Подходит официант, оживленный резкостью Колина. Он ведет нас к столику в глубине ресторана, где Кирк поворачивает ко мне компьютер.
– Побалуйте себя, господа. За счет Чарльза Стэнли Тикелла.
Все блюда в меню названы доменными именами. Я объявляю о своем выборе (кальмары. sp и форель. co.uk) – и только потом врубаюсь, что нужно использовать мышь для отправки наших заказов на кухню. Мои сотрапезники отправляют свои заказы – Кирк выбирает на экране бутылку из винной карты, а Колин тем временем хмуро смотрит на меня.
– Кирк говорил, твоей репутации угрожает какой-то сопляк. Как его зовут?
– Кто знает. Он называет себя Двусмешником.
Колин поворачивает компьютер к себе. Он так быстро печатает и щелкает мышью, что это напоминает мне стук игральных костей.
– Позер, – комментирует он достаточно громким для бизнесмена тоном, отчего женщина за соседним столом оборачивается, чтобы взглянуть на него. Я виновато улыбаюсь ей и бормочу:
– Колин…
– Только не говори, что не согласен со мной, – произносит он и потом молчит до тех пор, пока не изучит все аннотации фильмов Табби. – Ну, это полная фигня. Что будем делать с ним?
– Нет смысла уличать его сейчас в чем-то. У меня будет шанс посмотреть некоторые фильмы с Табби в Калифорнии.
– Ты нашел этого мудака где-то еще?
– Он разбросан по всему Интернету. Форумы, группы Google…
Колин ищет их и расширяет глаза, словно пытаясь охватить больше информации.
– Вот ублюдок, – замечает он почти ласково. – Ты видел это?
Вчера я поклялся, что не позволю больше Двусмешнику тревожить меня. Я провел день, переписывая свою главу о Толстяке Арбакле, которую отправил Кирку, хотя мне еще только предстояло узнать, что он думает о новой версии. Я уснул почти сразу, едва лег в постель, и не думал о Двусмешнике. Этим утром я не выходил в онлайн, работая над главой о Максе Дэвидсоне – комике, которого невзлюбили за его пародии на евреев.
Сейчас Колин поворачивает экран ко мне.
Так он делает вид, что никто не знает моего имени, так ведь? Забавно слышать это от того, кто не может сказать правду даже о себе. Поднимите руки те, кто не заметил, как он говорит, что у него нет псевдонима – этот мистер Ошибка-в-Описании/Айви Монсли/Саймон Лишевицц. Хорошо, он говорит, что люди могут писать ему, ессли хотят быть упомянутыми в книге. Кто-нибудь хочет? Ой, как-то сразу тихо сстало. И я никого не виню в этой тишине – кто хочет связать свое имя с несуществующей книгой? Мистер Лишениц вообще мастерр на выддумки. «Кинобоборзебние» – ну ккто назовет так насстоящий жжурнал? Яззык ссломаешь.
Официант наполняет три щедрых бокала «шабли». Пока я делаю глоток, Колин поворачивает к себе монитор и принимается печатать. Через минуту он говорит:
– Утрем нос этому засранцу.
– Могу я взглянуть… – начинаю было я, но он щелкает мышью и переключает экран на свой пост с colin@lup.co.uk.
Здравствуйте, мистер Пересмешник или как вас там. Я редактор Саймона Ли Шевица. Да, он писал по каждой скользкой теме «Кинооборзения». Я не удивлен, что вы никогда не слышали о нем, ведь вы так заняты тем, что бессмысленно кривляетесь. И да, у него есть книги, которые даже лучше, чем его работы для журнала. В отличие от вас, он смотрел фильмы, а не выдумывал их.
Кирк наклоняется, чтобы прочесть письмо, и прикрывает лицо, дабы заглушить смех, но Колин ожидает моей реакции.
– Ошибся в одном месте, – считаю своим долгом сказать я. – Там, где про редактора. Хотя, конечно, ты был им.
– Он все еще хочет им быть, – говорит Кирк.
– Я думал, вы с Кирком должны были обсудить книгу.
– Несколько книг.
– Твоя – лишь одна из них, – объясняет мне Колин.
Мне неприятно мерцание экранов вокруг.
– Разве не вы мой редактор? – обращаюсь я к Кирку.
– Я все еще на верхушке, но мог бы сделать больше, имей я поддержку. У твоего старого друга полно идей, и это лучшее решение, которое я мог принять, так как вы уже работали вместе.
– И какие же это идеи?
– Вот такие, – говорит Колин и снова указывает на компьютер.
Подходит официант с первыми блюдами, но не принимает заказ на еще одну бутылку – Колин должен отправить заказ от имени нашего хоста. Я жую слабо-пряного кальмара, когда он завершает – и показывает мне экран. На нем открыта первая страница главы, которую я отправил Кирку.
Моя голова начинает пульсировать, вместе с экраном и людьми вокруг, словно бы вливаясь в общий пульс.
– Откуда у тебя это?
– Этого нет в открытом доступе, – смеется Колин. – Я открыл это со своего рабочего стола.
Текст совсем не мой. Я не писал ни про то, что «Арбакл молчал, поэтому зрители так и не узнали, что у него был голос евнуха», ни про то, что «внешне Толстяк напоминал ребенка-переростка, что больше ужасало, чем забавляло». Я не могу спорить с очевидным, но кажется, будто моя глава мутировала, пока я спал, будто мое подсознание или что-то другое село за компьютер.
