х, и теперь держался за счёт своего авторитета. За счёт успехов в военной и политической подготовке отряда, что в последнее время с трудом удавалось достигать.
Правда, Родькин привнёс в этот процесс кое-какое оживление, тут надо отдать ему должное, – отряд не уронил престиж и вновь завоевал переходящее Красное Знамя Округа. А в честь 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции 77 Краснознаменный пограничный отряд КГБ при Совете Министров СССР – был награждён Красным Знаменем ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР, которое передано на вечное хранение, как символ воинской доблести. Таких заслуг не всякий командир удостоится, имея даже пару академических ромбиков на кителе, не всякий отряд.
И всё же, их с батей время уходило. Мао Дзе-дун перетряхнул всех и не только у себя в Китае, но и в Союзе, запустил все маховики гигантской военной и экономической машины от Байкала до Сахалина. Изменил судьбы не одной сотни людей, и в большинстве своём не в лучшую для них сторону. А многим и вовсе исковеркал их. И сколько ещё сломает, и загубит судеб? Перед этой грозой невольно в себе начнёшь копаться, сомневаться, чувствовать себя не у места. В такой ситуации притормозишь и дашь дорогу молодым, более грамотным, после высших училищ и академий. И это подполковник понял с особой очевидностью, когда ему, исполняющему обязанности начальника штаба, предпочли, по сути юнца. Даже не звание в звание, а ниже, но – с академией. Его вновь перевели на прежнюю должность, в замы к майору.
И, надо сказать, штаб заработал оживленнее, инициативнее что ли, в амплитуду которого он не совсем вписывался. Оттого испытывал душевный дискомфорт и всё нарастающую натянутость между начальником штаба и начальником оперативного отдела, то есть им, подполковником, как специалистом.
Порой те разработки, которые подполковник представлял майору, вызывали у того откровенную иронию, и ему становилось до мозга костей совестно, особенно, если такое происходило в присутствии сослуживцев, которые в недавнем прошлом смотрели на него с уважением и почитанием.
И Андронов стал чувствовать себя в штабе не совсем уютно, не так как прежде. Хотелось куда-нибудь на более тихое место, туда, где сам себе хозяин. Командиром какого-нибудь небольшого подразделения, подальше от сочувствующих глаз, от высокомерно-снисходительного взгляда – это уже не по возрасту. Каково быть званием выше, а должностью ниже! Особенно на рапортах. На тех же занятиях, на учебных сборах, на общих построениях.
– Учебный батальон, (или сержантская школа) смирно! – и строевым шагом спешить на рапорт к майору. – Товарищ начальник штаба…
Когда ему только присвоят подполковника?!.
Тут было выпала вакансия. Его, законная. Словно под него специально созданная. И его званию, и знаниям соответствовала. Где он немало приложил усилий для создания этого подразделения, как в капитальном строительстве здания, так и в формировании самого подразделения. Осталось всего-то – сформировать командный состав, куда бы вошло семь офицеров (на первых порах, потом предполагался ещё и штаб сформировать) – и командуй потихоньку до самой пенсии. Особо-то мангруппа на китайской границе и не нужна – обычный хозбат.
Так нет, и тут оттёрли. Щелкнули по носу, как пацану, а может – как ненужному старику?.. Ладно бы на больших должностях, а тут-то чем он помешал? С чем не справился?..
Но мы ещё посмотрим, кто на что годится. Не торопитесь нас, заслуженных подполковников и полковников со счетов сбрасывать. Вы ещё сами из себя мало что представляете. Набрались верхов в академиях и уже всё, ни опыт вам не нужен, ни мудрость. Не спешите, мальчики, не спешите. Вам ещё многому нужно у нас поучиться. Ох, как многому…
3
Навстречу подполковнику шёл младший лейтенант Трошин.
"Вот он, молодец. Там в Забайкальске наломал дров, так сюда, на исправление бросили. Нянчись с ним теперь. Сейчас за ним глаз да глаз нужен, не то учудит опять что-нибудь, за него ещё разжалуют под старость лет…" Андронов из-под руки смотрел на высокую движущуюся фигуру командира мангруппы, которая в свете прожектора как будто бы вибрировала. И, когда тот подошёл, не дожидаясь доклада, спросил тоном приказа:
– Почему подразделение поставлено так?
– Как?.. – не понял Трошин.
"Вот и возьми с него!" – с раздражением подумал подполковник.
– Развернуть строй кругом!
– Зачем?!. – невольно вырвалось у Трошина.
– Младший лейтенант! Выполняйте приказание!
Команда – кругом! – последовала от середины и дошла до флангов.
Старший лейтенант Талецкий выполнил приказ. В свете огней прожектора и фар автомашин он видел в средине, в тылу шеренги, подполковника Андронова, майора Клочкова, Трошина. Трошин удалялся от них на левый фланг.
На старшего лейтенанта пограничники смотрели с недоумением. Но он сам ничего не понимал.
Китайцы тоже были удивлены: вот так-так… К нам задом!
И, похоже, очень обиделись.
Не прошло и пяти минут, как толпа двинула. Навалилась на шеренгу и покатила её по льду.
– Стоять! Стоять!.. – слышались голоса командиров всех званий, особенно гулкий напряженный голос подполковника, который тоже оказался в шеренге, упирался спиной. Но и он вместе с солдатами юзили по льду с нарастающим ускорением.
