Примроуз, смеясь, умудряется крикнуть мне: «Знаешь, у меня вдруг родилась идиотская мысль. Если нам придется спасаться в шлюпке, лучше не надевать шубу – не хочу портить такую красивую вещь!»
К слову, спасательных шлюпок у нас больше нет.
Нет смысла даже пытаться забраться на койку – нас сразу сбрасывает на пол.
Другой способ противостоять смерти – представить ее в образе сотрудника мексиканского иммиграционного ведомства: «Здрасте. Что с вами такое? Вид у вас нездоровый, словно вы проглотили козла Пэта Мерфи и у вас из задницы торчат рога»[78].
(Именно так один старый рыбак с острова Мэн заявил капитану лайнера, который не только чуть не протаранил его баркас, но еще и начал орать, багровея лицом, мол, ты сам виноват, что не убрался с пути. Примроуз смеется, ей нравится эта история. Вообще такая история заставит смеяться и самого Господа Бога, как мне всегда представлялось. Возможно, именно эта шутка – я сам услышал ее от одного рыбака, уроженца острова Мэн, – послужила основой для той угрозы в «Моби Дике», не помню, кому она принадлежит, Билдаду? – «Да я… я… я живого козла проглочу, со шкурой и рогами!»[79])
Наш дом. Невероятные, хрустально прозрачные дни порой в декабре. Такое сияние для декабря. Небесные пейзажи. Внезапно колокольный звон в тумане. Хотелось бы, чтобы он не остался ничейным, чтобы кто-то там жил, не боясь выселения.
…О бог пучины! Обуздай же ад
Встающих к небу волн! <…>
О буря, да когда же ты утихнешь?
Все заглушаешь ты. Свистки матросов
Для уха смерти все равно что шепот[80].
Спасибо, что не шесть коротких свистков, за которыми следует один длинный.
На самом деле, как я теперь понимаю, многие жизни были спасены непогодой, не позволявшей покинуть судно.
Sonnez les matines!
Sonnez les matines!
Три сигнала SOS одновременно. Радио за стеной трещит, как малая буря внутри большой. Радист говорит – сколько часов назад? – что костариканский танкер тонет уже третий день. Греческое и финское суда тоже терпят бедствие. Теперь еще и панамское. Греческое называется «APIΣTOTEΛHΣ», видимо, чтобы скрепить наше единство, поскольку судьба самого Аристотеля не лучший пример. (На заметку: Аристотель предположительно утопился.) Мы все далеко друг от друга, и все отчаянно нуждаемся в помощи. Тем не менее утешительно знать, что мы не одиноки. По всей видимости, это один из сильнейших штормов в Атлантике за всю историю. Хотя поступающие сообщения по-прежнему «не предназначены для навигации».
Вентиляционные шахты поют в неистовой органной гармонии: «Услышь нас, Боже, с горней высоты!»
…Ни одно судно долго не выдержит такой бури – на пароходе старого типа половина команды была бы отрезана на полубаке. У нас отрезаны пассажиры, бедняги-сальвадорцы и проч.
Популярные заблуждения о французах, в том числе о матросах и офицерах этого судна (послание в бутылке):
…Что они в подавляющем большинстве гомосексуалисты. (На борту нашего корабля таких вроде бы нет. Хотя француз, как известно, способен жить счастливо и гармонично даже с самкой жирафа, не привлекая к себе внимания.)
…Что они в подавляющем большинстве неверны своим женам. (У всех женатых матросов и офицеров, с которыми я разговаривал, есть одно общее желание: вернуться домой к Рождеству и встретить праздник в кругу семьи. Хотя, может быть, это стремление присуще женатым морякам.)
…Что они злые. (Ваша консьержка, возможно, и злая. Мадам П. П. именно такова.)
Как бы тяжко им ни было, какие бы лишения они ни терпели, я уверен, ни в самой Франции, ни где-либо еще вы никогда не встречали француза, который являл бы собой столь же печальное зрелище отчаяния и деградации, какое мы практически ежедневно наблюдаем на улицах канадского Ванкувера, где у вас на глазах разваливается на части человек, отвернувшийся от природы, не имеющий ни наследия красоты, ни веры в цивилизацию, где Бог стал стиральной машиной американского производства или автомобилем, каковой этот человек не желает водить как положено, и не обладающий американским размахом, что проистекает из веры в сам акт укрощения природы, поскольку Америка, исчерпав запасы природы для укрощения, обращает свой взор к Канаде и Канада чувствует себя загнанной в угол, хотя отдельно взятого канадца можно охарактеризовать как борца за охрану природы, раздираемого внутренними противоречиями. Эти сведения не предназначены для навигации. Может быть, в Канаде такая крайность вовсе не зло и предвещает рождение новой мудрости в этой стране, за что ей будет благодарна сама Америка.
