– Застава! На вытянутые руки разомкнись!
Пограничники выполнили команду. Заняли вдвое шире участок. Но с увеличением его протяженности, не увеличилось его качество, слишком малочисленна была команда. Застава, неплохо обученное военное подразделение, готовое к любому вооруженному вторжению, может дать достойный отпор, а понадобится – и бой, как это уже бывало всего лишь поколение назад, – но как быть тут, когда перед тобой и не друг и не враг, а так?.. Беснующаяся, горланящая толпа, что вышла на лёд то ли скуки ради, то ли погреться, поскольку, как было известно от голодных перебежчиков, у них мало дров и совсем мало-мало еды.
– Лейтенант Козылов, принять командование левым флангом!
– Есть! – Лейтенант поспешил на фланг.
– Автоматы на грудь! Пристегнуть магазины! Поставить автоматы на предохранители! – Команды передавались по цепочке. – Застава за мной!
Майор пошёл навстречу толпе. Подразделение шагнуло за ним.
Пограничники, выстроившись в шеренгу, не могли флангами охватить шествие, и казались тщедушной, жалкой цепочкой, которую командир ещё более растянул, рассредоточил. И когда застава начала движение вперёд, навстречу толпе, жители села замерли.
Китайские граждане, зашедшие далеко на советскую территорию, при виде вооруженных пограничников движение свое призамедлили, но не остановились.
Не дойдя до нарушителей границы метров двадцать, майор поднял руку, обтянутую черной перчаткой. Подразделение остановилось. Китайцы тоже.
Майор заговорил:
– Уважаемые китайские граждане, прошу вашего руководителя демонстрации выйти и объясниться. Кто старший?
Над головами китайцев качались транспаранты, исписанные иероглифами, стяги с красными полотнищами, плакаты, похожие на лопаты. В руках красные книжицы с цитатами Мао Цзе-дуна. Плакаты и стяги были прикреплены к свеже вырубленным стеблям тальника, березы, осины, некоторые толщиной едва ли не с оглоблю, и имели тяжесть, оттягивали руки, при остановках их не держали навесу, а ставили на лёд.
На обращение майора в толпе заговорили, оглядываясь назад на середину. Наконец из неё вытолкнули вперед тщедушного маленького китайца, от вида которого хотелось заплакать. Такой уж он был синий и скрюченный, не по-зимнему одетый, в пальтишке, в шапочке, похожей на детский чепчик, с подвязанными под подбородком тесёмками, и на ногах кеды, как, впрочем, и у большинства его соотечественников. В толпе, видимо, ему было не так холодно, выступив же на несколько шагов вперёд, его передергивало от холода ещё сильнее, он сжался. Кланяясь, закивал в приветствии.
– Сё, тавалися насяльника? – залепетал он свистящим детским голоском.
– Кто у вас руководитель? Я желаю с ним говорить.
– Тавалися насяльника, кто такая?
– Не такая, а такой, – поправил майор, сдерживая негодование. – Я начальник пограничной заставы
Китаец закивал и попятился в толпу.
– Сисяза я вильнюся…
И, как енот среди кочек, пошёл сквозь людское скопище. Его путь можно было проследить по покачиванию транспарантов, людей, которые расступались, пропуская его.
Ответа не было. Начальник заставы терпеливо ждал. Китайцы что-то кричали, скандировали, особенно те, кто был во вторых рядах, махали книжицами, выкидывали кулаки над головами под общий клич. Крик этот больше походил на лай и вызывал у пограничников возбуждение, нервозность.
Наконец в толпе возникло движение, вперёд вновь вышел переводчик. Он, кивая, залепетал.
– Тавалися насяльника, у нас э… нетю рука-ва-дитель. Ми сями висел на мирная демасрация.
– В таком случае, прошу вас всех вернуться за линию государственной границы. Там демонстрируйте. – Майор сделал рукой отмашку. – Вон! (Хотел было добавить: "Не то вашей демасрации дадим сейчас просраться!")
– Тавалися насяльника, река не являйся граниса. Поэтамю ми гулям, где хосим.
Лицо майора потемнело.
– Как я понял, вы вышли на лёд неорганизованно, без каких-либо определенных целей? В таком случае, передайте вашим гражданам, что прогулки на границе опасны. Я вынужден буду применить решительные меры. Переведите!
Китаец вначале помедлил, усваивая сказанное майором, затем, кланяясь и пятясь, исчез в толпе, как в болоте, гудящем утробным гудом.
Цепь солдат, которую майор остановил взмахом руки, выжидающе стояла сзади. Впервые его солдатам приходится стоять лицом к лицу с таким скоплением народа и, похоже, не совсем миролюбивым. И это противостояние у майора вызывало беспокойство – не сдали бы нервы у пограничников.
По льду бежал связной. Он торопился, ноги его скользили, и он балансировал руками. Проскочив цепь пограничников, он подбежал к начальнику заставы.
– Товарищ майор, – запыхавшись, обратился связной.
– Докладывайте, – повернулся к нему майор.
– Товарищ капитан Найвушин просил передать, что начальник отряда приказал оружие не применять!
– Рядовой Билялиддинов! Вы не могли бы распоряжения командования передавать тише?
Смуглое лицо солдата виновато сникло.
– Что ещё?
– Действовать по обстановке, но не провоцировать конфликта, – добавил солдат шепотом. – Докладывать обо всех изменениях.
– Ясно. Будьте при мне.
Разговаривая со связным, майор ни на секунду не выпускал из вида нарушителей границы. Толпа до появления связного гудела, после – в неё словно кинули транквилизаторы. Она зашумела, послышались крики, чередующиеся с русским матом. Толпа подалась вперед. "Кроме переводчика, тут еще кто-то понимает русский язык", – подумал майор, поняв мотивы поведения толпы.
Пограничники без команды начальника сделали несколько шагов в их сторону и, обойдя командира, загородили его.
– Сержант Куклин, передайте по цепочке: оружие не применять! Делать отмашки, – сказал майор вполголоса командиру второго отделения. И вновь подумал: "Что теперь скрытничать, они уже знают о неприменении оружия. Ну, связной!" Он осуждающе бросил взгляд на солдата.
– Билялиддинов, встать в строй!
Команды майора, словно шелест ветерка, перелетали от солдата к солдату.
Видно было, что некоторые китайцы, кто стояли впереди толпы, оказались тут не из враждебных побуждений. Из любопытства, из желания повидаться с пограничниками, потому что по разным причинам им доводилось встречаться с ними: с кем-то в кетовую путину, с кем-то на заставе, за время перебежек. И сейчас хотелось кому-нибудь хоть издали помахать рукой (и уже начались узнавания), а многих – согнали сюда в добровольно-принудительном порядке на очередное важное общественно-политическое мероприятие.
И вдруг на передних стали напирать задние, толкать в спины, и покатили по льду на пограничников, на стволы. От неожиданности у китайцев, – а впереди были в основном старожилы, которых ещё не успели переселить в центральные районы Китая, которые уважали законы границы, пограничников, как своих, так и сопредельной стороны – на лицах возник испуг, ужас, глаза и рты раскрылись. Послышались возгласы, крики на китайском и русских языках: на родном языке они обращались к соплеменникам, на русском – к пограничникам.
– Ивана, не стреляй!.. Ивана, это я, Ванюса!.. Ай! Яй! Ай-яй!
Они скользили по льду, скулили, плакали. Тщедушные, желтые не то от природы, не то от холода и голода, в заношенных бушлатах, фуфайках, не все даже в валенках. Они вызывали жалкое чувство и в то же время – недоумение и досаду.
Пограничники останавливали толпу отмашками, поднимая руки вверх и плавно махая кистями в трёхпалых рукавицах.
– Товарищ майор, нас фотографируют! – доложил сержант Куклин. – Вон, прячется.
За китайцами прятался фотограф. Он выныривал из-за спин, щелкал затвором и тут же исчезал, растворялся в толпе. Щелчка фотоаппарата не было слышно за шумом, но тем не менее эффект он произвёл не меньше выстрела. В голове майора за доли секунды выстроилась конструкция: фото – газета – международный скандал (позор для Союза!) – личные неприятности. И, когда при угрожающей близости китайских граждан, защелкали затворы автоматов, майор прорычал:
– Отставить! Десять шагов назад!
Пограничники недружно стали отходить.
– Билялиддинов, живо на заставу! Передайте капитану Найвушину: удержать китайцев на льду не удаётся. Пусть доложит в отряд: нужно подкрепление! (А про себя подумал: "А лучше – танки!")
Китайцы возбужденно галдели, выкрикивали антисоветские призывы, хулу на Советское правительство, обвиняя его в шовинизме, оппортунизме, волюнтаризме, в буржуазной идеологии – и все это в заученной, как стихи, форме, картаво, до безобразия искажая русскую речь. Но всё-таки понять можно было, что именно этих, почти оборванных и голодных, людей беспокоит на сопредельной стороне. И, похоже, на отдельно взятом конкретном участке советской территории они решили все эти "…измы" исправить, повлиять на идеологию, на сознание Советских людей, а потому бесстрашно напирали на пограничников.
Майора тоже беспокоили вопросы большой политики, и он готов был приступить к их разрешению. Формальный повод для этого есть, и от его слова сейчас зависело по какому руслу её направить. На других участках государственной границы, где Савину довелось служить – на западных и южных, – подобная ситуация его не привела бы в смятение, в считанные минуты пресёк бы нарушение, опираясь на Конституцию и Закон СССР, которые обязывают пограничника стеречь границу, как зеницу ока. Там, на Западных рубежах был враг, или неприятель, а тут… чёрте что! Махай руками, разгоняй снежинки…
Китайцы всё напирали, и уже те, кто боялся пограничников и автоматы, осмелели, стали бравировать перед солдатами.
Майор приказал отступить ещё на десять шагов.
С берега за происходящими событиями на льду наблюдали сельчане, им было и любопытно, и тревожно; беспокойство и недоумение охватывало их. Не верилось им, что китайцы могут предпринять что-то опасное, пойти на нарушение границы, напасть на пограничников, и кто знает – может и на село. И потому кое-кто уже подумывал о своих дробовиках, об охотничьих карабинах. Похоже, китайцы решили перейти от слова к делу, от обещаний – прийти к русским жёнкам на тёплые постели, – к осуществлению этих намерений. Ну, уж дудки!..