– Чем можем вам помочь? – говорит самый толстый так, словно я заблудился, впрочем, он не далек от истины.
– Я бы хотел попасть в архив.
– Все хотят попасть.
– Какие-то документы у вас есть? – спрашивает его коллега.
Я сую им под нос пропуск и паспорт, отчего оба мужчины начинают хмуриться, и тот, что потолще, заявляет:
– Не уверен, что этого хватит.
У меня опять ощущение, что я попал в какой-то фарс, но охранник, похоже, имеет в виду кого-то, сидящего за дверями.
– Я сам разберусь, хорошо? – спрашиваю я неуверенно.
Стражи не двигаются, и от этого их массивность только увеличивается.
– Мы последим за вашими вещами, – говорит один из них, точно не знаю кто.
– Ой, да пожалуйста, – я препоручаю ему чемодан и облегченно выдыхаю.
Пальцы почти не дрожат, когда я распахиваю дверь.
Несколько книжных шкафов почти касаются потолка маленькой обшитой панелями комнаты. Минуя турникет, я направляюсь к стойке, где сидит женщина-специалист, такая маленькая, что одним своим видом снова напоминает мне об охранниках.
– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – бормочет она, профессионально улыбнувшись.
– Мне нужны записи одного старого преподавателя из вашего университета. Имя – Теккерей Лэйн.
Услышав это, она сразу поднимает голову и хлопает своими совиными глазами, потом произносит:
– Что-то популярен он стал в последнее время.
– А кто им интересовался?
– Боюсь, этого я вам сказать не могу.
– Но я исследователь. Мне важно знать, кто опережает меня на шаг.
– Они связались с нами заранее, чтобы организовать доступ к материалу, – она кивает в сторону стола, уставленного набитыми коробками. – Представиться пока не соизволили.
Мог ли заявителем быть Чарли Трейси? Никаких шансов узнать наверняка у меня нет, и я спрашиваю:
– А почему вы считаете, что это не я?
– Тогда бы я спросила, когда вы успели поменять голос.
– Извините, что не позвонил заранее. Могу ли я просмотреть документы, пока они здесь? – я протягиваю ей паспорт и пропуск. – Меня зовут Саймон Ли Шевиц.
Она тщательно изучает мою фотографию – к этой дотошности чинуш я уже успел привыкнуть за время своих изысканий, – и чуть ли не нюхает пропуск. Наконец она выдает:
– Вы живете в Лондоне.
– Ну, мне же не нужно быть местным? Я родился в Престоне, раз уж на то пошло.
– Когда дело касается столь редких материалов, нам желательна некая, скажем так, протекция от заинтересованной стороны. Письмо от вашего издателя, к примеру.
Мои пальцы все еще не отошли от борьбы с чемоданом, но я крепко-крепко сжимаю кулаки.
– Разве контракта недостаточно?
Она просматривает его, все так же мигая по-совиному. В конце концов она говорит:
– Они что, сменили название организации? Должно быть ЛУИ, а не ИЛУ. Лондонское университетское издательство.
Я с трудом сдерживаю истерический хохот из-за мелочи, которая теперь преградила мне дорогу.
– Может, вы и правы. Может, они обновили вывеску. Хотя, погодите. Это же просто новый импринт. Вот в чем причина.
– К сожалению, я не могу квалифицировать это как разрешение.
– Тогда почему меня вообще сюда пустили? – в голове моей что-то начинает скрестись и царапаться, и тут у меня рождается идейка. – А как насчет электронного письма от издателя?
– В целом сойдет, учитывая обстоятельства.
– Да, и праздничную атмосферу, – ворчу я, извлекая телефон. – Сейчас позвоню.
– Вам придется выйти.
Интересно, зачем? Никого больше в зале нет. Пожав плечами, я оставляю паспорт и контракт на стойке и выхожу из Спецхрана. Охранники медленно поднимают свои массивные головы навстречу мне.
– Скорочтением занимаетесь, наверное, – замечает один из них.
– Я еще не закончил, – вместо того чтобы добавить «Даже не начинал», я набираю номер издательства и терпеливо замираю, поднеся трубку к уху. Гудки сменяются кликом и записанным сообщением:
– Кирк Питчек и Колин Вернон празднуют Рождество. Оставьте нам свои данные, и мы свяжемся с вами сразу после того, как отойдем от веселья.
– Что, никого нет? – чуть не плачу я. – Алло! Это Саймон Ли Шевиц. Я в архиве Табби, в Манчестере! Если хоть кто-нибудь меня слышит – можете ответить? Библиотеке нужно, чтобы вы аутентифицировали меня, потому что архивные материалы очень старые и ценные! Им нужно хотя бы электронное письмо от вас – скажите, что я от университетского издательства. Алло? Есть кто-то? У меня ведь даже ваших мобильных номеров нет! – больше я ничего не могу придумать. Молчание в трубке – непрошибаемое. Когда я прячу телефон в карман, охранник замечает:
– Поторопились вы к нам, похоже.
– Это все из-за вашей дамы внутри, – оправдываюсь я, спешу к двери, опасаясь, что меня могут не пустить, и прямо с порога объявляю: – Боюсь, все празднуют Рождество. Но они не сказали бы вам ничего такого, чего нет в контракте, верно? Неужели этого мало?
