— Вы плакали? Почему?
Низкий, глубокий голос прозвучал с необыкновенной мягкостью, но в то же время в нем слышалось напряжение, которого Хэлен не могла объяснить. Она почувствовала, как все внутри нее тает, осыпается. Но его ласковое участие было ловушкой, на которую она однажды попалась, и девушка, собравшись с духом, сухо ответила:
— Просто так. Устала. А вы что здесь делаете?
— Вы плакали не от усталости. Вы вовсе не такая мямля.
Уловив в его голосе след прежней насмешливости, Хэлен вскинула подбородок, а он, опустив руку, добавил:
— Я здесь, чтобы повидать вас. Никакой другой причины я придумать не могу. А вы можете? Я звонил вам на работу, и Дэйв сказал мне, что вы взяли отпуск и уехали к отцу.
— Понятно, — натянуто проговорила Хэлен, приходя в себя от шока, вызванного его внезапным появлением.
У Виктора к ней вопросы по работе. Что же еще? Может быть, она что-то напутала в цифрах? Вполне вероятно, если вспомнить, в каком состоянии она находилась последние несколько дней своего пребывания в Португалии.
— Наверное, нам лучше пройти в дом.
Хэлен не узнала своего голоса, и когда направилась к крыльцу, то почувствовала себя старой, дряхлой старухой — так тяжело ей было идти. Ей не хотелось приглашать его, но что еще оставалось делать? Не могли же они обсуждать дела, стоя среди обрезанных веток живой изгороди!
Уэстон молча последовал за ней, но она чувствовала спиной его взгляд, от чего по ней пробежали мурашки. Хэлен вспомнила, как однажды он тоже не сводил с нее глаз, пока она не исчезла в доме вместе с Паоло. Девушка тогда решила подразнить его, и он подумал о ней самое плохое. От этого воспоминания все внутри у Хэлен болезненно сжалось.
— Устраивайтесь поудобнее, — пригласила она, обводя неловким жестом неприбранную гостиную. — Сейчас я приготовлю кофе.
Заодно она успеет привести себя в порядок, умыться и заколоть волосы, а главное — собраться с мыслями.
Но Виктор взял ее за локоть и повернул к себе лицом; прикосновение его пальцев обжигало.
— Я не хочу кофе. Я хочу поговорить с вами.
Хэлен молча смотрела в его суровое лицо. Пол качнулся у нее под ногами. Неужели он не даст ей даже крохотной передышки? Хотя бы несколько минут, в которых она так нуждалась? И Виктор, должно быть, прочитал невысказанное страдание в ее глазах, потому что вдруг притянул ее к себе и воскликнул хрипло:
— Не смотрите так! Я не могу этого вынести. Я знаю, как сильно обидел вас!
Уронив голову ему на грудь, девушка слышала, как стучит его сердце, чувствовала его тепло и неуловимый мужской запах — обольстительный, возбуждающий и терпкий, — и, уступив слабости, на один головокружительный миг позволила себе отдаться сладкому трепету, но почти сразу же стряхнула с себя неземное, но не имеющее для нее смысла очарование.
Очевидно, Виктор вспомнил о ее неловком, нечаянно вырвавшемся признании в любви. Когда он ушел, не сказав ей ни слова, она мысленно обвинила его в бессердечии. Теперь она знала, что у него есть сердце, но было бы лучше, если бы его не было, чтобы он забыл о ней, и как можно скорее.
— Я знаю, что говорю бессвязно. — Он смотрел, как девушка двигалась по гостиной, собирая игрушки, пытаясь вести себя непринужденно. — Я запутал все с самого начала. Мне следовало бы дать хорошего пинка. Вы, наверное, презираете меня и имеете на это полное право. Но позвольте мне попробовать…
Его голос зазвучал неуверенно, почти робко, и Хэлен невольно прервала свои хозяйственные хлопоты и взглянула на него с удивлением. Всемогущий Уэстон и — робость?
— Попробовать что?
Она не могла поверить в эту странную нерешительность, просто не могла! Он смеется над ней, готовит какую-нибудь коварную шутку. Хочет побольнее ее задеть, повернуть нож в свежей ране… Девушка бросила на него взгляд, надеясь, что он вышел достаточно надменным, убрала с телевизора пластмассовую машинку и услышала, как он нетерпеливо вздохнул и воскликнул уже без всякой робости:
— Перестаньте же наконец суетиться, Хэлен!
В два быстрых шага он пересек разделявшее их пространство, приподнял ее и усадил на диван.
— Мы одни, я правильно понял? — Он обвел глазами комнату, словно ожидая увидеть все семейство Хэлен, выглядывающее на него из-за шкафов. Девушка кивнула, ее сердце билось так сильно, что она была не в силах говорить. — Вы остались с детьми, и сейчас они спят.
Виктор не стал дожидаться, пока она подтвердит его слова, принял ее молчание за согласие и затем произнес негромко:
— У вас все лицо испачкано. Вы сами похожи на ребенка.
От этих слов в Хэлен поколебалась надежда, что ей удастся когда-нибудь обрести дар речи, и она утратила его окончательно, когда Виктор взял ее руки в свои и сказал:
— Мне непрерывно приходилось бороться с собой. Бороться с влечением, которое заставляло меня желать вас, стремиться обладать вами. Я уже говорил вам, что вы постоянно ставили меня в тупик, — вы казались мне смесью святой и грешницы. И я никак не мог понять, какая из них настоящая. Мой рассудок говорил мне: «Это грешница», но сердце подсказывало, что грешница чиста. В вас смешались воедино и чистота, и чувственность, и строгая деловитость, и я не мог разобраться в этой путанице. Конечно, тогда мне казалось, что я владею ситуацией. Но я не мог вынести неопределенности, когда увидел, как вы позволили Паоло увести вас с собой…
— Между нами ничего не было, — дрожащим голосом уверила его Хэлен.
Видимо, он собирается извиниться за то, что случилось на берегу. Но девушка не желала слышать этого, она не хотела, чтобы Виктор высказал раскаяние в том, что потерял контроль над собой и сожалеет о несравненных мгновениях чистого восторга, который она испытала в его объятиях. Но Виктор произнес мрачно:
— Вы думаете, теперь я не знаю этого? Когда я понял, что вы невинны, все внутри меня словно взорвалось. Впервые в жизни я растерялся. И тогда я ушел и задумался очень серьезно.
Его пальцы сильнее сжали ее тонкие запястья, но Хэлен не пыталась освободить их — эта боль была для нее благодатью.
— Мое сердце вело меня по верному пути, — продолжал он с мимолетной усмешкой. — Оно знало, чего я хочу. Но сознание, оно все портило. Сердце знало, что вы нужны мне, что я с каждым днем люблю вас все сильнее. Но тут вмешивался мозг и утверждал, что сердце лжет. — Глаза Виктора внезапно потемнели. — Вам известно что-нибудь о моей семье, кроме того, что я сам рассказывал вам?
Хэлен кивнула, и ее сердце болезненно сжалось.
— Дэйв сказал мне о вашей матери. Не думайте, что он сплетничал, — добавила девушка быстро. — Я сама спросила его. Патрик Райт упомянул о ней — сказал, что это не секрет. Я хотела узнать все о вас. Мне это было необходимо.
— Да.
Виктор кивнул, словно бы соглашаясь с ней. Сейчас его лицо было безнадежно мрачным. И она поняла, что он пришел к выводу, что права его голова, а не сердце, и миг неземного невыразимого счастья, испытанный ею, когда Уэстон признался, что любит ее, был последним мигом счастья в ее жизни.
Зачем же он начал тяжелый разговор о своей матери, если не для того, чтобы объяснить, как, узнав правду о ней, был потрясен настолько, что навсегда потерял способность доверять женщинам.
— Я понимаю, — произнесла девушка как можно мягче, страдая вместе с ним. — Как ужасно было вам читать все эти газеты после ее смерти.
Все еще держа ее за руки, Виктор отчеканил:
— Я давно знал, кем она была. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, отец сказал мне. Больше всего меня поразило то, что она платила огромные деньги за мое обучение. Тогда я в первый и последний раз резко говорил с отцом. Я был уже достаточно взрослым и начал понимать, что нам не по средствам такое дорогое образование. К тому времени отец получал довольно приличную зарплату, но, помимо нее, мы ничего не имели. И когда я спросил его, он сначала неопределенно ответил что-то о государственных дотациях. И я поверил. Он солгал мне, и это причинило мне боль. Меня потрясло то, что он согласился принимать от нее деньги, но тратил их только на мое обучение и не брал ни пенни сверх того. А решился брать их, лишь будучи убежденным, что она в долгу передо мной, и самое лучшее, что она могла сделать, — дать мне первоклассное образование.
— Вы когда-нибудь видели ее? — спросила Хэлен.
В ее сердце родилось гневное чувство против его матери, виновной в том, что ее сын возненавидел всех женщин. Она незаметно высвободила свои запястья из его пальцев и мягко накрыла его ладони. Этот несмелый и умиротворяющий жест немного успокоил Виктора.
— Несколько раз. Она водила меня в зоопарк в воскресенье, мы пили чай в каком-то роскошном отеле. Когда я стал старше, мы обедали в ресторане. Мать всегда держалась немного отчужденно, но это и понятно — она ушла от нас, когда мне было всего несколько месяцев. Они развелись. Первый раз я увидел ее, когда мне исполнилось десять лет. Я никогда не задавался вопросом, почему остался с отцом — обычно ведь бывает наоборот. Тем более, что меня все время приходилось оставлять под присмотром соседей. Мать была очень красивой женщиной. Помню, я думал, что такой мамой каждый мальчик может гордиться. Всегда элегантно одетая, спокойная, как это ни странно, даже несколько чопорная. Я тогда страшно восхищался ею и не понимал, почему отец позволил ей уйти. А когда он открыл мне правду, я возненавидел ее. Маска, которую она надевала для меня, вызывала во мне отвращение. Все в ней стало мне отвратительно! И я понял, что никогда не смогу поверить ни одной женщине, — окончил Виктор жестко.
— И больше вы не видели ее? — печально спросила Хэлен, так как его слова подтвердили, что все ее надежды развеялись как дым.
— Нет, — резко ответил он. — Я потребовал от отца, чтобы он прекратил принимать деньги, закончил университет, а деньги добывал, берясь за любую работу, какая только подворачивалась. Кроме того, добился высшей стипендии. И не вспоминал о ней… До тех пор, пока она не погибла во время пожара. За этим последовала отставка нескольких известных чиновников и пошлые статьи в газетах. Вся эта грязь сделалась достоянием гласности.