тных!»
Он вскочил резко на ноги и, несмотря на свою наготу, первым делом поздравил командира:
– Ну что, пусть зазвучат фанфары?! Ведь у тебя коллег стало на два больше!
Тот и сам уже стоял на ногах и вроде как пребывал в отличном настроении:
– Ты бы вначале оделся, обалдуй, прежде чем лезть ко мне с объятиями…
– Ха! Да кто к тебе лез?! – посмеивался принц, быстро надевая трусы, а потом и брюки. – Ну вот, а теперь хоть пожмём друг другу руки?
– Теперь – запросто! – Эйро обменялся с земляком крепким, затяжным рукопожатием, признаваясь при этом. – До сих пор не верится… пока их не увижу и живыми не признаю… А ты-то сам? Куда пропал?
Фредерик скороговоркой пересказал свои последние приключения. Не забыл упомянуть и геройские действия Третьего, который повёл себя выше всяких похвал. Но после услышанного сержант прямо-таки за голову ухватился от рвущей его душу досады:
– И Пятый глупо погиб, и тебя могли достать, если бы знали, что ты жив! И Третьего жалко, тоже мог бы пошустрей оказаться, используя все пиропатроны сразу. Про Девятого и не говорю, тут моя вина, надо было нам сразу подальше от края передвинуться, хоть за какое-то укрытие прилечь! А мы с ним в момент всплытия как на ладони оказались, вот нас сверху и свели в могилки дружным залпом!..
– Да, как и нас, только уже снизу…
– Тьфу ты, неудача какая! А ведь с каким триумфом могли вернуться! У-у-у!..
– Да не вой ты так! – не унывал принц, уже закончивший одеваться. – Лучше от радости до потолка прыгай! Сам ведь говорил, что никто оттуда не возвращался до сих пор, а тут сразу трое наших вернулось!..
– А могло – шестеро!
– … И двое из них – стали бессмертными!
– Ха! А могло стать четверо! – кривился от досады командир.
– Нет! Так нельзя! – решительно заявил Астаахарский. – Прекращай плакаться в такой радостный момент! Не то растеряешь в моих глазах последние крохи уважения!
– Последние? – хмыкнул Эйро с улыбкой. – Ну и напугал!
– Лучше ответь на два вопроса. Первый: почему я, «опаздывая», явно задержавшись там, всё равно оказался в казарме вместе со всеми?
– Да с этим просто. Нас ведь не за мгновение «создают». Почитай час на это уходит, а то и полтора. Вот если за это время опоздавшие подтягиваются – всё в пределах нормы. Иначе начинают искать информационным лучом и пытаются умертвить с помощью действа, обратного воссозданию. И тогда возрождение происходит не раньше, чем к следующему утреннему подъёму.
После услышанного пояснения Фредерику пришла в голову интересная картинка. Он её и обрисовал, как сумел:
– А ведь может и такой казус произойти, что оставшийся солдат или сержант не в плену и не ранен, а продолжает сражаться? Или, к примеру, подался в партизаны? Что тогда происходит?
– Да уж, бывали и такие случаи, и довольно продолжительные, – но, судя по тону Эйро, такие случаи ему не сильно нравились. И, скорей всего, это было связано с неприятными моментами из его личной биографии. – Партизанили порой… некоторые… Но самое плохое и прискорбное в тот момент, что десяток плюс сержант, завязанный через транспорт только на полный комплект и только на одиннадцать конкретных человек, всё это время остаётся вне возможности выбраться в случае чего на срочное боевое задание. А случаи у нас, сам понимаешь, не в пример важнее, чем партизанская лихость какого-нибудь одиночки.
– Понятно… в общих чертах… Но тогда второй вопрос: когда Гладрик и Александр ощутят себя и осознают в теле донора?
– С этим ещё проще: если раненые – то после помещения их в медицинский модуль. Если целы и здоровы, то во время первого же сна в казарме. Ну и если вдруг так получится, что они сейчас в полном здравии… и мы через полчаса ринемся в новый рейд, то собственные тела донора они ощутят в момент смерти в бою. Опять-таки если там погибнут… Последний вариант – самый неприятный и самый шокирующий, хотя и сильно пораненному «вспомнить всё» – тоже не сахар. Но вот умирая да возвращаясь в себя с тем багажом новых знаний, ощущений, воспоминаний и прочих чувств – это невероятный шок. Самого меня сиё «счастье» миновало, но если судить по рассказам других коллег, то врагу не пожелаю…
Повествуя об этом, давно бессмертный земляк настолько опечалился, что и принц Астаахарский загрустил. Если в самом деле проникнуться переживаниями, то становиться таким способом бессмертным – те ещё муки! Так и мозгами можно поехать! Живёт себе донор спокойной, размеренной жизнью, никого не трогает, занимается текущими делами и вдруг раз! И в его сознание врывается боль смерти, вонь и гарь боя, собственный, захлёбывающийся кровью последний вздох и весь ад Полигона, Монстросоюза, иных миров и галактик.
Только подумать о таком – тоска глодать начинает! Поэтому пришлось срочно себя перестраивать и сопланетника к праздничному настроению возвращать.
– Умеешь ты хандру нагнать! – начал принц с обвинений. – То орёшь на людей, словно с дерева упал, то болью их шпыняешь, а когда они уже ко всему привыкли, ещё и печалью им мозги пытаешься продавить! И откуда только такие противные русские садисты берутся?
