– Уверен? Ладно, давай попробуем.
Непонятно, к кому она обращается. Может, к нам обоим. Марк уже бежит к себе в комнату. Из моего шкафа к нему перекочевало несколько книг по истории кино, в том числе большая иллюстрированная энциклопедия. Одежда, которую он сегодня носил, свалена на одеяле с мексиканским узором, накрывающем кровать. В целом комната выглядит внушительно – как будто тот, кто в ней живет, вдвое старше Марка, если учесть отсутствие всяких игрушек, кроме компьютерных. Пока Натали складывает одежду в плетеную корзину и относит в ванную, я скармливаю диск компьютеру.
У курсора появляется значок диска, а потом монитор становится девственно-пустым. Таким он остается недолго – пока Марк нетерпеливо крутится в своем кресле на колесиках, белый лист заполняет хаотичная пиксельная мешанина. Натали, вернувшись из ванной, присаживается на кровать, и мешанина превращается в черно-белое изображение. Когда появляется Табби, Марк подскакивает на месте и хлопает в ладоши.
Я про себя выдыхаю – похоже, он позабыл про стершуюся кассету. Когда я рассказал ему, что произошло, он едва не расплакался.
Табби стоит спиной к декорации, изображающей что-то вроде древнего балаганного фотоаттракциона: длинная фанерная панель с намалеванными на ней фигурами, у которых вместо лиц прорези. Вот облаченный в регалии мужчина – наверное, мэр. Королева с короной, судья в черной шапочке, монах со спрятанными в рукава дланями, архиепископ в митре и длинноволосый святой с нимбом над головой. Сам Табби обряжен в мешковатый вечерний костюм – складки ткани свободно хлопают, пока он вышагивает к декорации. За фанеру он шмыгает так проворно для человека столь выдающейся комплекции, что я поначалу думаю, что это монтаж, но нет – фильм заснят всырую, без правки. Его лицо поочередно появляется в каждой прорези, и с каждым появлением улыбка на лице Табби все шире и шире. Когда очередь доходит до святого, лицо комедианта будто только и состоит из добродушного оскала – все остальные черты как-то теряются. Интересно, могут ли длинные волосы указывать на то, что фигура – не просто святой, а весьма конкретный мученик? Лицо Табби исчезает в темноте провала, а потом вдруг возникает вновь, неестественно раздуваясь – и только теперь я понимаю, что это всего лишь воздушный шарик с нарисованной рожицей. Такие же, один за другим, появляются под митрой, в монашеском клобуке, под судейской шапочкой – и так далее, пока все шесть фигур не обзаводятся лицами. Где же Табби? Кажется, в «мэре» – глаза и рот у этого лица самые живые. Однако я ошибаюсь – губы начинают отходить от десен, а потом – эффект неожиданности лишь усугубляет тишина – лицо лопается.
Натали ахает, но не от восторга. Марк хихикает – скорее, над ее реакцией. Табби выпрыгивает из-за декорации и выходит в центр сцены, под свет софита, придающий его лицу восковую бледность. Повернув голову под таким резким углом, что я морщусь, он смотрит на дело рук своих, прижимает руки к животу и хохочет. Звука по-прежнему нет, но он и не нужен – глядя на сотрясающуюся фигуру, я могу с легкостью озвучить происходящее у себя в голове. Все еще смеясь, Табби спрыгивает со сцены и идет в зал – выбрать добровольца, который встал бы в ряд вместе с пятью шариками-близнецами. Вот он надвигается прямо на нас жизнерадостной черной махиной… и сам экран чернеет.
Виной тому, конечно, не Табби, вставший вплотную к камере. Просто запись на этом месте обрывается. Через несколько секунд она возобновляется, но мы видим уже какую-то другую сцену, где танцуют две девушки-близняшки в костюмах с блестками.
– Думаю, это все, – говорю я Марку.
– Думаю, этого достаточно, – подает голос Натали. – Что-то мне этот тип не нравится.
Марк оттаскивает курсором выскочивший внизу бегунок видео назад. Лица-шарики в фигурах сдуваются в обратном порядке, первым пропадает воссоединившееся из небытия лицо мэра. Сколько я ни вглядываюсь – по-прежнему не могу поймать момент, когда Табби прячется за фанеру. Вот он был – и вот его уже нет: словно крот (а с кротом у него, благодаря черному фраку, есть определенное сходство) спрыгнул в черноту своей норки.
– Вот этот момент – вообще безвкусица.
– Мам, посмотри! – неужто он приказывает, или это просто детская причуда?
– Не хочу. На сегодня представление закончено. Спать.
– Спасибо, что одолжил комп, Марк, – приободряю его я. – Мы хорошая команда.
Он останавливает видео на моменте, когда Табби только-только представляет себя залу.
– Можно оставить диск у себя?
– Отдай пока Саймону на всякий случай, – говорит Натали. – Потом, когда он закончит свою работу, затри хоть до дыр.
Марк достает диск и прячет в коробочку.
– А комикс утром можно будет почитать?
– Он Саймону тоже нужен для книги.
– Да, я хотел бы и сам его еще порассматривать – говорю я, чувствуя растерянность. – Завтра отдам тебе, лады?
– Это она тебя заставляет так говорить. Я всегда бережно отношусь к вещам. Бабушка и дедушка разрешают мне трогать у них дома все, что захочу.
– Что это за разговорчики, Марк! А ну, быстро выключай компьютер и ложись спать! – на этот раз в голосе Натали прорезается приказной тон.
– Прости, парень. Меня твоя мама тоже наругает, если я встану на твою сторон, – я забираю у него диск и хлопаю по плечу. – И все равно спасибо!
