Ведь у Саймона, небось, и женщина есть, и он обмманывает ее, как всех насс. Надеюсь, она проччитает мое ссообщение, если только он не ссделает сс ней чего плоххого. Можжет, ей луччше ззаглянуть на ссайт normalsite.com, чтобы она ппоняла, каккие у нашшего Ссаймона представлления о норме? Но ссылка, которая заинтерессует нашего ггероя больше вссего, несомненно, www.tubbiesfilms.com – потому ччто именно пройдя по нней, мы ппоймем, что никакой книги Колина Ли Шевица или Саймона Вернона жддать ни к чему. «Вссе уже украддено до нас», дда, Саймон-пплаггиатор? Ддумаю, пора посставить точку в этом дделе. Вссем спасиибо и ддо свидания. Больше ммы никому не досставим неудобств.
Я так надеюсь, что Колин ему ответил, но ничего такого в треде нет. Я проглатываю оскорбления, давлю злой тяжелый смех и копирую последнюю ссылку в адресную строку. Компьютер сомневается, а потом голубая линия, которая, возможно, подчеркивает невидимый или несуществующий мир, начинает ползти внизу экрана. Она не доходит даже до половины, когда дисплей моргает и появляется новая страница. Я ухмыляюсь так сильно, что у меня, кажется, опухает лицо. Сайт не найден.
Он – такая же выдумка, как и все остальные бредни Двусмешника.
– Смешно, конечно, но я молчать не буду, – склоняюсь над страницей, но потом в голову приходит назойливая мысль. Может, Двусмешник неправильно написал имя Теккерея? Для верности я набираю в адресной строке www.tubbysfilms.com. Когда синяя линия загрузки страницы подбирается почти к концу, страницы текста заполняют экран.
НЕМЫЕ ФИЛЬМЫ ТАББИ ТЕККЕРЕЯ
И ОРУЭЛЛА ХАРТА
Автор: Питер Ла Гиаттер
Это похоже на титульный лист студенческой диссертации – или что-то еще менее публикабельное. Шрифт придает документу вид рукописи, отправленной на утверждение. Я прокручиваю пустой остаток страницы вверх по экрану, а затем я втягиваю дыхание – со свистом, неслышимым из-за яростной пульсации в голове.
Историю, как известно, переписать невозможно. И это касается истории не только как науки – речь идет обо всех отраслях знания, развивающихся с момента появления человечества. Особенно важно понимать это сейчас, когда все то, что мы считали утерянным безвозвратно, возникает вновь из глубины веков. Порой нам кажется, что коллективное бессознательное подавляет память. Можно понять, почему Степин Фетчит столь значим для кинематографа, но, по сути, кто его нынче помнит – как человека, открывшего и утвердившего жанр «негритянской комедии»? К настоящему времени мир забыл и о потрясающем успехе Макса Дэвидсона как комедианта, и о том, как его фирменный «еврейский» юмор был объявлен неприемлемым…
Это моя первая глава – с парочкой замененных слов. Листая документ дальше, я смертельно боюсь наткнуться на какие-то мысли, что витали в моей голове, но еще не были доверены бумаге. Но нет, глава обрывается, и под документом красуется дата последнего обновления сайта – за несколько недель до того, как я отправил первую главу Колину. Но это не может быть правдой. Кто бы ни создал этот сайт – Двусмешник, конечно, кто же еще, – он мог забить сюда любые число и месяц. Я цепляюсь за эту возможность как за последний шанс на спасение, и тут библиотекарша кладет руку мне на плечо.
– Сэр, если вы не прекратите, мы вынуждены будем попросить вас уйти.
Я понятия не имею, какие звуки последние минут пять или около того исторгала моя глотка. Скорее всего, с членораздельными словами они не имели ничего общего.
– Я кому-то мешаю? – выдавливаю я, но она только пуще хмурится:
– Простите, сэр?
Со словами у меня и правда что-то не то. Такое впечатление, что я сказал «як, хомут и мишаня» или что-то вроде этого. Сглотнув пару раз, я пробую еще раз:
– Я. Кому-то. Мешаю?
В зале и правда никого – не считая группки ее коллег. Какой-то ржущий, как конь, лишенец находится не здесь – звук приглушенный и далекий.
– Я уйду, как только разберусь с вот этим вот, – краснею я и тычу пальцем в экран.
По электронной почте уведомляю Колина, что наша корреспонденция была взломана – и копирую адрес веб-сайта в качестве доказательства. Пусть университет приложит все усилия, чтобы выследить этого засранцера, добавляю я и отсылаю письмо прежде, чем замечаю, что слово «засранец» слегка мутировало во что-то еще.
– Ну, не слишком же много от меня шума, верно? – говорю я и тут же противоречу своим словам, отодвигаю стул, с пронзительным визгом скользящий ножками по линолеуму. – Счастливого Рождества, – я направляюсь к выходу, и библиотекарша говорит мне вслед:
– Сэр, вы не заплатили.
Я изо всех сил стараюсь сдержать свой гнев.
– По карточке можно?
– Два фунта. Минимальная плата. Увы, нельзя.
Я зарываюсь в карман брюк, и рука трясется так, будто я занимаюсь там, внутри, чем-то непотребным. Библиотекарша угрюмо созерцает мои судорожные движения. Наконец я сыплю монетки на ее стойку:
– Ддевяносто шысть, ддева ностасем, – язык снова заплетается. Дрожащим пальцем я сор-тирую мелочь. – И ввот мой посследний пенни. Возьмите, жопалуйста, – последнее слово перепуталось совершенно случайно, и я снова краснею. Нет, вы только посмотрите на нее – она пересчитывает всю сумму. Неужто несколько лишних пенсов так важны для библиотеки – заведения с государственной дотацией?
