лги, — негромко приказал он. — Ты бы сказала об этом прямо. Я не знал, что ты умеешь врать… да еще так бессовестно.
— Больше не буду.
— То-то же! — проворчал он. — Думаешь, я не видел, как ты расстроилась? Я уходил в спешке и не успел тебе все объяснить, но думал, что мы сумеем поговорить после моего возвращения.
— А когда ты вернулся, я набросилась на тебя с обвинениями… Ты не должен был просить прощения за свою работу. Я должна была понять… нет, я действительно поняла, — хмуро поправилась она, — но иногда чувства берут верх над здравым смыслом…
— И довольно часто, — согласился он.
Не обращая внимания на насмешку, Одри спросила напрямик:
— Вы с Патрицией были любовниками?
— Нет.
— Но другие женщины хотели, чтобы ради них ты бросил свое дело?
Он кивнул.
— Джованна?
— Клаудиа. Я не должен был обвинять тебя. Я знал, что ты не потребуешь от меня многого, но боролся с незнакомым чувством, боролся с привязанностью, которой никогда не испытывал. А на твоем лице был написан бунт.