– Ты это к чему сейчас?
– Да к тому. Если хочешь увидеть всё в другом свете, то зачем куда-то ходить? Просто посмотри по-другому.
– В теории звучит замечательно, но на практике… Стоп, секунду. Как ты сейчас сказала? Увидеть всё в другом свете?
– Выражение такое. А что?
Мне послышался странный звук, похожий на треск радиопомех. Завибрировало пространство за окнами – хотя, может, это был просто ветер, всколыхнувший дождевую завесу. Крупные капли размазались по стеклу, блеснули в свете автомобильных фар – и эти мокрые искры на миг сложились в знакомую комбинацию. В ту, которую я многократно встречал в альбомах.
Передо мной на стекле зажглось призрачное созвездие.
Стэна разбудил стук в квартирную дверь.
Стучали громко, раздражённо, настойчиво. Кем бы ни был утренний посетитель, уходить он явно не собирался. Сыщик продрал глаза, пробормотал ругательство и, натянув штаны, пошёл открывать.
За дверью обнаружилась Кира Вишниц, репортёрша-пиранья.
Не утруждая себя приветствиями, она шагнула через порог и спросила:
– Ты охренел, Логвин? Чего копаешься? Я чуть ли не полчаса колотила, как юная барабанщица. Мне что, по-твоему, больше заняться нечем?
Стэн тихо позавидовал Эрику – наглая Мэгги из дневника, если сравнивать с репортёршей, смотрелась кроткой овечкой. Кира между тем плюхнулась на разобранную кровать, зажгла сигарету и, затянувшись, стряхнула пепел на одеяло. Рядом с собой она положила свежий выпуск «Курьера».
– Вишниц, ну вот чего ты припёрлась? Да ещё и в такую рань?
– Вчера я тебе названивала весь день, но ты где-то шлялся. Вот и пришлось.
– Не припомню, кстати, чтобы давал тебе свой домашний адрес.
Кира пренебрежительно фыркнула. Стэн вздохнул:
– Хотя да, это я глупость ляпнул. От тебя и в сейфе не спрячешься. Так в чём дело?
– Кофе нальёшь?
– Нет.
– Жлоб.
– Вон в той бутылке – бренди, если неймётся. Но наливай сама.
– Я не алкоголичка, чтобы с утра. Тем более что бренди твой – дрянь, дешёвка. Издали вижу. У тебя плебейские вкусы, Логвин. И да, присаживайся, не стой.
Стэн обречённо сел рядом с ней. Она утешительно похлопала его по спине:
– Ну-ну, смирись с неизбежным. И не рычи, всё равно меня не прибьёшь. Во-первых, ты чистоплюй, а во-вторых, я буду громко визжать и все окрестные копы сюда сбегутся.
– Не сомневаюсь.
– Кстати, о копах. В Восьмом участке они очень словоохотливые, если правильно подойти. А правильно подходить я умею. Улавливаешь намёк?
– Угу. Просклоняла меня в статье?
– А ты почитай.
Он покосился на неё с подозрением, но развернул газету. Заголовок первополосной статьи кричал: «Психопат устроил пальбу в полиции». Имелась фотография Хардинга – его выводили из участка в наручниках. Полицейские боссы, видимо, рассудили, что утечку не скроешь, и сообщили кое-какие подробности, включая имя лунного психа и историю его задержания. А вот фамилия Стэна не промелькнула ни разу.
– Так, погоди… – задумался сыщик. – Ладно, я понимаю, почему копы про меня промолчали. Иначе им пришлось бы признать, что меня и психа буквально столкнули лбами, а значит – спровоцировали припадок… Но ты-то наверняка разнюхала…
– Ха! Да у меня материала хватило бы на десять статей. Я этого Родригеса, который в участке, охмурила за две минуты. Разве стал бы бедняга меня расстраивать? Вот и поделился, чем мог, на условиях анонимности.
– Тебя надо в клетке держать, чтобы не разлагала органы исполнительной власти.
– Органы считают иначе. Разлагаются с огоньком.
– Так всё-таки почему ты меня не упомянула?
– Вот наконец-то правильный вопрос, Логвин.
Кира огляделась, словно в углах могли таиться шпионы, и понизила голос:
– Я тебе говорила, что копаю под Роггендорфа. Под нашего милягу миллиардера. И вот, значит, у него в галерее я встречаю тебя. Совпадение, ладно. Но на следующий день ты ломишься в клинику, которую он спонсирует…
– Откуда ты знаешь?
– Я этой клиникой тоже интересуюсь, у меня там свои источники. И теперь хочу знать, что ты там забыл.
– Ты же понимаешь – я не могу просто взять и выболтать детали расследования.
– Зато я вчера могла написать в газете чистую правду. Насчёт лунного психа, который свихнулся после встречи с тобой. Как думаешь, была бы у тебя после этого спокойная жизнь? Вот, к примеру, сегодня? Но я придержала сведения. И даже с Родригеса взяла обещание, что он никому больше не сболтнёт. С другой стороны, газета ведь ежедневная. Сегодня, если что, я могу и продолжить тему. Разнообразить новыми красками.
– Шантажируешь меня?
Кира пожала плечиками:
– Называй как угодно, я не обижусь. Да, собственно, и не требую от тебя ничего сверхъестественного. Просто расскажи мне про «Талый лёд» и свои успехи. Можно даже в общих чертах, без конфиденциальных деталей. А дальше уже посмотрим.
