Больше ничего про Лэйна мне найти не удается. Купив газету, я иду к другому столу, чей хозяин откликнулся на призыв леди в шали. Тут громоздятся старинные плакаты в прозрачных тубусах. Несколько плакатов рекламируют выступления Теккерея Лэйна – каждый с новым девизом. БЕЗ КРИКА, БЕЗ ШУМА СМЕЯТЬСЯ ЗАСТАВИТ – ТЕККЕРЕЙ ЛЭЙН, ОН ЗДЕСЬ ВЫСТУПАЕТ. ТИХ, КАК ЦЕРКОВНИК – ВЕСЕЛЬЯ ВИНОВНИК. Кажется, эта рифмочка задела чувства настоящих церковников – потому как на следующих плакатах Лэйн уже был ТИХИЙ, КАК МЫШКА – А СМЕХА С ИЗЛИШКОМ. Дойдя до почти пророческого ТИХ, КАК КАРТИНКА – ВЕСЕЛЫЙ МУЖЧИНКА, я замечаю небывалое: постер был автографирован.
Выцветшая подпись шла наискось из левого угла. Еле заметная пластиковая обертка делала ее почти невидимой. В Табби будто боролись два начала: академически-усердно выведенное Теккерей вдруг сменялось вкривь-вкось накарябанным ЛЭЙН. Я ищу ценник, и хозяин стола наклоняется ко мне, демонстрируя похожий на черепаший панцирь лысый скальп.
– Двадцатка, – говорит он. Очень кстати – ценник старый и затертый.
В наши дни, похоже, Табби уже настолько забыт, что уходил за гроши.
Последним я посещаю киоск с фильмами. Тамошний товар даже не пытается скрыть тот факт, что все записи оцифровывались вручную, в домашних условиях. Простые пластиковые коробочки с DVD-дисками, все пометки сделаны на обычной подрезанной бумаге от руки. Пометки довольно скудные, но мне не потребовалось много времени – в середине уже первой стопки дисков я нахожу коробочку, на которой красуется надпись «ЛЭЙН, 1912». Продавец кивает мне так энергично, что я боюсь, как бы остатки его кустистых бровей, на вид словно поеденных молью, не облетели.
– У вас за спиной! – говорит он.
Я не понимаю поначалу, но потом различаю голос Марка. Он на сцене – там, где когда-то стояли софиты, – машет мне руками, будто передавая некое сообщение.
– Минуточку, Марк! – кричу я и показываю свою находку продавцу. – Что это?
– Это бесячая дивидишка, сэр. Они сейчас в моде.
Надеюсь, «бесячая» – это какая-то шутка, а не описание качества записи.
– Это фильм с Теккереем Лэйном?
– Саймон, он здесь! Саймон!
– Сейчас подойду, Марк!
Долговязый продавец отвечает кивком, и я решаюсь уточнить: – А какой именно?
– Не знаю. Это даже не сам фильм, просто фрагмент.
– Вы оцифровали пленку? Сколько возьмете?
– С вас двадцатка, мистер Ли Шевиц.
Он в открытую проигнорировал первый вопрос, но я настолько удивлен тем обстоятельством, что он назвал меня по имени, что так и застываю с открытым ртом. Наверное, он услышал, как Марк объявил меня, когда мы только-только зашли. Ну да, конечно – сейчас он как раз смотрит на него. Мальчишка выплясывает сарабанду от нетерпения:
– Мне нужно показать тебе! Но она не разрешает!
– Сейчас иду! – расплатившись, я зажимаю диск под мышкой вместе с плакатом и газетой и спешу к Марку. – Что случилось?
Он буквально втаскивает меня на сцену.
– Тут есть комикс с ним!
– С Теккереем Лэйном? Ты уверен?
– Почему ты его так называешь? Он же Табби, просто Табби, – к своему ужасу вижу, что у Марка на глазах появляются слезы. – Его зовут Табби в комиксе.
– Эй, Марк, ты чего? Лэйн – тоже правильно. Он начинал свою карьеру под настоящим именем, а Табби – это псевдоним. Покажешь мне этот комикс?
Марк ворошит кучу журналов, выложенных на столике рядом со стендом.
– Куда он делся? Я же сверху положил! – жалуется он продавщице.
– Мальчик, – усмехается она, – ты скоро выведешь меня из себя.
Пучок ее бесцветных волос затянут так туго, что ее маленькое тонкокожее лицо кажется плотно натянутым на череп – так плотно, что я с трудом представляю, как эта женщина сводит губы вместе.
– Может, я продала его, – говорит она. – А может, его увели, пока ты тут голосил.
Я вижу комиксы с Дэном Лено, Беном Тёрпином и Чарли Линном. Никаких признаков Табби.
– Можете найти? – прошу я продавщицу.
– Это все, что вы хотите сказать?
Может быть, она намекает на то, что мне следует отчитать Марка при ней? Ну уж нет, такой чести я ей не окажу.
– Нет, мне просто нужен этот комикс. Мне и моему сыну, – напираю я.
– Божечки святы, – говорит она укоризненно и достает журнал из-под стола. – Ну вот он, ваш ненаглядный. Я его, между прочим, специально придержала.
