"тихого" отдела, без миноискателя нашёл в питомнике у собаководов флягу с остатками браги, – чем всех немало удивил, особенно столь избирательным обонянием. И, возможно, Подлящук вновь остался бы не причем. Но среди пограничников заставы тоже нашлись неплохие следопыты, дошли до истинного наводчика. И если бы не тот же замполит, то, возможно, не блестеть бы новым лычкам на погонах вновь испеченного старшего сержанта…
И вот тот самый "зоркий глаз и тонкий нюх" приближался к ним. Козлов и Морёнов встали. Малыш подался приятелю навстречу. Но Вовочка, признав старых сотоварищей и почувствовав отрицательную энергетику излучающуюся из-за образа пролетарского вождя, повернул обратно и быстро скрылся в недрах клуба.
Концерт художественной самодеятельности начался с инсценировки. Хоть в драматургии и в художественной литературе каких-либо откровений, касающихся осложнившихся отношений между СССР и Китаем пока ещё не наблюдалось, однако, в солдатских клубах местные юмористы-острословы позволяли себе некоторые вольности. И небольшая информация из газеты "Красная звезда" тут же легла в основу сатирической сценки.
Вкратце в ней рассказывалось о том, как один из хунвейбинов при помощи цитатнтка Мао возродил у глухонемого китайца и слух, и голос. Для этого исполнителям главных ролей понадобились внушительный фолиант и две бамбуковые палочки. Книгой, весом с полкилограмма, экстрасенс бил глухонемого по голове (от чего тот крякал) и затем по ней же проделывал легкий массаж палочками, – по залу раздавалась сухая дробь барабанных палочек по ребру барабана. После серии подобных процедур подопытный вдруг завопил, у него прорезался голос. Так, магические цитаты Мао Дзе-дуна помогли человеку, от рождения лишенному слуха и голоса, возродить недостающие органы чувств. О чём сам глухонемой и огласил, подняв над головой все тот же магический цитатник…
Ирония достигла своей цели, в зале долго смеялись, аплодировали артистам.
Между номерами Козлов спросил, наклонив голову:
– У вас часто китайцы на обед прибегают?
– Нет, – ответил Юрий. – Пока были двое.
– У нас тоже. Слышал, Лёша Малиновский двоих взял? Одного на фланге, другого в преследовании. Километров пять за ним шёл.
– Слышать слышал, но подробностей не знаю. Только то, что на боевом расчёте довели.
– Я его видел, когда сюда приехал. На вокзале сегодня утром встретились. Он встречал кэпа, замполита заставы, того из отпуска отозвали. С полчаса пообщались. Потом он на заставу уехал. Лёшка здесь, на Васильевской. Что-то у них там не спокойно последнее время, говорит.
– У нас тоже. Тут под Новый год по льду целой колонной пропёрли в вашу сторону на Казакевичево. Как там они у вас?
– Да чёрт их знает, что им надо было? Походили по реке туда-сюда, чего-то погорланили и ушли.
– Я как раз на фланге был, на Кие. На вышке заполнял журнал. Тут младший наряда: посмотри, говорит… Смотрю в бинокль, а они, как цыгане, табором. Честно говоря, очко сжалось. На всякий случай с вышки спустились. Молодому говорю: сиди в кустах, если что, прикроешь. Пошёл к ним навстречу.
– Пообщался?
– Нет. Меня увидели, чего-то погорготали, красными книжками помахали, флажками. Но вроде бы мирно. Я им тоже помахал, как бы честь отдал. Так и прошли мимо, вдоль по Уссури.
– Мы, видимо, с тобой в один день и час на фланге были. Я их тоже видел. Мы на лыжах по льду у берега шли. Они по фарватеру, по крайней мере, посредине. Мы их сопровождали до самой заставы. Так куда-то в сторону Амура и ушли, к Хабаровску.
…Если нежданно враги посягнут награницы,
Встанут солдаты игрудью пойдут защищать
Нашу Отчизну, которой нельзя негордиться,
Нашу родную, великую мать!
Пел рыжеватый, невысокого роста солдат под аккомпанемент балалайки и баяна. Пел песню давно знакомую, с первых дней пребывания в отряде, с учебной роты, петую в строю и на привале, и не потерявшую для солдат интереса и смысла. Друзья примолкли.
4
В кабинет начальника штаба отряда майора Родькина вошёл дежурный по отряду майор Макеев.
– Товарищ майор, разрешите?
– Да. Слушаю.
– На участке заставы Васильевская продолжается концентрация китайских граждан. Сейчас их по предварительному подсчету более тысячи, и подходят ещё из городка Жао-хе и, видимо, из других населенных пунктов. Они вытеснили пограничников на берег. Их действия не носят воинственного характера, но в тоже время уходить, обратно не уходят. На берег тоже не выходят. Вытеснить нарушителей за фарватер своими силами застава не может. Просит подкрепление. Доложил начальник заставы майор Савин.
Майор Макеев стоял у двери. Невысокого роста, стройный офицер, всегда подтянутый, "с иголочки" отутюженный, с короткой стрижкой под "полубокс". Он вызывал к себе симпатию и расположение. Военная "косточка" была в него заложена с детства, с Суворовского училища и позже – в ААВПУ (Алма-атинское Высшее пограничное училище). Родькин любил опрятных подтянутых офицеров, что постоянно поддерживал и в себе, сдержанно кивнул.
– Прошу собрать весь командный состав.
– Есть!