Когда за нами закрывается дверь, я тихо спрашиваю:
– Надеюсь, ты не думаешь, что я на него плохо влияю?
– Нет, ты влияешь плохо только на меня.
– Хорошо, что твои родители нас сейчас не слышат.
Она загадочно улыбается.
– Знаешь, я буду не против, если ты мне поможешь.
– Что, нужно с ними поговорить?
– Я не про них. Я про Марка. Понимаю, ему непривычно видеть тебя все время здесь, но он уже готов привыкнуть. Поэтому дай ему понять, что твое присутствие – не повод ложиться спать не вовремя.
– Мне тоже нужно время привыкнуть. Из меня пока что не самый лучший семьянин.
– Не прибедняйся, Саймон. Он очень гордился тем, что ты привез его в школу.
– Это он так сказал?
– Мне не нужны слова. Я и так вижу. Я ведь его мать.
Интересно, стоит ли сейчас упоминать Николаса? Я пытаюсь начать разговор, но это куда сложнее, чем мне представлялось: лицо словно стало плохо прилаженной неуправляемой маской. – Так когда ты нас снова покидаешь? – спрашивает Натали, прежде чем я успеваю выдавить хоть слово. – Я тогда запишу его в продленку.
– Я уточню время, хорошо?
– Да, до завтра это подождет, – говорит она, а я уже включаю свой компьютер. Для меня сейчас любая возможность отвлечься – камень с души: слишком неприятно осознавать, что мне страшно начинать разговор об отце Марка. Пока Натали пристраивается на диване, я логинюсь в системе «Фрагонета».
здаров друг.
лети в ЛА и я там тя встречу. фильмы стар-ка годами леж. неразобр., копаца придеца тебе. наверняка там есть этот твой таби т. задерж-ся мож на стока скока надо. у меня могут идти съемки, но это фигня, если хошь дам тебе роль. жду ответа.
вилли
– Ну вот, меня уже приглашают в Лос-Анджелес, – сообщаю я, когда немного отхожу от стиля письма мистера Харта.
– Здорово! – Натали глядит мне через плечо. – Ух ты. Этот тип – ему лет десять?
– Нет, он взрослый человек, хоть и пишет как десятилетний. Режиссер. Видишь, мне предлагают роль.
– Интересно. Что за фильмы? – в ее глазах играют бесенята. – Можем сняться вместе?
– Ты попала в точку, – вздыхаю я. – Его дед снимал немые комедии. Он снимает порно. Вот подменяются понятия с течением времени.
– И как, примешь его предложение?
– Если ты не полетишь со мной – ни в коем случае. Да и потом, он наверняка так шутит.
– Ну-ну, смотри у меня, шутник. А в Престон-то поедешь?
– Если не найду того, что нужно, в Интернете, то да.
– Заглянешь к своим родителям?
– Посмотрю, будет ли время, – натыкаясь на ее задумчивый взгляд, я добавляю: – У них его было предостаточно, и они ни разу не дали о себе знать.
– Не стоит винить их, Саймон.
– Как скажешь.
– Они люди старомодные. Ты для них – настоящий шок.
– Еще какой. Разбежались, когда я еще совсем маленький был.
– Это уж точно не твоя вина. Да и потом, разве они не старались дать тебе самое лучшее?
– Старались.
– И они приглашали тебя…
– На свадьбу, да. Не поминай лихо… – я массирую пальцами виски. – Может, уже спать пойдем?
– Позволь мне еще кое-что сказать. Может, они и поженились снова только потому, что ты исчез из их жизни. Разве не могло это произойти потому, что без тебя им стало одиноко?
– Может быть, и так. Я не знаю. Я поработаю еще немного, пока ты стелишь, хорошо?
Она прячет глаза – как делает всякий раз, когда не может справиться с демонами своего прошлого, – и идет к двери. Легонько отворяет ее и шепчет:
– Только не разбуди Марка.
Когда за ней закрывается дверь, я перехожу на сайт «Фрагоджет». Вытрясти из университета плату за перелет в бизнес-классе мне ничего не стоит, но на моей «Фраго-Визе» скопилась куча бонусных миль, да и не в моих правилах сильно сорить чужими деньгами, коль скоро меня еще даже не опубликовали. Самый ранний рейс в Лос-Анджелес на следующей неделе, обратно – минимум через три дня. Оплатив билеты картой, я рапортую Вилли Харту о времени своего прибытия и открываю в новой вкладке поисковик.
В библиотеке Харриса в Престоне, как выяснилось, действительно есть все номера «Престон Кроникл» – вернее, их копии-микрофильмы, но посмотреть их прямо на сайте нельзя. Все-таки стоит туда съездить и проверить, не писали ли еще чего интересного о Лэйне. Заслышав шаги Натали, я понимаю, что пора сворачиваться… но руки чешутся зайти еще кое-куда.
И я захожу.
И быстро убираю руку с мышки – чтобы она не треснула у меня в кулаке.
Ввау, апплодисменты ззала. Мистер Ошибка-в-Описании пишшет про фильмы. На этом сайте ВССЕ так дделают, ессли он не заметил. Хоть ккто-нибудь тут сслышал о Саймоне Ли Шебице? Ммолчание из зала. Я вот что ввам скажу, мистер Саймон: ссначала изздайте что-нибудь, и ммы, можжет быть, впечатлимся, а ппока что вы ноль, нолик, НОЛИШШКО безз палочки. Ххотите просславить Табби и открыть его миру? Научитесь не вплетать в ффакты ссобственные ббредни.