– Какого ещё пацана?
– Того, который инвалида избил! Но ему помогать поздно, мы его в реку скинули, и его на плоте за мост увезли. А мать осталась здесь!
Пульхерия Панкратовна двумя пальцами помассировала переносицу, потом снова изобразила улыбку.
– Где – здесь?
– В «Черноречье»! – Лику трясло оттого, что её мама, умная в общем-то женщина, никак не хотела прислушаться к элементарным вещам.
– Какое ещё «Черноречье»?
– Куда ты меня сослала отсиживаться!
– Может, тебе, и правда, обследоваться? – Мама сдвинула брови.
– Что, скажешь, не было такого?
– Чего не было?
Лика сделала титаническое усилие и выдохнула. И хотя внутри бурлило, заставила себя говорить более размеренно:
– После того, как этого химика подвесили, ты меня отправила работать санитаркой в санаторий «Черноречье», чтобы выждать время, пока всё утрясётся.
– И как, утряслось? – кротко спросила мама.
– Не знаю, – попыталась развести руками Лика, так что запястья снова резануло.
– Послушай. Санаторий «Черноречье» заброшен уже лет двадцать. Я тебя никак не могла туда отправить.
– А… – Лика, уже снова взявшая разгон, выдохнула, будто воздушный шарик спустился. В окно светило солнце, на абрикосовых стенах палаты золотились большие квадраты. – А мы где?
Пожалуй, давно стоило задать этот вопрос.
– Чернореченская районная больница, город Растяпинск, – вздохнула мама, будто в тысячный раз повторяла одно и то же кому-то из своих не сильно сообразительных подчинённых. – Тебя сюда доставили вчера с приступом белой горячки. Где вы так перепились и как сюда попали, не знаю. Но поймали вас у речки Чёрной, вы вроде собирались пробраться в загробный мир. Для этого вызвали такси, а когда водитель отказался вас везти, затолкали его в багажник, а машину сбросили в воду. Стоило труда и денег уговорить его не писать заявление. И да, ещё стоило большого труда уговорить врачей привезти тебя сюда, а не в местную психушку. В этом, кстати, очень помогли твои химические ожоги. Между прочим, откуда они взялись?
– Это от… – Лика вскинулась было, чтобы рассказать о процедурах по окунанию в ванны с химикалиями, но передумала. Пожалуй, такую историю тоже могли принять за горячечный бред. – Не помню.
Мама в ответ только хмыкнула. Лика молча откинулась на подушку. Может, это какое-то наваждение, навеянное препаратами Погорельского. От него всего можно ожидать. А как проверить?
– Но этот химик, он ведь существовал?
– Какой ещё химик? – снова вздохнула мама.
– Ну, который хозяин фабрики духов и ещё каких-то заводов. Он как бы повесился.
– Не как бы, а повесился. А ты откуда знаешь?
– Ты мне сама сказала.
– И вы решили съездить в загробный мир, чтобы его там найти?
– Ма, прекрати! – Лика снова дёрнулась, забыв о бинтах.
– Слушай, тебя эта история не касается, как и твоих друзей-полудурков. А по поводу работы санитаркой идея хорошая. Вот выпишешься, я тебе подыщу место. А пока постарайся успокоиться и перестать нести бред о чистилище и грешных душах. По крайней мере, вслух об этом не говори.
После ухода мамы вернулась медсестра и, косо поглядывая на Лику, сменила капельницу. Скоро палата снова растворилась в тумане.
11.
Проснувшись с мерзкой, но уже знакомой сухостью во рту, Лика в очередной раз попыталась пошевелиться. И снова безуспешно. Открывать глаза не хотелось. Хоть Лика и училась всего-то на втором курсе, но уже была наслышана о белой горячке, алкогольных комах и методах вывода пациентов из этих состояний. Так что ещё вопрос, что лучше – «Черноречье» или наркология. С другой стороны, вроде бы мама говорила о районной больнице.
Собравшись с духом, Лика всё-таки разлепила веки. Абрикосовые стены палаты оказались на месте. Пожалуй, дела стали налаживаться. Не «Черноречье» – уже хорошо. Из этой больницы, по крайней мере, есть выход. Ну, наверное, должен быть.
Мамин совет не говорить больше о заброшенном санатории принёс пользу. Уже к вечеру Лику перевели в обычную палату с бледно-розовыми стенами и низкими деревянными кроватями. Туалет, конечно, общий для двух палат, зато никаких больше связываний.
На запястьях краснели следы от бинтов (а может, и от привязи доктора Погорельского, хотя Лика упрямо запрещала себе об этом думать). Наверное, она всё-таки где-то перебрала с друзьями, и ей всё померещилось. Но как-то уж слишком реалистично выглядело пребывание в «Черноречье» для обычного алкогольного бреда. Хотя откуда ей знать, ей вообще горячительное пить запрещали. Ещё в средней школе Лика как-то глотнула лишнего и отключилась на полдня. Потом ещё полдня оттирала с лица усы и неприличные слова, которые друзья пририсовали маркерами ради хохмы.
Но такие реалистичные галлюцинации, да ещё и с ощущениями. Интересно, подобное вообще возможно?
Раздумывая о своей «практике» в санатории, Лика лежала на кровати и рассматривала трещины в потолке. Занятие, к которому она привыкла в «Че…». Лика резко села, чтобы оборвать поток мыслей. Голова закружилась, пришлось опереться на тумбочку. В руке появилась тупая боль, но о ней Лика тоже запретила себе думать.