– В том числе командиров мангруппы, ИТР, комендантской роты, автороты, хозвзвода. Если кто-то находится вне расположения отряда ‒ позвоните домой, если надо – выслать машину.
– Есть! Разрешите выполнять?
– Пожалуйста.
Следом за дежурным майор Родькин вышел на доклад к начальнику отряда полковнику Коневу.
5
В кабинете завклубом зазвонил телефон. К телефону подошёл фотограф.
– Да, младший сержант Куприянов слушает… Старшины нет, он с начальником политотдела майором Пляскиным осматривают клуб…
– Есть, товарищ майор!
Куприянов бросил трубку и поспешил из кабинета. Закрыл дверь на ключ.
Начальника политотдела он нашёл в кинобудке. Он и старшина, завклубом, стояли у стола, длинного, похожего на верстак, с прикрепленными на его поверхности кронштейнами для перемотки киноплёнок. Рядовой Сватов, киномеханик, доставал из банок, стоящих на столе, кассеты с кинофильмами и докладывал, что имеется в наличии из фильмов на сегодняшний день.
– "Свинарка и Пастух", "Летят журавли", "Чапаев", "Щорс", "Александр Пархоменко", "Мы из Кронштадта", "Парень из нашего города". А вот "Максим Перепелица" и целый сериал об Иване Бровкине. Есть две сказки: "Илья Муромец" и "Марья Искусница". А тут, – показал на банки, стоящие на полу в углу, – хроникально-документальные фильмы.
Майор одобрительно кивал.
– Конечно, все мы не сможем показать за время семинара, но для тематического плана подобрали кое-что, ‒ говорил старшина. ‒ Сегодня пойдёт, после "хроники", "Максим Перепелица". Завтра прогоним: "Парня из нашего города" и "Щорса". "Илья Муромец" и "Чапаев" пойдут по заставам. Ну и хроника, конечно. "Бровкина" пошлём чуть позже.
На появление Куприянова все обернулись.
– Товарищ майор, разрешите обратиться?
– Слушаю, Куприянов.
– Вас срочно просят явиться в штаб. Звонил дежурный по отряду майор Макеев.
– Хорошо. Старшина, проводите меня.
Майор разделся в кабинете завклубом и потому нуждался в сопровождении.
Оставшись вдвоём, Сватов спросил:
– Что случилось, Игорёк?
– Не знаю, – Куприянов неопределенно пожал плечами. – У них там свои дела, командирские.
Игорь прошёл к смотровому окошечку и стал смотреть через него в зал. На сцене солдат из художественной клубной самодеятельности выбивал под баян "Барыню". Она у него получалась легко, под ритм и такт: он, то плавно, то резко вскидывал руками, то приседал в лихой присядке.
– Во Блоха даёт! – задорно сказал Сватов, глядя в другое окошечко. – Как на пружинах.
– Ага, – согласился Куприянов. – Второй уж год скачет… – Он осматривал аудиторию, видя, как, то с одной стороны, то с другой, покидают зал кое-кто из офицеров. И Игорь отсчитывал про себя: "Трошин, Локтев, Клочков… Кажется, что-то затевается?.." Взгляд его остановился на знакомой фигуре. "Никак Малыш?.. А это кто с ним?.." Стал присматриваться, но внизу было сумрачно, и своего соседа загораживал Козлов.
– Я в зал, – сказал Игорь.
– Давай, – ответил киномеханик, тоже отходя от окошечка и направляясь к столу, где перематывал катушки киноплёнки до появления офицеров.
Куприянов спустился в зал и, оглядевшись, пошёл было к ряду, где сидел Владимир Козлов, но остановился. На сцене происходило действо, всех завораживающее. Блохин плясал теперь уже ″флотскую чечетку″, залихватски прихлопывая ладонями по ногам, по груди, а то и по шее. Игорь встал возле стены у входа в зал. Минут десять Блохин гипнотизировал зрителей и, как только прозвучал последний такт, зал взорвался апладисментами. Тут же вышел ефрейтор, ведущий концерт, и, подбадривая аудиторию, тоже захлопал в ладони. Танцор устало кланялся и не так умело, как в танце, разводил руками.
Минуты две-три конферансье держал артиста на сцене, затем подтолкнул к кулисам. И объявил в микрофон:
– Перерыв на десять минут. После перерыва – кино "Максим Перепелица".
В зале воодушевлено захлопали, обрадовавшись "Максиму". Загрохотали откидные деревянные сидения.
Вставая, Морёнов сказал с восхищением:
– Ты посмотри, как Блоха, а? Чечётку выбивает, словно шарики по сцене катает. Помнишь, как в казарме на учебке, он в сапожищах на бетонном полу плясал?
– Тогда Блоха без подковок был, – со снисходительной усмешкой ответил Владимир.
– Левши не было.
– Кстати, ты тоже ведь плясал. Сейчас как?
– А, – отмахнулся Юрий. – Так, иногда на заставе балуемся, под настроение. Когда ноги не болят.
Кто-то сзади ударил Козлову в плечо. Он резко обернулся. Перед ним стоял младший сержант, держа перед собой кулак с оттопыренным большим пальцем. Лицо его ломалось в сдержанной улыбке.
– Хо! – удивленно произнёс Козлов. – Куприк, ты?
– Эка, – отрицательно покрутил головой Игорь. – Угадай, кто?
Козлов кивнул на Морёнова: он?.. Младший сержант согласно подмигнул.