– Есть. Рядовой Козлов, Казакевичевская застава.
– Слушаю.
– Поскольку наши отработанные методы в сношениях с китайцами не срабатывают, то чем же мы можем повлиять на их сознание?
– Словом, сын мой, словом.
Отряд рассмеялся.
– Еще вопросы?.. Нет вопросов. Кто болен – три шага вперёд!
Никто не вышел.
Владимир толкнул в бок Юрия: чего стоишь? Но тот не шелохнулся.
– Итак, всем одеваться, экипироваться и через десять-пятнадцать минут построение. Разойдись!
Из строя вышел сержант Тахтаров.
– Прикомандированные ко мне!
К нему потянулись человек тридцать.
– В две шеренги становись! – вновь подал он команду. – Ефрейтор Халдей организованно ведите отделение к старшине мангруппы. Затем – в ружпарк.
– Есть! – козырнул ефрейтор. – Заставские – за мной!
Без полушубков было трое. Поэтому сдача шинелей и получение полушубков не заняло много времени. Но многим нужны были валенки, портянки.
Старшина назидательно говорил:
– Валенки берите на размер, а то и на два больше. Портянки наматывайте в два слоя. То есть по две на каждую ногу. У кого есть шерстяные носки, второй слой отставить. Кому нужно тёплое белье – получить.
Каптенармус записывал в тетрадь выдаваемое имущество.
Морёнов получил дополнительное нательное белье и одну пару байковых портянок, поскольку имел шерстяные носки.
Долго подбирали валенки на Козлова. Старшина ворчал:
– Ты, парень, с собой должен валенки возить. С такой лапищей весь склад перемерять придётся. Вот нá, это уж самые-самые… С головой влезть можно.
Кто-то из коридора хохотнул:
– Это, смотря, какая головка?
– Твоя, с опилками.
Смех прекратился.
Валенки подошли, и Козлов, выйдя из каптерки, прошёл в спальное помещение, где Юрий, одетый в тёплое байковое бельё, в форму, подгонял обувь на ноги, притопывая.
– Пляшешь? – спросил Владимир.
– Ага. Сейчас "русскую" сбацаю. Прошу музыку.
– Скоро будет, уже заказана. Слышь, духарик, ты б отказался от поездки-то. Тебе, поди, ещё нельзя. Ты ж лечишься.
– Мы ж часа на два, на три. Прогуляюсь и продолжу. Да и Малину давно не видел, повидаться хочется. Ему младшего кинули, поди, загордился?
– Да нет, вроде.
– Ну, ты давай, одевайся побыстрее, не то сейчас построение будет.
Морёнов надел полушубок и с ремнём в руке пошёл к ружпарку.
Дежурный по мангруппе записывал в журнал получающих автоматы и боекомплект к нему, штык-нож.
– Фамилия? С какой заставы?
– Рядовой Морёнов. Застава Аргунская.
Дежурный записывал, вслух повторяя данные. Затем поднялся, прошёл к пирамиде, выдернул из нее АКМ и, вернувшись к столу, вновь взялся за ручку. Записал напротив Юриной фамилии номер АКМ. Из цинка извлёк два рожка, наполненных патронами, из другого ящика подсумок, из третьего штык-нож. Вновь записал количество выдаваемых предметов. После чего сказал:
– Распишись… И свободен, рядовой боевой.
Выходя из двери ружпарка, Юрий столкнулся с Козловым, и едва не упал, попятившись.
– Эй, полегче на поворотах, слон! Стопчешь, – засмеялся Владимир над его головой.
Юрий тоже рассмеялся, закидывая автомат за плечо.
– Ага, стоптала мышь гору, да та пришлась не в пору.
Владимир, хохоча, приобнял дружка.
Перед построением Козлов, оглядывая оценивающе Морёнова, поморщился.
– Слушай, корешок, как говорят у нас в Черембассе, я тебя с собой на границу, однако, не возьму.
– Это ещё почему? – удивленно уставился на товарища Юрий.
– А зачем мне там гуттаперчевый мячик? Тебя на льду ветром катать будет. Унесёт куда-нибудь, будешь за тобой гоняться. Да, не дай Бог, к китайцам закатит. Так что сдавай портянки, они может ещё кому-нибудь пригодятся.
Морёнов стоял и недоумённо смотрел на друга. Спросил:
– Ты… Ты что, башкой о верхний косяк стукнулся? Нагибаться надо! – и рассердился.
– Да ты не шуми, не шуми. Пойди, глянь на себя в зеркало. Бледный, белее снега. Упадёшь ненароком в снег, ведь не сыщешь тебя в нём. На ногах, вон, не держишься. Давеча столкнулись, едва на задницу не сел. Так что оставайся. Я сейчас Тахтарову напомню, пусть тебя дневальным тут пристроит.
– Нет! Ты точно со второго яруса упал! – стукнул кулаком по ребру кровати.
Владимир расхохотался. Хохотнул и Юрий. Но этот хохоток привёл его в смятение.
– Нет, я, правда, Вовка. Что тебя ужалило?
У Юрия по сердцу прокатилась тёплая волна благодарности от дружеского участия к нему.
До тринадцати лет он жил вдвоём с матерью, доброй и мягкосердечной женщиной, уважал её, любил, что всё больше и больше осознавал, особенно теперь, за годы службы. Потом появился отчим, человек незлобивый и не пьяница. Нормальный мужик, фронтовик, на которого, не сомневаясь, оставил мать. Но у него никогда не было братьев. И в душе его, в каком-то её уголке, как ячейка в соте полная нерастраченного мёда, жили чувства, которые природа закладывает в душу человека на любовь к ближним: к братьям, сестрам. И душа томилась этими неистраченными чувствами.