Моим глазам является первый выпуск британских комиксов «Кистоунские морячки» – из тех, что шли в старину за полпенни. Под названием идет строка «ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ КОМЕДИЙ!»Выпуск от 27 января 1914 года, на первых страницах – два шестипанельных комикса. Один – с Толстячком Арбаклом, другой – «Уморительные байки Табби Теккерея». У Арбакла, кроме субтитров, есть «пузыри» с текстом; у Табби же – только субтитры. Привет, комедии любители, сегодня я в своей обители пеку рождественский пирог – чтоб нарастить еще жирок. Не всё, конечно, получается, и пудинг сливочный кончается, и гости всякие случаются, родня спешит на огонёк. Вот такое вот изворотливое введение в довольно простую историю – Табби в самый канун Нового года обременен парочкой еще более прожорливых, чем он сам, племянников. Они набивают свои улыбающиеся зубастые рты рождественскими объедками, нападают на кондитерскую лавку, подчистую уничтожают семь блюд в ресторане. Десерт добивает их, и на одной из последних панелей они лопаются с огромными подписями «ХЛОП!» и расходящимися в стороны звездочками, уступая место широко улыбающейся роже Табби. Лопнули-хлопнули гости – ой-ой! Табби вам рад, но пора на покой, сообщает строчка субтитров.
Смеяться меня не тянет – совсем не тянет. Юмор, если он тут и есть, настолько архаичен и тяжеловесен, что сейчас уже просто не воспринимается. Я изучаю рисовку – ничего особенного, типичная (чтобы не сказать небрежная – фигуры персонажей будто грубо вырезаны и нашлепнуты на страницу) скетчевая манера той эпохи. Племяннички Табби хоть и меньше ростом, хоть и обряжены в детские комбинезончики – одно лицо с ним самим.
Находка, как бы там ни было, примечательная, и я показываю Марку большой палец:
– Отличная работа, дружище. Ты удостоен звания младшего научного сотрудника. А еще есть с Табби? – этот вопрос я адресую продавщице.
– Только этот. С Табби выходил только этот, один-единственный номер.
– Наверное, не лучшее время для выпуска нового комикса – канун Рождества.
– Тогда вообще все было плохо. Кое-где он даже изымался из продажи – репутация у этого шута была так себе. Маленькие дети боялись его до дрожи. Мне самой снились дурные сны с его участием – еще когда я была в возрасте этого пацаненка.
– А по-моему, Табби здоровский, – протестует Марк.
– Ох уж эти современные дети – самого дьявола не боятся, а? – Она качает головой и с отвращением протягивает комикс. – Мир истосковался по встряскам.
– Сколько? – спрашиваю я. – Ценника нет.
– Пятьдесят – и по рукам.
Цена небольшая для издания почти столетней давности. Я запихиваю товарный чек в кошелек – к другим доказательствам моих расходов – и отдаю комикс Марку.
На остальных столах я не нахожу ничего по своей теме. Одни торговцы удивляются и чешут в затылке, когда я спрашиваю о Теккерее Лэйне, другие и вовсе раздражаются, словно в ответ на то, что я невольно уличил их в невежестве. У самого выхода женщина в шали вручает нам бумажный пакет под наши покупки и напутствует:
– Хорошего дня.
Билетера с кассой снаружи почему-то не оказалось, и Марк хмыкает:
– Да ну! Если бы мы пришли позже – могли бы и не платить за вход.
Даже стол и стул пропали. Я чувствую себя несколько странно – запястья покалывают, когда холодный свет солнца касается печати на руке. Человек с двумя большими плакатами, свернутыми в трубки, выходит из дверей театра сразу следом за нами, и я, непонятно зачем, спрашиваю:
– У вас есть штамп?
– Почта через дорогу, приятель.
У него на запястье – ни следа чернил, и это видно.
Но, может статься, он продавец или один из организаторов.
Хотя я не помню, чтобы заметил хоть кого-нибудь внутри с такой отметкой. Так, спрашивается, зачем ее поставили мне?
– Зато у тебя такого нет, – сообщает Марк удаляющейся спине мужчины с плакатами – и с энтузиазмом демонстрирует запястье.
Расплывшаяся, чуть смазанная ухмылка клоуна почему-то вселяет в меня какое-то неизъяснимое, практически не облекаемое в слова чувство, и я, сам не знаю почему, поскорее хватаю Марка за руку:
– Пошли домой. Посмотрим, что за киношка с Табби нам перепала.
17: Беспокойство
Натали опустошает свой вечерний бокал мерло и снова садится на диван, ко мне под бок. Из коридора слышны шаги, и я все-таки ляпаю:
– Твои родители могут заглянуть.
– Боже, ну ты и параноик. Это не они, – она отстранилась от меня, чтобы взглянуть мне в глаза. – У них есть ключ на всякий пожарный, но они ни за что не сунутся без спроса.
– Может, нам следует на будущее запирать дверь изнутри, когда мы вместе, – говорю я. Обсуждать с ней Николаса, пока Марк не спит, мне совсем не хочется. Я одариваю Натали успокаивающей улыбкой, и тут Марк тарабанит в дверь нашей комнаты.
Она вздыхает.
– А я-то думала, ты уже спишь!
– Я почти заснул. Можно войти?
– Если потом пойдешь спать, то да.
На Марке – пижама с ухмыляющимися лунами.
– А вот и лунатик, – вставляю я.
Натали не обращает на мою реплику никакого внимания:
– Марк, с какой стати ты еще не в постели?
– А если на моем компьютере?
– О чем ты? Я хочу, чтобы ты немедленно…
– Почему бы не поставить дивидишку на моем компьютере, Саймон? На нем ведь можно их смотреть!
Диск, купленный мною на ярмарке, отказался воспроизводиться – что на плеере, что на компьютере Натали. Мой же компьютер и вовсе не работал с таким форматом.
– Почему бы нет? Если это угомонит его… – говорю я вполголоса.