В поисках занятия, чтобы отвлечься, похлопала себя рукой по острой коленке. И тут взгляд зацепил смартфон, который кто-то оставил на тумбочке. Нажала на кнопку сбоку. На экране появилась нормальная сегодняшняя дата и вполне человеческое время. И выходило, что их с товарищами пикет состоялся позавчера. А как же тогда…?
Лика вскочила с кровати и, не обращая внимания на боль в ногах, сделала пару кругов по палате, в которой, кроме неё не было больше никого. Подошла к окну, отдёрнула занавеску.
Внизу раскинулся весенний парк. Яркое апрельское солнце растапливало последние осевшие сугробы, всё ещё посвёркивающие льдинки таяли и ручейками стекались в рыхлые чёрные проталины, образуя глянцевые лужицы.
Где-то на ветвях с набухающими почками на все лады щебетали птички. По уже сухим асфальтовым дорожками прогуливались пациенты больницы в верхней одежде, накинутой прямо на халаты и пижамы.
Трое старушек, подстелив пакеты, устроились на скамейке. Что-то обсуждая, они крошили булку голубям и маленьким задиристым воробьям. Пока голуби гурьбой бросались к крошкам, воробьишки выжидали момент, пока поблизости окажется кусочек побольше, хватали его и отлетали подальше.
Мимо прошёл мужчина на костылях. Явно незнакомый силуэт. Совсем не похож на… Сжав зубы, лика переместили взгляд дальше, на семейство с тремя или четырьмя шумными детьми, окружившими бабулю, сидевшую в коляске.
– Кашина, у вас перевязка.
От неожиданности Лика чуть не подпрыгнула. Обернувшись, увидела уже знакомую медсестру, выжидающие упёршую руки в бока.
– Да, спасибо. Я сейчас.
Следом за медсестрой Лика вышла в коридор. Увидев обычный, местами протёртый до дыр, линолеум, ощутила прилив радости. Хотя бы не идеально чистые ковры. И вообще – кругом люди, разговоры, голоса, персонал снуёт туда-сюда. Красота. Поймав на себе мрачный взгляд медсестры, сидевшей на посту, Лика вдруг поняла, что топала по коридору, улыбаясь до ушей.
Заставив лицо принять обычное недовольное выражение, прошла в перевязочную.
Если её воспоминания ещё можно списать на алкогольный бред, то ожоги, с которых медсестра аккуратно сняла бинты, оказались вполне реальными. Пока сестра обрабатывала покрасневшую слезающую кожу фурациллином, Лика отвернулась. Не хотелось верить, что это были её собственные руки и ноги. Конечно, накосячил кто-то другой, а вляпалась в разлитую химию Лика.
От боли в стопе Лика даже вскрикнула.
– Не брыкайся, а? От твоих криков быстрее не будет, – проговорила медсестра, пытаясь накладывать мазь как можно аккуратнее.
Когда перевязка закончилась, Лика поблагодарила медсестру и вышла в коридор. Преспокойно ковыляя к своей палате, услышала знакомый голос. И сразу перед глазами встало «Черноречье» с его пустыми коридорами, замученными пациентами и помоями на кухне.
Лика присмотрелась. Точно, чуть подальше, у одной из скамеек с биксами в руках стоял Илья. Вальяжно размахивая хромированными банками, он с улыбкой что-то рассказывал кокетливо хихикавшей санитарке. Видимо, шутка кончилась, и санитарка, прижав руки к лицу, зашлась в мерзком заливистом смехе, который многие девушки почему-то считают привлекательным. Судя по «масляному» взгляду Ильи, не безосновательно.
Ага, сейчас она гогочет, привлекая его внимание, а потом он её откровенные фотографии всем друзьям разошлёт. В миг Лика оказалась рядом с Ильёй и отвесила ему звонкую оплеуху, отчего он отшатнулся, неуклюже взмахнув биксами.
Санитарка, на миг оторопев, взвизгнула.
Лика выкрикнула в лицо Илье, потрясённо потиравшему щёку, слово, эквивалентное слову «мерзавец».
– За что? – наконец сумел выдавить Илья.
– Сам знаешь, за что!
– Ты кто вообще?
– Да, ты кто такая? – Санитарка тоже взяла себя в руки и теперь явно готовилась встать на защиту своего приятеля.
– А, ты думаешь, романтика у вас будет, да? Любовь до гроба и куча внуков? Ага, щас! У него таких, как ты, вагон и маленькая тележка! – Лика вроде бы понимала, что не стоит вываливать всё негодование на поведение Ильи здесь и сейчас, но остановиться не могла.
К тому же, рядом кто-то сказал что-то о том, что Илье неплохо бы разобраться со своими женщинами и, действительно, оплеуху он получил поделом.
– Что у тебя там, а? – Лика кивнула на биксы. – Ну-ка, давай посмотрим!
– Там бинты, – хмуро проговорил Илья, испуганно глядя на Лику.
– А покажи! – Лика выхватила у него металлическую банку, но та неожиданно открылась, и по полу разлетелись белые катушки стерильных бинтов.
– В другой инструменты, если что. – Илья приподнял другую банку.
Глядя на бинты, никак не вязавшиеся с её воспоминаниями о кровавом месиве, что Илья таскал с собой по «Черноречью», Лика попятилась, потом развернулась и через несколько секунд повалилась на койку в своей палате.