Особенно ему хотелось иметь брата. В разные годы – разного возраста. В детстве, когда его обижали, он хотел, чтобы у него был старший брат; которому можно было пожаловаться. В старшем возрасте – младшего братика, когда бы сам мог за него заступаться, водиться с ним, играть, а когда и отвесить кому-нибудь подзатыльник за нанесенные обиды брату, хотя, это он проделывал и так, если видел, что обижают маленьких, или слабых. Но та ячейка, с душевным неизрасходованным мёдом: тепла, любви, привязанности, – выплёскивала эти чувства всякий раз на тех людей, кто к нему проявлял хотя бы малое из того доброго, человеческого внимания, что закладывает в человека природа. И за любое доброжелательное отношение к себе, он платил сердечной привязанностью.
Он любил людей, и друзей воспринимал как братьев, поскольку не знал чувственных границ между одним понятием и другим. Любил смелых, сильных, умных, поскольку, как ему казалось, сам такими качествами не обладает. Володю Козлова приметил ещё с Иркутска, где они томились на призывном пункте, потом двое суток в вагоне, пока ехали до Бикина. Более близко сошлись в учебном батальоне, попав в один взвод. Позже в сержантской школе. Конечно, в их отношениях немалую роль сыграл элемент землячества, а не только любвеобильное сердца Юрия.
– Вова, браток, прошу тебя… Мы тыщу лет с тобой не виделись, есть возможность ещё побыть вместе, а ты?..
Козлов не успел ответить, в коридоре появился сержант Тахтаров. Он шёл в канцелярию.
– Ну что, друзья, готовы? – Спросил он. – Сейчас построение будет.
Юрий умоляюще смотрел на товарища. Тот усмехнулся. Ответил:
– Готовы.
– Ну, давайте. Машины, вон, уже подходят.
Тахтаров проследовал дальше.
С улицы послышался шум моторов. Друзья переглянулись, Володя подмигнул, и Юрий облегченно вздохнул.
– В общем, так, ратан, договоримся. Там, на Васильевке, от меня ни на шаг.
– Есть, товарищ несостоявшийся сержант!
Козлов утвердительно кивнул.
Морёнов вспешке, даже в некотором волнении, стал нанизывать на ремень подсумок, уже заполненный магазинами с патронами, и штык-нож, словно, боевая экипировка на нём изменит его вид, цвет лица, придаст силы. И он с бравым видом, уже собранный, с автоматом на плече, смотрел с насмешкой на Козлова.
– Эй, товарищ несостоявшийся младший сержант, долго тянетесь. С вами что, проводить тренировочные упражнения: в ружье! к бою! Забыли, забыли вы, как за тридцать секунд выполняли команду "подъём". А ведь не далее, как год назад вы были таким шустрым, таким исполнительным, ай-я-яй. Нехорошо. Какой пример вы подаете своим товарищам. Что с вами стало?..
Владимир слушал его без внешних проявлений эмоций.
– А мы на вас равнялись, вами гордились, и нá-те вам. Самый что ни на есть разгильдяй, – продолжал Юрий. – Не-ет, придётся с вами заняться. Вернёмся с прогулки, я этот вечер посвящу вам. Разболтались на заставе, товарищ рядовой, разболтались.
– Всё? – спросил Владимир, заканчивая снаряжаться.
– Всё.
– Ну, слава Богу. Теперь вижу – живой и говорливый. Пошли в отделение.
Ожидать команды на построение не пришлось. Она прозвучала. И огласили ее в две глотки: дежурный по подразделению и сержант Тахтаров, выскочивший из канцелярии.
– Мангруппа! Выходи строиться!
Послышались дублирующие команды.
9
В голове автоколонны шла машина командира сводного отряда подполковника Андронова. Вместе с ним ехали майор Клочков, заместитель начальника политотдела отряда, назначенный замполитом к Андронову; старший лейтенант Хóрек, офицер Особого отдела отряда.
– И что им неймётся? – спрашивал старший лейтенант. – Егозят чего-то, суетятся, как завшивевшие собаки.
– Покуражиться хотят, поглумиться над нашим долготерпением. Как они надоели, – с раздражением проговорил майор.
За командирским ГАЗ-69 шли десять грузовых автомашин – ГАЗ-66, крытые брезентом, из них четыре – заимствованные у танкистов. В средине колонны – три БТР отряда, четвертый, после списания из танкового полка, не был ещё приведён в боевую готовность, стоял в автопарке.
Трошин ехал в грузовой машине, идущей вслед за командирской. Талецкий – в замыкающей. Солдаты сидели в кузовах на лавках плотно друг к другу, держа между ног автоматы.
– Юр, я что-то не пойму, мангруппа, если её соотнести с табелью о рангах, приравнивается к батальону, так? – спросил Козлов.
– Ну.
– А почему тогда ею командует микромайор? А замом у него старлей?
– Точно не знаю. Но, как поговаривают, этот микромайор раньше был без всякой приставки – майором, если не выше. Как будто бы его за что-то разжаловали. Вроде бы принял активное участие в скандале с горячо любимыми друзьями, к которым мы сейчас едем на свидание. Ты заметил, у него два ромбика, как у Родькина, высшего пограничного училища и академии?
– Видел. Но второй разве академический?