Колин поглощает свои мидии. fr, высасывая их из ракушек. «Толстяк, видимо, думал, что его жеманство было дурной формой проявления гомосексуализма» и даже «Его пенис восстал на фоне изображения, проектируемого на стену» – десятки моих фраз приобрели дополнительную остроту, но я не проронил о правках ни слова, пока не прочитал почти до конца.
– Можем ли мы предположить, что он затрахал Вирджинию Рапп до смерти?
– Почему нет? – говорит Кирк, размахивая вилкой с тунцом. jp. – Все так думают.
– В Сети есть доказательства, – уверяет меня Колин.
– Если университет может жить с этим, то и я могу.
Колин проглатывает последнюю мидию и встает:
– Я пойду попудрю носик. Никто со мной не идет?
Он объявляет о своих намерениях достаточно громко, что его слышат другие, и это отбивает во мне желание идти. Когда Кирк также отрицательно мотает головой, Колин спешит к двери с надписью «М».
– Ты ведь не обиделся? – спрашивает меня Кирк.
– Не сказал бы.
– Он думает, что может внести любые изменения, против которых ты ничего не скажешь. Мы ведь не хотим, чтобы потом говорили, будто мы просто перепечатали твою диссертацию. Он утвердит у тебя все свои переделки, конечно же. Думаю, дополнительная редактура позволит тебе провести больше времени за работой над проектом Теккерея, если он действительно так расширился, как ты сказал.
– Да, конечно, лучше углубляться, чем перетряхивать старое, но… Он точно не хочет, чтобы его имя засветилось на обложке?
– Там будешь только ты в гордом одиночестве. Но, думаю, он оценит упоминание в «Благодарностях».
Колин появляется снова, потирая ноздри указательным пальцем.
– Все решено, – закрывает тему Кирк. – Саймон, ты согласен с тем, что Колин будет править всю твою работу?
– Только не лишайся сна по этому поводу, – хмыкает Колин. – Вы оба будете утверждать все мои правки, – когда туча сползает с моего лица, он говорит: – Здорово снова работать с тобой, дружище. Можно закрывать? – кивает он на файл.
– Да, лучше этим материалом сильно не светить, – соглашается Кирк.
Колин закрывает документ и одним росчерком мыши возвращается к списку форумных злодеяний Двусмешника.
– Наш петух проткнутый еще не проснулся, – объявляет он. – Буду за ним послеживать.
Я уже хотел было попросить его, чтобы он оставил Двусмешника мне, но тут в наш разговор вмешивается мужчина делового вида за соседним столиком:
– Не надоело?
Колин сверкает глазами в его сторону:
– А жене твоей не надоело?
Лицо мужчины стремительно пунцовеет.
– Хватит выражаться на публику. Придержи язык.
– Этот посыл я уловил. А на мой вопрос не ответишь, или он тебе совсем не по душе?
Молодая спутница «делового костюма» пытается утихомирить его, сжимая его руку, но он высвобождается из ее хватки.
– Какой еще вопрос?
– Жене твоей не надоело, что ты пёхаешь секретаршу, пока она не смотрит?
Кирк заглушает испуганный смешок. Лицо «делового костюма» все так и подбирается – будто стягиваясь к сжатым в бескровную полоску губам.
– Ой, только не надо вот брехни, что у вас бизнес-ланч, – говорит Колин. – Мог хотя бы обручалку дома оставить.
Мне вдруг ни к селу ни к городу вспоминаются лопающиеся головы из номера Табби, и я уже открываю рот, чтобы попросить Колина быть полегче на поворотах, но молодая спутница «костюма» поспевает быстрее.
– Пойдем, мы уже опаздываем, – тихо говорит она.
Ее спутник кое-как умудряется совладать с мышью, чтобы отправить их счет на печать – за стойкой регистрации с готовностью жужжит принтер. Пробираясь мимо нашего стола, он всячески избегает глядеть в нашу сторону, будто его лицо вдруг стало неподъемной ношей. Но женщина задерживается на секунду и говорит Колину:
– Я не секретарша.
– Всех нас иногда повышают, – по-отечески добрым голосом замечает Колин.
Провожая взглядом оплеванную парочку до выхода из кафе, я вдруг подмечаю фигуру в красной конической шляпке. Тот самый небритый жонглер, с теми же шарами. Теперь у меня даже сомнений не остается: на шарах – улыбающиеся лица.
Кирк снова отвлекает меня, поднимая бокал.
– За воссоединение, – предлагает он тост, – и за эту небольшую встрясочку.
Надеюсь, он надает Колину по рукам, если тот слишком уж распустится.
– Не большую, но и не самую маленькую, в общем, такую, какую нужно, – добавляю я. Видимо, во мне просыпается талант комедианта – над моими словами они оба смеются.
25: Упущенное
Едва заслышав голоса снаружи, я выхожу из Сети и выключаю компьютер. Слизываю крошки сырного крекера с пальца, закидываю тарелку и нож в раковину, и тут Уоррен говорит – громко и отчетливо:
– Мы не будем заходить.
– Может, просто попрощаемся с Саймоном, – добавляет Биб.
Марк идет по коридору первым.
– Нужно было пойти с нами, – говорит он мне. – Торт был классный. И Сэндвич-Смешнявка – тоже.
Приглашение Уоррена, переданное задним числом –