– Но-но! – в свою очередь, притворно возмутился Эйро Сенатор. – Прыщ титулованный! Ты как с командиром разговариваешь?! – посмеялся над вытянувшимся по стойке принцем, но тут же спохватился, с недоумением посматривая на свой нарукавный коммуникатор: – Странно… чего это так долго народ не подымают? Пойду-ка я гляну, что там творится… А ты тут гони остальных прыщей сразу к арсеналу…
Он не пошёл, а побежал. С явным удовольствием ощущая собственную силу, мощь и здоровье. Всегда приятно ощутить себя после явной гибели целёхоньким и в полном здравии. В самом деле хочется бежать на всей скорости, чтобы дать выход переполняющей энергии и бушующему в крови адреналину.
Хотя мог командир и не торопиться, только он успел скрыться за поворотом коридора, как рявкнула сирена, вырывая солдат из сна. Да и Фредерик не погнушался громким, полным радости голосом поторопить товарищей:
– Живей, живей вставайте, ленивые трутни! Нас ждут великие дела и сразу два бессмертных! Да и Первый вернулся со второй своей победой! А вообще предлагаю, если Шестой и Седьмой не ранены, то пару раз подкинуть этих счастливчиков.
На что с весёлым ворчанием отозвался Пятый:
– Ну да, счастливчики!.. Только если Шестого при подкидывании уроним себе на голову, то сразу финал для неудачника наступит! А мне и так в последней ходке не повезло… самому первому из вас…
– Плевать! – остановил его ворчание Десятый. – Бегом, марш! Кто из вас прибежит последним к арсеналу, тот… тот получает на сегодняшний день прозвище… Увалень!
Вроде и безобидное слово, сержант часто густо в сотню раз более обидными прозвищами награждал, но тут всех шестерых наследников словно скипидаром облили. Ринулись вперёд с такой скоростью, энтузиазмом, напором и даже утробным рычанием, словно от финиша данного забега зависело решение всех жизненных проблем. Разве что не отталкивали друг друга, не пытались затоптать и не хватались руками за одежду. В общем, весело получилось, задорно. И бежали такой компактной группой, что замкомандира не смог рассмотреть с полной уверенностью, кто же получит на сегодня шутливое прозвище увальня: Второй, Пятый или Девятый.
– Экие вы дружные стали! – возмущался Фредерик. – Мне нужен теперь фотофиниш! Эй! Покажите видеозапись пробега! Эй, господа учёные? Где же вы?
Транспорта ещё не было, как и не спешили устраивать виртуальную проекцию таинственные учёные, поэтому скопившиеся возле стены с медицинскими модулями принцы с готовностью и с азартом подхватили требования командующего ими товарища.
– Даёшь фотофиниш! – крикнул Второй. – И там будет хорошо видно, как меня чуть по стенке не размазали.
– Именно! – в тон ему возмущался Девятый. – Меня вообще тут один слон чуть не затоптал!
– Я тоже требую просмотра! – заявлял Пятый. – Там чётко будет заметно, как мне под ноги кидались некоторые, намереваясь прервать мой стремительный бег от позорного прозвища.
И всё это суммировал своим предложением Восьмой:
– Не о чём спорить, господа! Ибо на сегодня сразу три наших боевых товарища получают прозвище «Увалень»!
– Только предлагаю добавить прозвищам определения! – подключился Четвёртый.
– Какое? – Третий вёл себя довольно скромно, хотя тоже улыбался вместе со всеми. И тогда лучше всех сложенный, двадцатидвухлетний атлет под усиливающийся хохот товарищей стал перечислять, указывая на каждого из трёх претендентов рукой:
– Старый увалень, увалень-колдун и тощий увалень!
Смуглый индус в самом деле выглядел несуразно худощавым, особенно рядом с более массивными товарищами, но зато смеялся чуть ли не громче всех. Так что настроение было в коллективе показательно отменным, несмотря на то, что собрались здесь недавно погибшие, которые вроде как плакаться должны и печалиться.
Оставалось только дождаться товарищей и убедиться, что те не при смерти находятся и двое из них действительно стали бессмертными.
Сцена 15
Вот рядом с такой весёлой компанией, после вспышки перехода, и появился «домик», пышущий жаром, словно пару часов простоявший под прямым южным солнцем.
Створки раскрылись, и тотчас раздался басистый голос Шестого:
– Почему к нам на грудь не бросаются девушки с цветами?! – Гладрик Литогорский первый выскочил наружу, несколькими движениями сбрасывая с себя разгрузку с батареями и оружием, вздымая руки кверху и патетически взывая к стальному своду холла: – Ну здравствуй, бессмертие!
Следом за ним, чуть прихрамывая на левую ногу, выбрался ещё один бессмертный, Седьмой. Но при этом он только держал в своей руке винтовку, всё остальное вооружение, похоже, сбросил ещё на верхней плоскости резервуара. Будучи самым молодым в компании, сейчас Александр Дьюк смотрелся ещё моложе от легко читаемых переживаний на его лице. Причём растерянность и недоверие просматривались в нём больше всего. Кажется, он сомневался в своей новой ипостаси, о чём и заявил во всеуслышание: