– Точно, он.
– Да-а… Вот ведь судьба-индейка, а служба – злодейка. Мужик-то вроде ладный, мангруппа-то, смотри, как часики стала. Раньше-то, помнишь, кто-где прячется, и никому дела ни до кого нет. А сейчас, а?
Моренов согласно кивнул головой покрытой шапкой, клапана которой были подвязаны под подбородком.
Фары БТР, идущего за ними, освещали кузов, людей, сидящих в нём. Свет был матовый, пробивающийся сквозь снежную пыль, вьющуюся за машиной. Эту пыль заносило в кузов и, казалось, что фары, как раструбы воздуховодов, задувают её внутрь, и она, оседая, таяла на лицах, пушком ложилась на брови, веки, на шапки, на овчинные воротники полушубков. А по сторонам чёрные непроглядные сумерки надвигающейся ночи.
Глава 5
Кураж.
1
Напротив села Васильевское с сопредельной стороны в середине дня стали собираться люди. Вначале их было немного, но потом всё больше и больше, и уже с сопредельного берега Уссури потекли лавиной. Старший пограничного наряда младший сержант Гуменный оторвался от бинокля БПЦ, закреплённый на штативе, протёр глаза и вновь припал к биноклю.
– О, ё моё!.. Нá, посмотри, что делается! – отклонился он от прибора. – Посыпались, как горох по откидной доске.
Рядовой Сыровацкий, младший наряда, припал к окулярам.
Гуменный закрутил ручку полевого телефона.
– Дежурный! Докладывает младший сержант Гуменный.
– Что там у вас?
– Китайцы на льду!
– Много?
– Как мурашей! И ещё прут и прут…
Дежурный переключил тумблер на переговорном устройстве.
– Товарищ майор, докладывает дежурный по заставе, младший сержант Малиновский.
– Слушаю вас, Малиновский.
– С вышки докладывают: на льду китайцы, и в большом количестве.
– Иду! Немедленно шофёра к машине!
Майор Савин, не заходя на заставу, в расстегнутом полушубке, быстрым шагом подошёл к ГАЗ-69"б", такой же видавший виды механизм, как на заставе "Аргунская", и скомандовал шоферу:
– К вышке!
Машина проскочила село и остановилась на его окраине.
Майор вбежал на нижнюю площадку вышки и увидел на льду чёрное, широкое, перемежающееся на белой глади реки людское скопление, и оттуда ветерок доносил гуд. Майор поднялся на наблюдательную верхнюю площадку вышки.
– Товарищ майор!.. – начал доклад старший наряда.
– Вижу, Гуменный, вижу…
Савин припал к окулярам БПЦ. Перед взором лежала многокилометровая заснеженная панорама, с её невысокими холмами, поросшими в распадках деревьями, кустарниками; городок Жао-хе с приземистыми домиками, похожими на зэковские бараки.
Городок всегда был тихим, без особых примечательностей, – серым, выцветшим на солнце и ветру, от дождей и времени. Но за последние год-два порозовел от плакатов, флагов и транспарантов. И люди раньше жили в нём мирные, спокойные, и их было немного, по здравому смыслу количественный состав вполне совместимый с постройками.
Тут же из городка к реке текли и текли нескончаемые людские потоки, как муравьи из муравейника. Толпа вышла к фарватеру, к границе, обозначенной редкими вешками, часть из них была сломана и лежала под ногами толпы. И эти нарушители как будто бы направлялись дальше, к правому берегу. Всюду качались транспаранты, плакаты, флаги.
Майор протянул руку к телефонному аппарату.
– Дежурный!
– Слушаю, товарищ майор.
– Застава – в ружье! – Он бросил трубку. – Младший сержант Гуменный, к своему отделению! Поедете со мной. – И сказал часовому: – Вы, рядовой Сыровацкий, остаётесь на наблюдательном пункте. Следить за происходящим, и обо всех изменениях докладывать дежурному по заставе.
– Есть!
Савин поспешил с вышки. За ним Гуменный.
На заставе почувствовали тревогу. К дежурке стали подходить солдаты, сержанты.
– Что случилось, Лёша?
– Колуны доложили: китайцы на льду.
Пограничники поспешили во двор, посмотреть, что происходит на Уссури. Застава стояла сбоку от села, на правой его окраине, и падающий снег, все усиливающийся, и деревья, кустарники недостаточно хорошо позволяли видеть русло реки. Но то, что там большое скопление народа, и что оно не стоит на месте, движется, и движется на советскую территорию, было очевидно.
– Ты посмотри! Во наглатуха! То по одному жрать приходили, сейчас всем колхозом. Как мы его прокормим?
– Похоже, ратан, сейчас они нас почивать будут…
От недоброго предчувствия засосало под ложечкой.
– Таким коллективом в гости не ходят, тем более до масленицы ещё далеко.
Команда "в ружье!", прокатившаяся по заставе, привела подразделение в движение, осмысленное, расчётливое.
Когда на заставу быстрым шагом вошёл начальник заставы, за ним следом вбежали замполит, а за ними – зам по огневой и строевой подготовке и старшина, вызванные дежурным по заставе, – личный состав выстраивался в коридоре. Майор одобрительно кивнул дежурному и добавил:
– Одеваться теплей!
Прошёл в канцелярию, вместе с заместителями.
– Товарищи командиры, боевая тревога! Капитан Найвушин остаетесь на заставе за меня. Старшина Иевлев, продолжайте свои функциональные обязанности. Лейтенант Козылов со мной на лед. Одеваться тепло.
Лейтенант прибежал из дома в одной гимнастерке, даже без шапки. Капитан и старшина были в полушубках, но портупеи держали в руках. Все офицеры с семьями жили на территории заставы.
– Разрешите забежать на квартиру? – спросил лейтенант, заметно волнуясь.
– Одна нога здесь, другая там. Если что, догоняйте меня на льду.
– Есть!
Козылов выскочил из канцелярии и тут же скрылся за входной дверью заставы. Впрочем, его порыв не привлёк внимания, солдаты занимались расписанным для каждого из них делом. Обувались, одевались, выхватывали автоматы из пирамид, получали от дежурного подсумки с патронами, штык-ножи, и всё это в темпе скоростной перемотки киноплёнки.
Чем команда "в ружье" отличается от команды, скажем: "К бою!"? На заставе объясняли так: тем, что во втором случае, если даже ты в постели – в трусах ли, в кальсонах ли, или же ты успел на ходу попасть ногой в одну из штанин – ты уже с автоматом, ты уже в бою. В первом случае – ты успеваешь и правую ногу одеть в брюки, и в очень быстром темпе облачиться (зимой) в тёплую одежду, и уже через минуту стоять в строю в полной "боевой".
Когда из канцелярии вышли командиры, пограничники стояли в коридоре в две шеренги, поправляя на полушубках ремни, на которых висела вся экипировка, и на плече – автоматы. Послышалась команда:
– Застава, смирно! – подал общую команду дежурный по заставе. – Товарищ майор, личный состав застав построен!
Майор отдал честь и пошёл вдоль строя, присматриваясь к одежде солдат. Все были в валенках, в полушубках, в шапках. У всех лица сосредоточены, взволнованные.
– Товарищи пограничники, сейчас мы выйдем на лёд, навстречу к китайским гражданам. Приказываю: на все действия граждан делать предупредительные отмашки. Показывать жестами, чтобы они покинули нашу территорию. – Майор был внешне спокоен и говорил чётко, словно вычитывал из Устава пункты положений. – Проявлять максимум выдержки, на провокации не отвечать. Вопросы есть?
– Рядовой Михалкин. А надолго это?..
– Сейчас и будем выяснять. Вас откомандируем диппредставителем.
Застава засмеялась.
– Ещё вопросы есть?
Вопросов не последовало.
– Командиры первого и второго отделений, выделить связных в распоряжение капитана Найвушина и дежурному по заставе.
– Рядовой Михалкин, рядовой Билялиддинов, выйти из строя! – солдаты вышли.
– Застава, нале-о! В колонну по одному, за мной, бегом арш!
На дворе было тихо, но день потемнел. С востока находили тяжёлые холодные тучи. И, словно бы ожидая ненастья, ветер затих. Дымы из печных труб стекал по скатам крыш вместе с ленивыми лохматыми вихрами снега. Как будто бы они сгоняли их с жилищ. В окнах домов, приземистых от сугробов, кое-где горел свет. Вездесущие ребятишки толпились на улице и с любопытством наблюдали за происходящим на льду – с реки доносился гул, похожий на движение локомотива. И этот гул приближался к их берегу. Толпа на льду была многочисленной, отчего ледовая равнина потемнела.
Сквозь падающий снег, она проявлялась, как чернильное пятно, клякса, живая, перемешивающаяся, и над ней мелькали красные флаги, транспаранты. От такого шествия на душе у поселян становилось неуютно. И, может быть, любопытство ребятишек вскоре переросло бы в испуг, и они разбежались бы по домам (кое-кого родители уже скликивали), но взрослые, накинув на себя фуфайки, тулупчики, стояли у своих калиток и с тревогой наблюдали за происходящим на Уссури. За последние два-три года китайский товарищ резко изменился, обозвал себя матерным словом – хунвейбином, и от него житья не стало, особенно во время кетовой путины, начал хамить, начал грозить. А тут еще зимой прутся? Не за снегом же. Люди невольно стали оглядываться на заставу.
Вначале наперерез толпе вышел с левого фланга пограничный наряд. В нём было двое. Они шли по льду на лыжах, стараясь опередить идущих к берегу. Передний, видимо, старший наряда, делал отмашки, что-то кричал, похоже, подавал команды остановиться.
Толпа двигалась. Назревал критический момент: сейчас одни товарищи полоснут из автоматов по другим товарищам…
От заставы цепочкой бежали пограничники. Вначале они двигались по улице, потом свернули с неё и, обогнув памятник Героям Гражданской войны, направились с берега на лёд.
Жители оживились, беспокойство отлегло. Теперь они защищены. Однако драматизм ситуации ещё более накалялся: пограничники заставы мирных граждан, похоже, не сильно-то напугали – те продолжали движение.
Пограничный наряд слился с подразделением заставы, и пограничники выстроились вдоль реки, прикрывая село. Их серые полушубки почти сливались со снегом, и лишь шапки, валенки и автоматы контрастно выделялись на его фоне.
Выведя подразделение на лед, майор с тоской понял, что его заставы не хватит, чтобы охватить толпу от края и до края. Подал команду: