Успенский мост — страница 18 из 33

Снова оказавшись в хватке командирши, Лика даже и не пыталась брыкаться. Ей почудилось, что за те секунды, пока проход был открыт, она успела заметить напряжённо вывернутую бледную руку со скрюченными пальцами. Одна из нитей вытягивалась прямо из сведённой судорогой ладони.

И внезапно в памяти всплыли паутины багровых шрамов, покрывающие кожу некоторых постояльцев санатория, но Лика даже и не попыталась вспомнить, у кого именно видела такие шрамы, хотя связь между отметинами и алыми нитями казалась очевидной. Багровая спираль витками закручивалась по чьей-то белой руке…

– Пришли. – Раиса открыла дверь с табличкой «Главный врач» и пропустила Лику вперёд.

Когда старшая сестра исчезла, Лика сделала пару шагов и остановилась посреди довольно большой квадратной светлой комнаты, по периметру заполненной белыми шкафами и полками с разноцветными папками. На подоконнике и там, где полки не доставали до потолка, в керамических горшках стояли разнообразные цветы, правда, ни одно растение не цвело.

Кое-где попадались чёрно-белые картины, рассмотреть которые практически невозможно. Разве что одна различалась более-менее чётко – за спиной доктора. Там изображалось что-то вроде монастыря или средневековой крепости – белая каменная стена, верхушки церквей. Надпись оказалась слишком мелкой, чтобы её прочитать.

За белым столом сидел доктор Погорельский, он сосредоточенно и невозмутимо писал. На секунду поднял взгляд, равнодушно осмотрел визитёршу, коротко кивнул на белый стул напротив и вернулся к своим записям.

Движения Погорельского, выводившего шариковой ручкой почти каллиграфические буквы в линованной тетради, завораживали. Некоторое время Лика не могла оторвать взгляда от кончика ручки, оставлявшего на мягкой пористой бумаге синие завитки.

– Личные записи, – произнёс голос Погорельского, и тетрадка захлопнулась, заставив Лику вздрогнуть и часто заморгать. Доктор поднялся и вышел в просторную боковую нишу, почти не заметную за углом высокого пенала. В проёме промелькнули ячейки стеллажей с разномастными корешками папок и край большого шкафа.

Погорельский вернулся в кабинет, сел в своё кресло и, вытянув руки, положил обе ладони на стол.

– Я хотел бы поговорить о вашем поведении.

– Мы, что, в детском саду? – выдав эту фразу, Лика смутилась. Под тяжёлым взглядом доктора хотелось уменьшиться. – Извините.

– Вы принимаете таблетки, которые я вам выписал? – Голос доктора звучал ровно, приятный бархатный тембр против воли заставлял мышцы расслабиться.

– Да. – Лика смогла соврать, только приложив огромные усилия.

– Хорошо, – всё тем же ровным тоном произнёс доктор. Странный человек – невозможно понять, уловил ли он ложь. – Почему вы отсутствовали?

«Потому что меня достало ваше заведение», – чуть было не выпалила Лика.

– Мало ли, кому что не нравится, – продолжал доктор. – Отгула или выходного вам никто не давал. Вы самовольно оставили рабочее место. За это полагается штраф.

– Может, я вообще хочу уволиться?

– За досрочное расторжение трудового договора полагается неустойка.

– Сколько? – Неужели замаячила возможность вырваться из этого мерзкого санатория?

– Сколько чего? – Погорельский смотрел на Лику через стол стальным немигающим взглядом.

– Какая неустойка? Сколько нужно выплатить?

– Вы думаете, за вас заплатят ваши родственники. – Врач как будто не спрашивал, а констатировал факт. В общем-то, он был прав, и Лика не видела в этом ничего предосудительного. – Видите ли, у нас здесь другие понятия о штрафах и санкциях. Не всё, знаете ли, меряется деньгами. И потом, ваша матушка очень не хотела бы, чтобы вы оставили эту работу досрочно.

– И какие у вас здесь санкции? Кожу с людей сдираете? – Пожалуй, вышло чересчур резко, однако перед глазами стояли алые нити и протяжный вой.

– Это всего лишь процедура, – Погорельский впервые изобразил нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Как будто камень слегка треснул. – Со штрафами всё гораздо серьёзнее. Однако, на первый раз мы, пожалуй, ограничимся устным предупреждением. Впредь ведите себя прилично.

– Обязательно, – прошипела Лика, уже зная, что рекомендацию не выполнит. – Я могу идти?

– Да, пожалуйста.

Лика молча поднялась и вышла из кабинета. На прощание она попыталась громко хлопнуть дверью, но это не удалось – хоть она и приложила почти всю свою силу, раздался лишь мягкий шорох.

Когда стемнело, Лика, не раздеваясь, задёрнула шторы, выключила свет и легла в постель. Предварительно не забыла принять горсть обезболивающих таблеток, что ей выписали. Некоторое время прислушивалась, но редкие шаги, раздававшиеся в коридоре, не останавливались у её комнаты и быстро затихали. Минут десять не было слышно вообще ничего.

Выбравшись из-под одеяла, Лика навалила на кровать смятой одежды и аккуратно всё прикрыла. На цыпочках подошла к двери и ещё с полминуты прислушивалась, присев у замочной скважины. Удостоверившись в том, что поблизости никого нет, бесшумно выскользнула в коридор. Замок при повороте ключа предательски скрипнул, но этот звук ничьего внимания не привлёк.

