Я не собираюсь спрашивать, как Натали на это отреагировала, и вместо этого говорю:
– Как прошел твой день на работе?
– Хорошо. Работа непростая, но мне нравится.
– Ну, ты же всегда любила трудные задачи. Как Нилокас, не пристает?
– Прости, кто?
– Слишком долго проторчал за клавиатурой, буквы в голове путаются. Я, конечно, о Николасе. Как он там?
– Вообще не показывается. Его работа больше закулисная. Непохоже, что мне придется много общаться с ним, – говорит Натали с двусмысленной улыбкой. – Ты же не ревнуешь?
Я открываю рот, но лицо вдруг застывает глиняной маской – слова никак не идут на ум. Пока я мнусь, Натали ловко переводит тему:
– А как там твои родители?
– Да по-старому. Приглашают нас с тобой на Рождество.
– Явимся. Либо на Рождество, либо на твой день рождения. Что-то придется встретить вместе с моими.
– Выбирай сама, – говорю я, хотя перспектива торчать с Биб и Уорреном, как по мне, далеко не самая радужная.
– Посмотрим, что скажет Марк.
Она наливает две чашки кофе. Ставит мою на столик, свою же, с надписью «Супермама», несет к двери.
– Пойду вместе с этой крошкой в ванную, – поясняет она. – И все-таки – ты доволен поездкой? Все прошло хорошо?
– Надеюсь, в следующий раз будет получше.
– Уверена, так и будет, – одарив меня мимолетным поцелуем, она выходит из комнаты.
Я отпиваю немного из своей кружки, оформленной под катушку неэкспонированной пленки. Ставлю обратно на столик – достаточно неуклюже, так что проливаю кофе. Вытирая пятно салфеткой, я вспоминаю, какое дело так и не довел до конца: нужно было повнимательнее ознакомиться с газетой, купленной на ярмарке.
Беда только в том, что газеты нет ни на столе, ни во внутреннем ящике.
Ее вообще нигде в комнате нет.
23: Мисс Мосс
Мы уже почти у школы, когда я предпринимаю последнюю попытку.
– Я знаю, ты был на сцене, но ты что, и правда не видел, как я покупал газету?
– Я искал тебя, – говорит Марк.
– Я был у киоска, меньше чем в ста ярдах от тебя.
– Искал Табби, – эта ремарка ничего не проясняет, и он поправляется: – Тебя, в смысле.
– Не надо делать такое лицо всякий раз, когда ты его упоминаешь, – я жду, когда его глаза и улыбка уменьшатся до разумных размеров, и говорю: – Но ты наверняка видел, что я купил.
– Какие-то газеты и дивидишку.
– Ладно, я понимаю, комикс волновал тебя больше всего.
Я и сам не знаю, зачем начал вспоминать про наш поход на ярмарку. У меня была газета – даже если Марк и Натали утверждают, что не видели ее. Дома газеты нет, хоть Натали и говорит, что не выбрасывала ее. Мог ли я потерять ее по дороге домой? Эта мысль кажется мне более разумной – ну не Биб же с Уорреном подозревать! В целом я смогу кратко передать суть статьи в моей книге – так о чем волноваться? Главное – диск, плакат с подписью и номер «Кистоунских морячков» надежно заперты в ящике моего стола.
Родители, пуская в воздух облачка белого пара, собираются за пределами школьного двора. Я бросаю по сторонам короткие, ни к чему не обязывающие взгляды – на меня же в основном смотрят подолгу. Там, впереди, за спинами детей, бегающих по школьному двору поодиночке или группками, я примечаю женщину с колокольчиком.
– Я зайду ненадолго с тобой, Марк, – говорю я и сжимаю его плечо, когда мы вместе проходим под коваными воротами. Он бежит к друзьям, я же огибаю детскую толпу по большой дуге.
Женщина невысокая и монохромная, как старое кино: черная юбка, колготки и туфли, белая блузка и серые волосы. Выражение лица сдержанно-настороженное.
– Могу я вам чем-то помочь? – осведомляется она.
– Вы тут главная?
– Я мисс Мосс.
Взгляд дамы словно предупреждает, что ее имя не повод для веселья, но такое напыщенно-строгое обращение вечно провоцирует меня на перепалки, так уж я устроен.
– То есть главная.
Она нетерпеливо приподнимает брови.
– Хочу сказать вам вот что: я с Марком Хэллораном. Да, формально я не его отец, но это только пока. Пока считайте меня за опекуна. Мы с его матерью – вместе, понимаете?
– Хорошо, поняла. Так вы что-то хотели сказать? – а лицо у этой мисс Мосс при этом – непрошибаемое-непрошибаемое.
– Я уже много чего сказал. На целый кроссворд наговорил. Вы меня хоть слушаете? – распаляясь, я напираю на нее: – Да, понимаю, у вас в голове, наверное, царит домострой. Вы не одобряете всех этих «отношений современного типа» и все такое. Так что все, что я хотел до вас донести – свой, так сказать, статус. Чтобы все знали, кто я такой, и не смотрели на меня так, будто у меня к плечу пришит попугай.
– И кто же вы такой?
– Вы издеваетесь? Слушайте, это не смешно, – не то бессонница, не то обида толкают меня добавить: – Некоторые родители уже треплют языком обо мне, а вы, я смотрю, только рады. Сами-то хоть расписаны?
– Я не издеваюсь. Я спрашивала ваше имя.
