— А когда будем завещание писать? — поинтересовался какой-то любитель черного юмора.
— Шутники могут вообще отказаться от прыжка, — резко сказал Виталий, — в конце концов, вы не в армии, дело чисто добровольное. Ну, — он сурово оглядел присутствующих, — есть желающие остаться? — Все молчали. — Тогда пошли.
Вереницей они потянулись к стоящему в центре летного поля самолету «Ан-40», в простонародье именуемому «кукурузником». В салоне самолета, вдоль стены, на расстоянии полутора метров от пола тянулась длинная толстая проволока. На скамейке сидел еще один инструктор, мужчина лет сорока пяти, лысый, с пушистыми усами.
— Капитан Жаров, — представил его Виталий и велел всем сесть на скамейку. Самолет загудел и начал выруливать на взлетную полосу.
«Неужели это все-таки случится? — в панике подумал Леша. — Еще несколько минут, и неведомая сила заставит меня выпрыгнуть из самолета? Или все же инстинкт самосохранения возьмет вверх и я буду отчаянно сопротивляться и цепляться руками и ногами за Виталия? И тогда меня просто выпихнут из салона, как мешок с дерьмом. Нет, — замотал головой Леша, — мужчина я или кто? Я должен это сделать сам. Иначе число моих комплексов увеличится вдвое и я никогда не смогу добиться… одним словом — ни черта…»
Между тем самолет разогнался и взлетел. Мерное гудение мотора ничуть не успокаивало, а, наоборот, действовало примерно так же, как звук бормашины на ожидающего своей очереди пациента. Леша посмотрел в круглое окошко иллюминатора. Внизу — штрихи деревьев и квадраты полей. Самолет летел довольно низко.
— Ты здесь зачем? — спросил Лешу сидящий рядом с ним долговязый парень с кислым выражением лица и, не дожидаясь ответа, сказал: — Я на спор. Поспорил на сто баксов, что прыгну. Невыгодно, не знал, что прыжок полтинник стоит.
Леша пожал плечами. Сказать, что пошел прыгать за компанию? Это будет звучать как-то глупо и совсем по-детски.
— А ты зачем в это дело ввязалась? — продолжал допытываться парень у своих соседей. На этот раз он задал вопрос сосредоточенно молчащей девушке.
— Я хочу изменить сознание, — с достоинством ответила она.
— Не понял, — признался парень.
— Сильные ощущения, чувство преодоления и полета, — начала объяснять девушка, — действуют на человека подобно наркотику. То есть в это время организм и вырабатывает наркотики, эндорфины. Всем известно, что наркотики приводят человека в состояние измененного сознания. Вот я и хочу добиться этого эффекта, не попадая в зависимость от химических веществ.
— Круто, — с одобрением заметил Горелов, — мне нравится эта идея. А вы не могли бы потом рассказать о вашем методе поподробнее?
— Если останемся целы, то с удовольствием, — ответила девушка и улыбнулась. У нее были ровные и очень белые зубы.
«А она ничего, — вяло подумал Леша, — главное, смелая».
— Заканчиваем разговорчики, — неожиданно сказал Виталий, — и готовимся к прыжку. У нервных есть еще время отказаться. Все прыгают? Тогда не обижайтесь, если кое-кого придется выпихивать. Потом еще «спасибо» скажете. Все видят эту проволоку? За нее цепляется малый парашют. Когда вы выпрыгиваете, он автоматически вытягивается, а потом, под воздействием воздуха, вытягивает за собой уже основной парашют. Все это происходит в течение десяти секунд. Это время разрешается лететь с закрытыми глазами. Но потом надо смотреть вниз, как я учил. Ну, кто будет первым?
— Я, — одновременно ответили девушка и Горелов.
— Джентльмены пропускают дам, — заявил Виталий и прицепил какую-то часть сложенного парашюта девушки к проволоке. Он проделал то же самое с парашютами всех остальных. Образовалась естественная очередь. Горелов с Алексеем оказались где-то посередине. — Прыгаем на специально подготовленное поле, — сказал Виталий, — там разложены опознавательные полотнища.
— А если нас снесет к лесу? — спросил кто-то.
— Не должно, — ответил до сих пор молчавший лысый капитан Жаров, — сегодня ветра нет. На поле вас уже ждут инструкторы с машиной. Отвезут потом на аэродром.
— А вы будете прыгать? — спросил Горелов.
— Я прыгну, — сказал Виталий, — а капитан полетит назад. Ну, готовность номер один.
Он открыл овальную дверку люка. Гудение двигателя сразу же сделалось оглушительно громким, холодный ветер ворвался в салон. Алексей почувствовал, что его бьет крупная дрожь. Он и не заметил, как девушка исчезла в светлом овале открытого люка. За ней прыгнул кто-то еще, очередь продвигалась медленно. Некоторые шагали в пустоту в сосредоточенном молчании, некоторые вопили что-то нечленораздельное.
Наконец Алексей оказался один на один с пустотой. Ветер бил его по лицу. Лямки тяжеленного парашюта больно резали плечи. Рядом стоял Виталий, и по выражению его лица Алексей понял, что тот только и ждет момента, когда он струсит, чтобы с наслаждением выпихнуть его из самолета. Нет, такого Алексей допустить не мог. Он сделает это сам.