– Слушай, Вишниц, серьёзно тебе советую – не лезь в это. Ты в курсе, например, что лет пятнадцать назад один журналист уже устроил скандал вокруг этой клиники? Но Роггендорфу всё побоку, а журналиста утопили в дерьме. Думаешь, тебя пожалеют?
– Знаю эту историю. Было дело, ты прав. Но я ведь не идиотка, чтобы переть против Роггендорфа без доказательств. Поверь мне на слово – пока у меня не будет железных фактов, даже не пискну. А тебя вообще не собираюсь упоминать. Так что излагай, не тяни.
Стэн прикинул в уме, как половчее выкрутиться. Чтобы отвязаться от Киры, но при этом не ляпнуть лишнего.
– Если вкратце, – сказал он, – то дело в следующем. Без вести пропал Эрик Белл, молодой художник. Я поехал к сотруднику галереи, который с ним разговаривал. А этот сотрудник слетел с катушек…
– Да ладно? Ещё один лунный псих?
– Нет, не до такой степени. Просто нервный срыв, как я понял. И его увезли в ту клинику. Я подумал – может, и Эрик там же? Поехал, осмотрелся, поговорил с доктором, который у них там главный. Он ссылается на врачебную тайну. Что-то темнит, по-моему. Но при этом у меня ощущение, что Эрика в клинике действительно нет. Хотя со счетов я её не сбрасываю. Странноватое место.
– Конкретизируй.
– В том-то и дело – всё на уровне интуиции. Из фактов – разве что усиленная охрана. Такая, знаешь, ненавязчивая, но бдительная. Ни в жилой, ни в лечебный корпус не пропускают. Но это и логично, пожалуй. А доктор Гланц – увёртливый старичок, ничего серьёзного не сказал. Я даже тебя упомянул для острастки, грозил на них натравить, но толку всё равно мало.
– Ух ты, – сказала Кира, – я польщена. Моим именем, значит, уже старичков пугают. Спасибо хоть не детишек.
– Я тебе это сейчас рассказываю, чтобы ты имела в виду. Не суйся к нему, а то он решит, что это я озверел и попёр в открытую. Подставишь меня.
– Хорошо, учту. Без повода не полезу. По этой клинике у меня, к сожалению, тоже всё глухо. Конкретики никакой.
– Ты же говорила, у тебя там источники.
– Да. Но либо дурят меня, либо и правда нечего сообщать. Самая интересная новость была о том, что ты приезжал.
Кира встала с кровати и подошла к окну. Некоторое время размышляла о чём-то, вглядываясь в туман. Потом обернулась к Стэну и сказала:
– Ну ладно. А при чём тут Боровски? Как он связан с долбаной клиникой и с твоим пропавшим художником?
– Боровски? Вообще никак, я надеюсь. Он обратился ко мне по другому поводу – ещё до того, как я услышал про Эрика.
– То есть Роггендорф и Боровски нигде не пересекались? Не вели общих дел? Ответь однозначно, Логвин, и не увиливай.
– Да какие у них дела? – искренне удивился Стэн. – Ты, по-моему, зациклилась на своём Роггендорфе. В каждом углу он тебе мерещится.
– Мерещится, да – и что? – разозлилась вдруг Кира. – Он весь город подмял! Везде торчат его уши! В каждую дырку суёт свой нос! Но при этом я совершенно не улавливаю системы – вот что обидно! Ладно, он меценат – спонсирует клинику, галерею… А социологи ему для чего? А заброшенные цеха?
– Вишниц, кончай истерику. Я перестаю тебя понимать. Какие ещё цеха? Какая социология?
Кира поморщилась – уже, видимо, жалела о своей эмоциональной тираде. Снова прошлась по комнате. Её внимание привлекли фотографии, лежащие на доске, имитирующей барную стойку. Те самые, что вчера напечатал Айзек.
– Да, губа у тебя не дура, – заметила репортёрша, разглядывая фото с Самантой. – И снял красиво. Меня ты, я помню, тоже фотографировал пару раз, но я вот такой очаровашкой не выглядела. Или так получаются только те, с кем ты переспал?
– Нет, только те, кто не вламывается ко мне спозаранку. И не пытается меня шантажировать, щёлкая зубастыми челюстями.
– Ах, какая досада… Не судьба, видать… А здесь что? Заделался пейзажистом?
– Вроде того. Сфотографировал город, когда ехал из клиники.
– Как-то он у тебя тут смотрится необычно.
– Да, – согласился Стэн, – с этим снимком что-то не так. Вчера я не смог понять, отложил на сегодня. Присмотрись, если интересно. Может, что и увидишь незамыленным взглядом.
Вернувшись к окну, где было светлее, Кира стала изучать фото. Стэн, засунув руки в карманы, подошёл к ней, остановился чуть позади. Глядя через её плечо, задумался вновь – откуда такое качество кадра? Плёнка была обычная, освещение – минимальное… Ладно, талант талантом, но здесь просто фантастическая удача. Ощущение, что не на снимок смотришь, а в окошко пригородного домика…
Послышался тихий треск или шорох.
Первым побуждением было – обернуться, найти источник странного звука, но Стэн этого не сделал. Наоборот, сильнее сконцентрировался на фотографии, впился взглядом. И понял, что некоторые городские огни на снимке ярче, чем остальные.
Огни эти образовали фигуру, которую он сразу узнал.
Созвездие-призрак.
Пространство завибрировало – как тогда, на вокзале.
Стэн вырвал фото у репортёрши из рук. Она возмущённо взвизгнула:
– Логвин, ты что – дебил?!
– Тише… – сказал он, хрипло дыша. – Молчи…