Я отвечаю ей отрывистым смешком, поняв, что на большее меня не хватит, но тут меня выручает голос Марка:
– Его зовут Саймон.
Кажется, меня снабдили саундтреком.
– Спасибо, Марк, – говорит директриса и вручает ему колокольчик. – Сегодня ты будешь моим помощником.
По-видимому, во мне эта сцена больше не нуждается. Колокольчиковый перезвон изгоняет меня со школьного двора, как разбуянившегося злого духа. Дети бегут от меня прочь – но лишь потому, что им надо выстроиться в шеренгу, и только. Родители хлопают в ладоши и топают ногами – единственно для того, чтобы согреться. Звонок не перестает заливаться даже тогда, когда я прохожу под коваными воротами.
– Спасибо, Марк, – доносятся до меня повторенные слова мисс Мосс.
Когда я оборачиваюсь, он корчит рожицу «под Табби» и так неистово машет колокольчиком, что я боюсь, у того сейчас вывалится язычок. По шеренге детей гуляют чуть нервные смешки, линия несколько сбивается, теряя свою выверенность. Я усмехаюсь Марку, подношу палец к губам и машу другой рукой на прощание. Он отвечает на улыбку, к зримому и вящему неудовольствию мисс Мосс. Она оглушительно хлопает в ладоши, призывая детей к тишине, и я поспешно ухожу.
Звук колокольчика словно уходит следом за мной, и я даже не осознаю, когда он замолкает у меня над головой. Тауэрский мост уже близко – так какого черта? Наверное, звук подхвачен тем вот гулякой. Где-то на самом краешке зрения выплясывает его фигура – развеваются на набегающем с реки ветру длинные волосы, полощется мешковатая одежда. Увидеть, как этот невольный шут покидает мост, мне не суждено – когда я оборачиваюсь, фигуры и след простыл. Поднимаясь в квартиру, я лишь напрасно трачу время, задаваясь вопросом, не послышался ли мне щелчок двери у жильцов напротив. Лихорадочная бодрость охватывает меня, и, понимая, что уснуть уже не удастся, я выхожу в Интернет и читаю новое послание от Кирка Питчека.
Приветствую, Саймон!
Посылай счета, и все будет шито-крыто. Предлагаю встретиться во время ланча и все обсудить. Счет, конечно же, оплачивает издатель:) Скажем, в час дня завтра? Кафе «СЕТИ» на Олд-Комптон-стрит, на стыке Грик-стрит и Заплеванной Улочки (это я о Фрит-стрит, если что!). А что до троллей в Интернете – советую не обращать на них внимания и заниматься делом.
Встречи жду, как грибов к дождю!
Кирк Питчек
Издательство Лондонского университета (ИЛУ)
Главный редактор отдела киноведческой литературы
24: Сети
Не знаю, с какой стати меня должно волновать, почему Кирк переименовал свою должность. Видимо, простое «редактор» в наши дни звучит не круто, думаю я, оставляя Чаринг-Кросс-роуд и ступая на Олд-Комптон-стрит. Какая-то женщина зазывает прохожих в подворотню, но что там такого увлекательного происходит – мне непонятно, слов ее я не могу разобрать. Небритый жонглер с приклеенной к лицу улыбкой увязывается за мной, и мы идем вместе до ряда окон секс-шопа, задрапированных черной тканью. Мне кажется, или на шарах, что он подкидывает, нарисованы какие-то лица? Такое впечатление, что лица, если они там взаправду есть, криво скалят нарисованные зубы. Жонглер подступает так близко, что я с легкостью представляю, как он отрывает мою голову и добавляет в свою взмывающую раз за разом в воздух коллекцию еще один крупный шар. Это, конечно, абсурд, но я ускоряю шаг, стремясь оторваться от уличного артиста хотя бы на один квартал.
Название кафешки – «СЕТИ» – элегантными буковками вытравлено на окнах. Логично предположить, что упор в меню делается на морепродукты, но каламбур заключается в другом: каждый столик снабжен вращающимся постаментом с установленными на нем монитором, клавиатурой и мышью. На некоторых мониторах высвечено меню, но находятся и такие посетители, которые бездумно тыркаются в Интернете или рубятся в компьютерные игрушки. Я тяну на себя створку неуместно старообразных филенчатых дверей – и едва ли не нос к носу сталкиваюсь с Кирком. Он и его спутник стоят у стойки регистрации спиной ко мне. Спутник поворачивается, и я вижу Колина Вернона – своего редактора из «Кинооборзения».
Его по-школярски озорная морда обросла новым жирком с тех пор, как мы в последний раз виделись, на щеках красуется загар – сложно понять, настоящий или искусственный. Прежде чем я успеваю хоть как-то среагировать, он протягивает лапу и цапает меня за руку.
– Саймон, хитрый старый ублюдок! – кричит он, будто нас с ним разделяют не считанные дюймы, а целый сводчатый коридор. – Давно ты тут шныряешь, скажи мне на милость?
– Поздравляю, Саймон, – Кирк трясет гривой своих седых волос и улыбается во все тридцать два зуба – такую улыбку трудно скрыть даже его кустистой бородой.
– С чем?
– С воссоединением, конечно же! – он тычет пальцем в сторону Колина.
Колин отпускает меня и пожимает мою ладонь двумя своими.
– Как поживаешь? – спрашиваю я его.
– Пока живой, – говорит он и подмигивает Кирку.