Осторожно ступая по мягкому ковру, Лика добралась до выхода на внешнюю пожарную лестницу, площадку которой обычно использовали для полулегальных перекуров. И здесь пусто. Прекрасно – никаких препятствий.

Не задумываясь, она взобралась по мокрым железным ступенькам и оказалась у входа на пятый этаж. И вот неудача – заперто, видимо, руководство курило где-то в другом месте.

Осмотревшись, Лика увидела лестницу с тонкими прутьями-ступеньками, ведущую на крышу. Кто-то предусмотрительно прикрепил её прямо над пожарной площадкой. Встав на скользкие перила и держась за стену, Лика дотянулась до лесенки и начала взбираться наверх. Высоты она никогда не боялась, но пальцы мигом закоченели и грозили в любой момент соскользнуть с мокрых и холодных перекладин. Плюс повреждённая нога хоть и не болела, но отказывалась слушаться, увеличивая опасность падения.

Выбравшись на крышу, Лика глянула вниз, где фонарь слабо освещал круглое пространство у крыльца санатория. Ровная асфальтовая площадка, неизменные грязноватые апрельские сугробы, деревянные скамейки. И сомкнувшаяся вокруг ночная мгла.

Протопав по мягкой кровле, Лика подошла к краю, наклонилась и мысленно посчитала окна. Прямо под ней располагалось окно кабинета главного врача, где, как выяснилось, Погорельский и хранил свою картотеку. Странное дело – после его угроз лучше бы молчать в тряпочку и пришипиться, как мышка, но вместо этого она почему-то решила усугубить ситуацию.

Перекинув ноги через бортик, Лика повисла на руках прямо перед нужным окном. Разжав пальцы, с шумом приземлилась на балкон, идущий вдоль всей стены. Нога никак не ощутилась. Хоть за это спасибо. Куда проще было бы вылезти сюда через какой-нибудь кабинет пятого этажа, только где взять ключ. Сложив ладони у стекла, как будто смотрела в бинокль, Лика заглянула внутрь, но увидела лишь вертикальные полоски жалюзи.

И вдруг окно приоткрылось. Видимо, Погорельский забыл запереть его. Конечно, чего ему бояться. Надавив на створку, Лика пролезла внутрь, отодвинула жалюзи и слезла с подоконника на пол.

Свет включать, пожалуй, не стоило, пришлось воспользоваться смартфоном. Теперь он только на это и годился – служить фонариком. На полках стеллажа теснились медицинские карты. В комнатке-нише по периметру стояли шкафы с одинаковыми квадратными отделениями. Наугад Лика выкатила ящик, заполненный папками. На корешках значились незнакомые фамилии.

Продолжая подсвечивать путь смартфоном, Лика выдвигала один ящик за другим, пока на глаза не попалась знакомая фамилия. На одной из папок значилось имя того «предпринимателя», что загадил весь Добромыслов, а потом так неудачно решил удавиться.

Вытащив громоздкую папку, Лика разместила её на левой согнутой руке, а правой умудрялась одновременно листать файлы и удерживать смартфон. Высветилась простенькая анкета этого персонажа в духе «родился-школа-институт-работа-семья». Необычной была, пожалуй, лишь дата смерти – рядом с ней кто-то вывел знак вопроса.

Потом мелькали документы, похожие на деловые, договоры, платёжки, схемы-планы. А под ними – отчёт из какого-то ведомства с таблицами и формулами. Не особенно подкованная в химии, Лика всё же разобрала вывод – серьёзное превышение ПДК вредных веществ в воздухе Добромыслова. Ещё отчёты об анализах проб воды, что-то про городской коллектор. И везде одно и тоже – превышение ПДК в разы, а то и в десятки раз. Как будто кто-то собрал целую кипу доказательств того, что именно этот тип виноват в том, что в Добромыслове нечем дышать.

Ещё в папке нашлись документы с фотографиями висельника, какие-то протоколы, постановления, экспертизы. И копия свидетельства о смерти.

В отдельном файле – копия медицинской карты, видимо, хранившейся где-то на стеллаже. Пролистав до конца, Лика зацепилась взглядом за развёрнутые химические формулы. Совпадали ли они с теми, что указаны в документах о химическом загрязнении, Лика не поняла. Ясным было одно – пациенту «Черноречья» назначили ванны и диету, состоящие из сложных химических элементов.

– Что это за хрень? – пробормотала Лика, чувствуя, как к горлу подкатывал рвотный комок.

– Фенол. В том числе.

Включился свет, заставивший зажмуриться. Сквозь сетку ресниц Лика рассмотрела фигуру главврача в его неизменно отутюженном белом халате.

– Химическое вещество второго класса опасности. В твёрдой форме представляет собой кристаллы, в жидкой – имеет розовый цвет и характерный запах, похожий на запах гуаши, – буднично вещал Погорельский, расхаживая по кабинету со сложенными за спиной руками. – Разрушительно влияет на нервную систему человека. Особо опасен в концентрированном виде. Попросту говоря, прожигает до костей. В прямом смысле.

– И зачем вы мне всё это рассказываете? – спросила Лика, следя за главврачом.

– Информирую. Вам же интересно. – Погорельский закрыл окно и задёрнул жалюзи. – Знаете, во сколько раз превышена предельная концентрация фенола в воздухе Добромыслова?