В момент прыжка Алексею показалось, что он раздвоился. Как будто какая-то часть отделилась от него, встала сзади и толкнула его в спину. Что было дальше, Алексей помнил плохо, он ощутил щемящее чувство провала — и свист ветра в ушах. Потом почувствовал резкий толчок, и ему показалось, что он за что-то зацепился и повис в воздухе. Это раскрылся основной парашют. Алексей не висел в воздухе, а медленно и плавно опускался вниз.
Это чувство было совершенно восхитительным. Медленное ощущение полета, от которого, казалось, пела не только душа, но и каждая клеточка тела. Алексей посмотрел вниз и увидел яркие зонтики парашютов, а еще ниже — зеленый квадрат поля. Вдруг он услышал крик:
— Леха, твою мать, вот это класс! Вот это здорово! — Это прыгнул Горелов.
Алексей летел и чувствовал, что весь мир отныне у его ног. Что для него нет теперь ничего невыполнимого, что он способен на все, на покорение любой, даже самой недоступной вершины.
К сожалению, полет кончился слишком быстро. Алексей приземлился довольно удачно. Он несколько раз пружинисто подпрыгнул, ударившись обеими ступнями о землю, и умудрился сохранить равновесие. Он потянул на себя отчаянно сопротивляющийся парашют, так, как его учили, и попытался его сложить. Вскоре к нему подскочил инструктор и помог справиться с непослушным шелковым куполом.
Потом их отвезли на аэродром, где налили по рюмке водки и вручили что-то вроде свидетельств о совершенном прыжке.
Назад ехали в совершенно приподнятом настроении. Горелов всю дорогу говорил без умолку, расписывая свои необыкновенные ощущения. Алексей слушал его вполуха. Он пребывал в необыкновенном состоянии и пытался как можно дольше сохранить в себе чувство полета.
— Ну что, Алексей, — сказал Софрошкин, — надеюсь, ты хорошо отдохнул? Теперь надо с новыми силами браться за работу. Есть у тебя какие-нибудь идеи по поводу следующего номера?
— Конечно, шеф, — с готовностью ответил Орлов. — Могу предложить репортаж об одной английской писательнице, авторе множества детективов.
— Ну и что она такого натворила? — поинтересовался Софрошкин. — Была замечена в противоестественных сексуальных связях?
— Нет, она всего-навсего отсидела пять лет за соучастие в убийстве.
— Это здорово, — произнес Софрошкин, — а кого она прикончила?
— В юности она жила в Новой Зеландии и очень дружила с одной девицей, а потом родители собрались их разлучить. Тогда девочки-подружки и убили мамашу одной из них. Нанесли ей сорок пять ударов кирпичом.
— Это правдивая история или ты сам придумал?
— Чистая правда, даже сама писательница не отрицает своей причастности к убийству.
— А как ее зовут?
— Анна Перри. Это ее псевдоним, а настоящее имя — Джулиет Хульм. Когда читатели узнали, что автор их любимых детективов сама убийца, ее книги стали раскупаться гораздо лучше.
— Ну что ж, этот материал мне вполне подходит, — сказал Софрошкин. — Надеюсь, ты поподробнее остановишься на всяких душераздирающих деталях, ну, ты меня понимаешь.
— Конечно, шеф, я подробно опишу каждый из сорока пяти ударов кирпичом.
— Но это не все, — сказал Софрошкин, — я хочу дать тебе еще одно задание. Тут мне рассказали об одном изобретателе — мужик сделал что-то вроде сферы, залезаешь туда, тебя заливают специальным гелем, словом, имитируют состояние невесомости.
— А дышать как?
— Не знаю. Маску, наверное, какую-нибудь надевают… Короче, эта сфера как бы модель матки.
— Чего? — переспросил Алексей, заикаясь.
— Человек залезает в эту сферу и заново переживает свое эмбриональное состояние. Говорят, это как-то положительно влияет на его психику. Так что поезжай и все проверь. Держи, вот телефон изобретателя, — Софрошкин протянул Алексею жесткий прямоугольник визитной карточки.
— Вы хотите, чтобы я плавал в геле в позе эмбриона? — с возмущением переспросил Алексей.
— А почему бы и нет, это все будни журналисткой жизни. А если действительно пребывание в этом аппарате благотворно отражается на психике? Возможно, расширяются горизонты сознания. Разве тебе не интересно?
— Страшно интересно, — пробормотал Алексей, выходя из редакторского кабинета, — все просто места себе не находят, желая расширить границы моего сознания. Один заставил с парашютом сигать, другой предлагает плавать в каком-то киселе. Пора с этим завязывать.
У Алексея была мечта. Он хотел стать настоящим, приличным, а не бульварным журналистом. Он мечтал работать в каком-нибудь толстом, красивом иллюстрированном журнале, выходящем два раза в месяц. Например, в «Столице» или «Итогах». Алексей понимал, что стать автором таких журналов довольно трудно, зато гонорары там совершенно фантастические. Дело даже не в гонорарах. Просто, если бы его мечта осуществилась, Алексей избавился бы от чувства стыда, которое сопровождало все его журналистские успехи в «Суперновостях». Алексей никогда не давал маме читать свои статьи, а на все ее просьбы отвечал высказываниями типа:
— Мама, не надо засорять себе голову всякой чушью.