Китайцы сделали из древков (плакатов и транспарантов) прясла и, упираясь ими в спины пограничников, вынесли их со льда на берег. А, выкатив, с хохотом и улюлюканьем отошли метров на десять-пятнадцать от берега. Свист и смех стоял над Уссури, как на каком-либо увеселительном представлении, где одна ватага одержала победу над другой и притом – глупой.
Младший лейтенант нашёл среди солдат подполковника. Солдаты, споткнувшись о галечник, попадали в снег. Вставали, ругались, и было понятно, что такие катушечки их не больно-то развеселили, но унизили.
– Подполковник, измените свой приказ! – потребовал Трошин.
– Какой приказ? – не понял подполковник, ещё не придя в себя от лихой гонки по льду, отряхиваясь от снега.
– Поверните людей к неприятелю.
– К какому ещё неприятелю, младший лейтенант?!. Здесь граждане братской нам страны, – и добавил, поправляя портупею, ощупывая кобуру – пистолет был на месте. – Сейчас да, сейчас развернуть солдат. И отмашками, – слышите? – отмашками дать понять китайским гражданам, покинуть пределы сопредельного государства. Но там, на фарватере, чтобы вновь мангруппа была развернута. Вы поняли? Всех на лёд!
Трошин отвернулся от командира, и с такой яростью, что, казалось, примерзший галечник под ногами разрыхлился по самые колени.
– Мангруппа! Повернуться к китайцам! Вытеснить нарушителей за границу! Сомкнуть цепь локоть в локоть. Вперёд!
Командир мангруппы сам встал в цепь, подхватив под руки первых двух пограничников.
Пограничники, выстраиваясь на берегу и сцепив руки в "замок", стали спускаться на лед.
Китайцы, как мощная пружина, начали сдавать назад. Но, дойдя до критической точки, эта пружина сработала обратным ходом, и толпа вновь навалилась на цепь солдат. На этот раз пограничники уперлись в прясла руками, и их сопротивление было ощутимое, но всё-таки неустойчивое из-за разницы массы и численности участников противостоящих сторон. Пограничников вытеснили на берег.
Андронов подошёл к середине шеренги.
– Пропустите, – сказал он двум солдатам, стоящим "в замке". Пограничники разомкнули цепь.
Подполковник вышел на два шага и, к удивлению, подчиненных, заговорил на китайском языке. Знал китайский, видимо, слабо, делал долгие перерывы между словами, предложениями, но, тем не менее, его речь, как будто бы поняли. С ним заговорили, о чём-то стали спрашивать или требовать, на что он, стараясь быть дипломатичным, отвечал с улыбкой. И настаивал на своём: покинуть территорию СССР.
К передней линии китайцев прошёл человек в мохнатой шапке, в плотном зелёном бушлате, и, в отличие от своих соотечественников, в валенках. Постоял, послушал русского офицера и так же, молча, вернулся в толпу. Вид его был непроницаем, и не ясно было, с какой целью он выходил и зачем?
Однако толпа ушла, медленно, как бы в раздумьях.
В душе Андронова наступил праздник. Его поняли китайцы! Значит, возможен с ними диалог, и он им воспользуется. Он не допустит столкновения, конфликта. Ведь мы же одной крови, пролетарской. У нас одна вера, одна цель – коммунизм. Нами столько вместе пережито. Нам ли враждовать?..
И подполковника окрылял его первый успех. В его воображении на мгновение представилось событие огромного международного значения, которое вполне могло бы стать самым грандиозным и тяжелейшим, может быть, даже посерьёзнее войны с Германией, поскольку китайцев намного больше. И если они по трупам даже своих соотечественников будут идти и наши подгребут, то этого настила им свободно хватит до Урала, а то и дальше. Это ж миллиардная саранча!..
Это видение и напугало, и в то же время окрылило, повысило значимость им свершённого. Смогли бы такое провести "академики", а? Родькин, Трошин?.. Тут, братцы мои, китайца знать надо, и не по учебникам, по жизни. Надо съесть с ним не один пуд соли, краюшкой хлеба поделиться. А он всё с ними прошёл и немало чего пережил.
Китайцы ушли, и это не могло не радовать. Напряжение немного спало. Пограничники вновь заняли позиции вдоль границы. Подполковник приказал развернуть подразделение.
– Нужно, младший лейтенант, показать своё отношение к происходящим событиям. Не к китайским гражданам, а именно к событиям. Наше нежелание ввязываться в конфликт, – пояснял Андронов свою позицию. – Не знаю, как у вас, на Забайкальском КПП было? Как вы строили с ними отношения, и что там у вас с ними произошло, кто прав, кто виноват? – но у нас с китайцами всегда были отношения добрососедские. Уважительные, родственные, можно сказать. Уж мне-то пришлось вместе с ними хлебнуть лиха сполна. Вы ещё только-только научились, поди, сабелькой махать да на палочке скакать, а я с ними уже Китайскую Народную Республику укреплял, Вооруженные Силы создавал… Конечно, сейчас им нелегко, – сказал он искренне, с сочувствием, глядя на толпу, откуда доносился чей-то звонкий каркающий голос. – Вон дурманит какой-то горлопан им головы. – Прислушиваясь, стал переводить. – Вон что… Нашу партию обвиняют в оппортунизме. Даже – о! – в буржуазной идеологии. Призывает вести непримиримую борьбу с подобными проявлениями, и не останавливаться ни перед чем, утверждая учение Мао Дзе-дуна.