По коридору вышагивает караул – кто-то с большими ногами, во всяком случае. Когда шаги замирают где-то вдалеке, библиотекарша начинает раскладывать монеты по разным отделениям кассы.
– Я, пожалуй, пойду, пока еще больше неудобств вам не причинил, – говорю я ей. – Еще раз – веселого Рождества.
Она что-то бормочет в ответ, или это лишь эхо? Когда я выхожу из справочной библиотеки, я не могу понять, не создал ли ремонт новый лабиринт. Что-то шебуршит в том зале, где стоят закутанные в пленку новые непонятные фигуры.
Снаружи – холод: мое дыхание стынет, дрожь разыгрывается сильнее прежнего, и достать мобильный из кармана становится проблематично. Набирая сообщение, я скалюсь, пугая нескольких рождественских гуляк, идущих мимо меня.
– Ради Христа, ради всего святого, – бормочу я, с трудом попадая на нужные клавиши. – Нужно узнать, как этот негодяй украл моюк ниггу.
Больше я ничего не буду отправлять по электронной почте. Ничего и никогда. Эта идея вселяет в меня уверенность, но недостаточную. Без гроша в кармане я все равно чувствую себя дико уязвимым, открытым всем невзгодам мира.
Я огибаю крытый рынок – владельцы киосков торгуют шапками Санта-Клауса на любой вкус и размер – и нахожу банкомат. Вставляю дебетовую карту в машину, встроенную в старую каменную стену, и забиваю секретный код, и жду, и наклоняюсь вперед, чтобы посмотреть на дисплей, который бледнеет от мороза или от моего дыхания. Весь мир, кажется, склоняется в сочувствии, и я начинаю осознавать, что говорю «нет, нет, нет!» все громче и громче.
В очереди за мной женщина говорит:
– Дорогуша, вам бы в фильмах сниматься.
42: Тэсс
Белый помпон красной Санта-шапки девушки-консультанта бьет ее по бровям, когда она обращает свое круглое личико ко мне и улыбается так, будто я только что отпустил удачную шутку или даже парочку. Заправив помпон за ухо, она спрашивает:
– Чем могу помочь?
Я простоял в очереди десять минут, прежде чем торжественно одетый клерк сообщил, что мне нужно обратиться за персональной консультацией, но окошко открылось далеко не сразу, и поэтому сейчас мне с трудом дается вежливость:
– Хоть чем-нибудь помогите.
Ее щедрая улыбка спряталась в пухлые губы, и те снова приоткрылись – теперь куда как скромнее. Теперь опорная часть ее улыбки напоминает минус. Вроде того, что на моем счету.
– Вы привязаны к этому филиалу?
– Нет, к тому, что в Лондоне. В Эгхеме, если точнее. Мне нужно его сменить.
– Боюсь, что вы не сможете сделать это здесь. Вам понадобится…
– Я не хочу.
– Простите, но вы ведь только что сказали…
– Не сейчас, – возражаю я, чувствуя опасность оказаться в ловушке тягостной комичной рутины. – Не здесь.
– Тогда в чем проблема?
– Проблема есть, и еще какая. Позвольте мне взглянуть на мои счета.
Пока она изучает мою банковскую карту, высвободившийся помпон наносит ее лбу нежные удары. Она снова отпасовывает его в сторону:
– Что-нибудь еще, мистер Ли Шевиц?
– Что у вас там не так? Это же явно какие-то неполадки с банком.
– Сэр… Дело в том, что нам нужны хотя бы два идентифицирующих документа, прежде чем мы сможем сообщить детали вашего счета.
– Послушайте, да в этом же смысла никакого нет. Банкомат выдает мне деньги с этой карты и никаких дополнительных бумажек не спрашивает.
– Понимаю, это может показаться забавным, но…
– Нет, это ни капельки не забавно. Ничего в этом забавного нет! – говорю я так громко, что почти заглушаю пронзительную трель собственного мобильного. На экране я ожидаю увидеть номер либо Колина, либо Кирка, но звонит, как выясняется, Натали. Я пытаюсь придумать, как она может помочь мне убедить клерка, и ору:
– Алло!
– Ой! – Марк хихикает.
– Прости, Марк. Не хотел так кричать. Тебе что-то нужно? Я сейчас немного занят.
– Где ты? Нам тебя не видно.
– Ты о чем вообще? Где вы?
– Мы зашли в библиотеку, но старушка сказала нам, что ты ушел, вот мы и не можем тебя найти.
– Я в отделении банка. Оно сразу за рынком – по дороге к моим предкам. Скажи маме, чтоб поторопилась, хорошо? Мне, возможно, понадобится ее помощь.
Когда я заканчиваю звонок, я понимаю, что помощь на самом деле не понадобится.
– Я покажу вам, – говорю я девушке-консультанту. – Пойдемте к банкомату.
Я придерживаю ей дверь на улицу, и там моя спешка заканчивается: три человека стоят в очереди за наличными, все с мобильными телефонами. Девчонка прямо передо мной делает фото собственной улыбающейся мордашки, и я невольно попадаю в эту композицию. Одаряя консультантшу необязательной нервной улыбкой – ее же губы сейчас суть прямота и непреклонность металла, – я шарю глазами по сторонам в поисках Марка и Натали. Наконец подходит моя очередь. Когда я ввожу свой номер, меня вдруг обуревает страх: что, если система откажет и конфискует мою карточку? Нет ли ограничения на количество запросов на карту в течение определенного периода времени? Но нет – на экран выскакивает недостаток средств на моем текущем счете и, как только я ввожу номер счета, депозит.