По секрету всему свету!
Кирк Питчек
Издательство Лондонского университета (ИЛУ)
Редактор киноведческой литературы
Я залез в закладки браузера и кликнул ссылку на онлайн-банк, которая в последнее время не пользовалась моим расположением. Чтобы добраться до счетов, приходится вбить один за другим три разных пароля. Наконец мои расходы выплывают на экран – одна неприглядная строчка за другой. Одно хорошо – сегодня пришел перевод из ИЛУ, десять тысяч фунтов.
И я снова выдыхаю – на этот раз не сдерживаясь. Где-то за пределами моего рассудка червячок сомнения в том, что удача вернулась ко мне, все еще скребется, но теперь мне хотя бы не страшно взглянуть на расходы по кредитке «Фраго-Виза». Всего полторы тысячи? С этим я могу рассчитаться сразу. Сделав онлайн-платеж, я оставил сотню фунтов на расчетном счете, остальное перегнал на депозит – процентов ради. Конечно, я все еще должен Кирку материал, но у меня на руках достаточно карт. Уже сейчас можно написать о «Табби и ужасных тройняшках». Но я не могу устоять перед соблазном и лезу на «Муви Датабейз» – проверить, затих ли этот тролль под ником Двусмешник.
Значит, все, ччто говворит мисстер Ошибка-в-Описании – правда, просто потому что он так ссчитает, да? Поднимите руки те, кто ссогласится поверить кому-то, кто ддаже не подписался насстоящим именем. Насстолько уверен в ссебе, что пошел к чуваку, который ссделал пиратсскую подборку с кучей ошибок, и сстал допытываться. Впрочем, сстал ли? Или проссто уселся царьком и сслеп и глух к тем, кто что-то да знает про фильмы? А я вссе равно скажу. Этот фильм – ТАББИ И ЕГО ВЫВОДОК. ТАББИ И ЕГО ВЫВОДОК. Заруби это ссебе на носу, мисстер Ошибка в Описании. Повтори и запоммни, чтобы не выглядеть натуральным сскоморохом.
Да, я вполне мог бы наплевать на его пустые разглагольствования… если бы был на все сто процентов уверен, что это не он увел у меня Чарли Трейси тогда, на кладбище.
Маловероятно, но вдруг?
Если кто-то здесь и выглядит натуральным скоморохом, то только тот, кто несет чепуху, и это явно не я. Я – журналист-киновед, собирающий информацию о Табби Теккерее. Ждите откровений, когда я закончу.
Мой палец зависает над мышкой… потом я отправляю сообщение. Все, на сегодня хватит – лучше я проведу время с Марком и Натали, поделюсь с ними хорошими новостями.
Я слышу, как Марк смеется где-то за стенами квартиры. Я тороплюсь навстречу, но в коридоре никого нет. Мне показалось, или когда я высунул голову, чья-то другая дверь щелкнула, закрываясь? Я вслушивался до тех пор, пока мой напряженный слух не породил какую-то акустическую галлюцинацию, но на поверку это оказался плеск волн на заставке компьютера.
14: Весточки
Когда мы добираемся до школы – весь двор черно-белый от мелькания ребят в форме, отчего они кажутся похожими на актеров немого кино, – я решаю спросить, не откладывая в долгий ящик:
– Ты был в коридоре?
Из-за гомона детей, в котором проскакивают и приветственные словечки Марку, мне приходится повысить голос, и на меня обращает внимание не только он.
– Когда?
– Вчера, до вашего с мамой возвращения. Вы с Натали заходили в другую квартиру?
– Нет, зачем?
– Мне показалось вчера, что я тебя слышал в коридоре. Выглянул – никого. Поэтому и спрашиваю.
– Нет, мы гуляли по набережной. Потому что она с тобой так договорилась.
– Не говори так, Марк.
– Как? – он провожает взглядом поприветствовавших его девчонок.
– Натали твоя мама. А не «она». Да и ты тоже туда хотел, – я теряю терпение, чувствуя, что путаюсь в собственных словах. – А вообще вы знакомы с соседями? С теми, что живут напротив.
– Я – нет. Мама тоже нет.
Какого черта я творю? Допрашиваю Марка в первый же раз, как привез его в школу? Я ведь мог слышать вчера кого-то другого. Другого ребенка, что, может быть, живет напротив.
– Иди. Пусть все будет хорошо, – напутствую его я. – Ты же знаешь, почему школа так называется? Потому что она крутая[7].
Надеюсь, что страдание у него в глазах хотя бы отчасти наигранное. Я пожал ему руку, похлопал по плечу и взъерошил волосы, лишь потом сообразив, что последний жест – если не оба сразу – был явно лишним. Напутствие «Будь умницей, Марк» не сильно улучшает ситуацию – но к кованым воротам школы мальчишка шагает более уверенной походкой. Я раздумываю, не задержаться ли мне, пока звонок не загонит всех детишек в классы, как вдруг одна из девочек, самая хорошенькая, спрашивает:
– А кто это, Марк?
Она хихикает и прячет улыбку в ладошку. Я улыбаюсь в ответ, чувствуя себя нелепо польщенным. Потом смущаюсь еще больше – она ведь не старше Марка. Я торопливо отвожу взгляд и обнаруживаю, что кто-то наблюдает за мной, стоя в дверном проеме здания из красного кирпича, которое кажется мне телевизионной версией широкоэкранного формата, так как по ширине оно вполовину меньше любой из моих старых школ. Наблюдательница – наверное, директриса, хотя ростом она едва ли выше самых высоких учеников; что ее сразу выделяет – так это скучная монохромная расцветка одежды. Она вручает колокольчик какому-то малышу, который прилагает все усилия, чтобы посильнее встряхнуть свободно болтающуюся трещотку, и затем ждет, пока дети выстроятся в шеренгу перед высокими школьными дверьми.
Мне кажется, или она все еще следит за мной? Некоторые родители – определенно следят. Я надеюсь на прощальный жест от Марка, но тот не оборачивается, и я иду прочь, в сторону Тауэр-Бридж-роуд.
Впереди показывается силуэт моста под серым сводом неба, и в этот момент в кармане тренькает телефон. Я узнаю номер на экране, но говорю одно лишь:
– Алло.
– Нашел-таки.
– Рад слышать, – говорю я, вторя укоряющей интонации Чарли. – Когда это было?
– Вскоре после того как ты отбыл.
– Я мог пропустить свой последний поезд.
– Я бы отвез тебя на станцию. Чего это ты все бросил нараспашку?
– А чего это вы не заперли кузов? – пожаловался я в ответ. – Я мог вылететь на дорогу.
– Но не вылетел ведь? Они дорого стоят, телефон и проектор. Не всем университеты гранты платят.
– Не думаю, что кто-то станет совершать кражу вблизи церкви.
Надеюсь, он не примет меня за идиота. Я бы после такого оправдания точно принял.
– Ладно, – говорит он, помолчав. – Я нашел кое-каких людей, с которыми тебе было бы интересно встретиться.
– Они тоже мертвы?
– Журналистам грех жаловаться на мертвецов. Я думал, ты оценишь шутку. Творческий же человек. Я бы отвез тебя кое-куда, если бы ты не слинял так быстро.
Прежде чем я придумываю что-то в собственную защиту, он говорит:
– Они будут в Лондоне в эту субботу.
– Кто?
– Они называют себя Кружком Комедии. Если кто-то и может рассказать тебе, каков был Табби на сцене, то только они. Лови их в театре «Сортирикон».
– Это точное название театра?
– Да, провалиться мне на этом месте, коли не так.
Я хмыкнул. Театр, конечно, назывался «Сатирикон» – неужто Чарли был такой деревенщиной, чтоб не знать? Вблизи Тауэрского моста мне мерещится, что асфальт под ногами дрожит – словно в такт моему внутреннему веселью.
– И к кому там нужно обратиться, чтобы меня пустили?
– Просто назовись при входе, – говорит Трейси и внезапно кладет трубку.
Колонны туристов вышагивают по мосту, растворяясь в серости ноябрьского дня. Река с упоением плещется о северный берег. Полюбовавшись, я иду домой и взбегаю вверх по лестнице к своему компьютеру.
В почтовом ящике лежит письмо, более напоминающее какую-то шифровку:
прив саймон
спс за письмо, лю нежданчики. двачую твой интерес за оруэлла харта. мувибейс ваще не заинтересован в нем. го ко мне, потолкуем, покажу все что есть + отвечу на?. любое время до рождества – намана.
вернем старику славу и почёт, окда?
вилли харт
Возможно, такой стиль написания экономит Харту время, но только не мне – пока я разбираю половину дурацких сленговых словечек, чертыхаюсь не раз и даже не два. Переведя письмо на нормальный английский и зачитав его себе вслух, я сочиняю ответ:
Привет, Вилли!
Большое спасибо за быстрый ответ. Где мы можем встретиться? Сообщи место, и я все запланирую. У тебя есть записи каких-нибудь фильмов твоего дедушки с Табби Теккереем? Если есть – береги их как зеницу ока.
С уважением, Саймон Ли Шевиц
Упоминание «Муви Датабейз» возвращает меня мыслями к Двусмешнику, и я вдруг понимаю, что мне очень, очень хочется заткнуть этого дурачка, поставить его на место. По сути, он был никем – но неужто какое-то злорадное сардоническое начало во мне требует возвращаться к нему вновь и вновь? Косая улыбка – вряд ли веселая, впрочем, – расцветает у меня на губах, когда я лезу проверять свой тред об «Ужасных Тройняшках».
Значит, мисстер Ошибка-в-Описании у нас теперь видный киноведд? Да нет, он же ссам сказал, что проссто исследователь. То ессть – тот, кто берет мозги друггих людей напрокат, потому что ссвоих у него нет. Ессли он начнет докапываться до Табби, мы же не сскажем ему ни ссловечка, вверно? Дураки бы мы ббыли, ессли бы передали ссвои знания ккому-то, кто ддаже имя ссвое сскрывает. Кто ззнает, что от такого ожидать? Ессли у Айви Монссли ессть, что ссказать, пусть сскажет это как мужчина, а не ккак тряпка, сскрывающаяся за ббабским именем.
Я не собираюсь терять контроль над собой, хоть уже и сжимаю непроизвольно кулаки. Стараясь сделать послание максимально холодным и беспристрастным, я набираю:
Меня зовут Саймон Ли Шевиц. Я пишу о фильмах уже много лет. Если вы не хотите делиться информацией – я от вас ее и не требую. Все, чем я руководствуюсь, – искренний интерес к феномену Табби и желание познакомить мир с его несправедливо забытым талантом. И давайте уже сойдем с этой темы имен – вы ведь тоже подписаны никнеймом.