Она молчит. Даже не смотрит в мою сторону. Очевидно, есть только одно решение. Мне нужно броситься за стойку и ударом по голове вырубить ее. Точно так нужно было поступить с тем карликом в Амстердаме. Могу сказать охранникам, что ей нужно изучить документ, находящийся в моем чемодане. Потом спрячу туда все необходимые бумаги и скажу им на выходе – увы, этой бумажки оказалось недостаточно, чтобы подтвердить мои намерения, а теперь простите, я, пожалуй, пойду… Я уже делаю два решительных шага навстречу ей, когда она говорит:
– Сейчас я позвоню кое-кому из начальства. Он все и решит.
О чем я только что думал? На секунду все мое тело превратилось будто бы в голые инстинкты и наэлектризованные пучки нервов. Пока она набирает номер на служебном телефоне, я отхожу от стойки. В зале шелестят бумаги – все-таки мы были не одни. Когда дверь открывается, я боюсь, что за ней окажутся охранники – она вызвала их, так как я показался ей подозрительным! – но нет, это всего лишь старший библиотекарь, высокий, седой, в темном твидовом костюме.
Некоторое время он пристально разглядывает меня своими выцветшими до небесной голубизны глазами, потом спрашивает:
– Вы заявитель?
– Я писатель. Вот тут, в контракте, все написано. Саймон Ли Шевиц.
Он смотрит на паспорт – и на меня. В контракт – и снова на меня. И что делать, если его я убедить не смогу? Придется ждать, пока я останусь наедине с дамочкой. Найти повод задержаться, посмотреть что-нибудь другое, менее ценное. Ну, а потом…
– Проходите и берите, что нужно, – кратко отвечает старший. – Единственное условие – все должно быть на виду у миссис Лиртон, – сказав это, он покидает зал Спецхрана.
Получилось!
Я заполняю бланк с моими данными, почти убежденный, что моя личность больше не имеет значения, и в строке запроса материала чуть не вписываю «Табби» вместо «Теккерей Лэйн». Миссис Лиртон ставит коробку на стол напротив стойки – никогда бы не подумал, что от одного маленького ящичка может быть такое сильное эхо. Мне уже нет дела до того, кто еще находится в зале, хоть я и удивляюсь, почему хранительница не находит их заливистый смех неподобающим. Наверное, неведомого весельчака забавляет эхо – мое сидение за столом вряд ли может послужить достаточным поводом для веселья.
– Спасибо, – бормочу я, и даже от этого отголоски разносятся по всему залу. Прикладывая палец к губам, я дарю миссис Лиртон улыбку, полную раскаяния, и откидываю крышку с ящичка на деревянную поверхность стола. Эхо такое, будто по всему помещению открыли сотни похожих ящичков.
40: Городской университет
Когда я снова напоминаю себе, что не следует звонить Натали, пока она ведет машину, перед университетом притормаживает такси.
– Куда едешь, приятель? – окрикивает меня водитель.
– Я жду кое-кого, спасибо.
– Точно не меня?
Лицо его толком не разглядеть – какое-то оно маленькое, рыхлое, округлое и совсем-совсем невыразительное. И чего это он выглядит так, будто вот-вот раздвинет свои пухлые бледные губы в улыбке? Понятное дело, канун праздника, многие сейчас – в так называемом рождественском настроении. Это я, а не они, сейчас выгляжу нелепо; не такая уж и обнадеживающая мысль, даже если некоторые постулаты из записей Лэйна – скорее экстравагантные шутки, чем полнейшая чушь.
– Меня заберет подруга, – говорю я громче, чем собирался.
Либо его улыбка вот-вот проклюнется, либо он просто еле ее сдерживает.
– Разве вы не мистер Мильтон? – спрашивает он.
– Увы, нет, – нервы придают моему голосу агрессивность, и я стараюсь загладить это, произнеся: – Моим именем сонеты не подписаны.
– Мистер Мильтон сказал, что будет ждать здесь.
– Ну, я не видел его, и я не он. Равно как и он – не я, – поскольку водитель продолжает таращить на меня глаза, весь во власти какой-то странной веселости, мне все труднее и труднее контролировать свои слова. – Нет, если вы, конечно, настаиваете, хоть Маргарет Тэтчер меня назовите, только я от этого ею не стану.
Водитель обнажает зубы в поистине клоунской противоречивой гримасе.
– А ты у нас весельчак, да? – говорит он и отчаливает куда-то вглубь Манчестера.
Понятия не имею, что это была за встреча и почему она вообще произошла. Одно могу сказать – мне не понравилась дрожь, волнами прошедшаяся по его лицу, когда такси тронулось с места, от чего он стал похож на воздушный шар. Я шарю взглядом по сторонам, но Натали нигде нет. Какой-то далекий проблеск напоминает мне о ее белом «пунто», но звонит мобильник – и я теряю его из виду.
– Алло? – устало отвечаю я.
– Это ты, Саймон? – спрашивает Марк.
– Кто же еще?
– Где ты?
– Перед университетом.
– Мы тоже!
Я всматриваюсь изо всех сил, пока глаза не начинает щипать, но ни одной белой машины в округе не примечаю.
– Вы, наверное, с другой стороны подъехали. Я на Оксфорд-роуд.
– Мы тоже.
Я закрываю глаза, опасаясь, что все окружающее исчезнет – и я перенесусь куда-то еще.