…Что они плохие матросы. (Даже Конрад в своем самом язвительном настроении признал в «Корсаре», что они в числе лучших.)
…Что у них нет чувства юмора либо оно слишком плоское, грубое или попросту никакое. (Всегда найдутся любители «поржать в кресле Рабле»[81].)
Проспер Мериме писал то же о шотландцах. И об американцах, которых сажали за разные столики на Ривьере (во время Гражданской войны в Америке), «чтобы они не сожрали друг друга». Подобные заблуждения относятся также к американцам, британцам, евреям, мексиканцам, неграм и т. д. Вот пример универсального юмора, который оценят на любом языке: Гризетта бесится в течке.
Самый большой недостаток французов: они друг друга не слышат. Неудивительно, что их правительства падают одно за другим – или, вернее, они все говорят слишком много, причем одновременно и, наверное, поэтому даже не слышат грохота падений.
Молитва Пресвятой Деве, покровительнице всякому, кто есть один как перст.
Вот Пресвятая Дева, покровительница всякому, кто есть один как перст.
И всякому моряку в плавании.
И всякому безнадежному и отчаянному предприятию.
Молитва за трех сальвадорцев. За одного венгерского спортсмена. И за троих мингеров ван Пеперкорнов.
Тяжкая участь англичанина, на самом деле шотландца, или норвежца, или канадца, или негра из Дагомеи в душе, женатого на американке, в данный момент находящегося на терпящем бедствие французском судне, построенном американцами, и наконец осознавшего, что он – мексиканец, грезящий о белых скалах Дувра.
Загадочное возражение против смены религии. Но пусть мир начнется с чистого листа. Устроим всеобщую амнистию (пусть она распространится даже на громил, сотрудников мексиканского иммиграционного ведомства, школьных учителей и, наконец, на меня самого, который до нынешней минуты ни разу не выступил против повсеместной смерти-в-жизни). Слишком уж велика вина общества в глазах Бога, чтобы привлекать отдельного человека к ответственности за преступления против того же общества, какими бы тяжкими они ни были: преступления человечества в целом – этот человек, он есть осел[82] – всегда были хуже.
День на острове Боуэн, где мы нашли бронзовые колокольчики и видели уток-каменушек.
Молитва за Эйнара Нильсона, который провожал нас в дорогу, распевая «Шенандоа».
«И от вселенной, летящей кружась сквозь пространство, пенье неслось». (К.Э.[83])
Человеческое тщеславие поистине ужасает, оно сильней страха, хуже, чем та история у Шопенгауэра.
Сигнал SOS по соседству. Battement de tambours!
Боже, храни Короля-Рыбаря.
Не знаю, что творится на палубе. И ничего нельзя сделать, совсем ничего, ведь все совершенно не так, как ты себе представлял. Тем не менее, размышлял Мартин, рано или поздно в таком положении оказывается каждый писатель. Наденьте спасательный жилет, проденьте руки в плечевые ремни. Да ни в жизнь! Я все равно не смогу, даже если попытаюсь. У меня всегда были сложности с такими вещами. Надо надеть спасательный живет на Примроуз, подумал Мартин. Но Примроуз, жуя сэндвич, уже решила вернуться на мостик. А мы тем временем выпиваем. Пошло хорошо, хоть и странно.
à ce signal[85]:
– Возвращайтесь в свою каюту.
– Оденьтесь теплее.
– Наденьте спасательный жилет и четко следуйте указаниям членов экипажа, которые сопроводят вас к спасательным шлюпкам с подветренной стороны…
Сигнал «Покинуть судно»… В таком шуме его все равно не услышишь.
В каюте старшего артиллериста.
Мартин поклялся, что если останется в живых, то никогда больше не совершит ни единого предосудительного поступка или великодушного, но по скрытым корыстным мотивам. Главное, потом не забыть о своем обещании, подобно герою истории Уильяма Марча, если все же выберешься из передряги. Господи, просит он, дай мне шанс сделаться по-настоящему милосердным. Дай мне знать, что такова Твоя воля…
…Жалко, нет с нами старины Харона…
В целом выходит какое-то странное собрание явно несочетаемых фрагментов, мелькающих друг мимо друга…
Примерно как наш рулевой механизм.
…закон серийности, теория совпадений.
Sonnez les matines!
Sonnez les matines!
Как чудны ночи, что подобны этой… и т. д.
Боже правый – кажется, судно вновь слушается руля.
И Старый Мореход видит свою отчизну.
И собственным примером учит он людей любить и почитать всякую тварь, которую создал и возлюбил Всевышний.
Второй помощник, смеясь, говорит Примроуз: «Всю ночь мы спасали вам жизнь, мадам».
Рассвет, и альбатрос, райская птица, парит за кормой.
À 9nds. arrivée Bishop Light, Angleterre, le 17 Dec. vers 11 H.