Получилось так, что Морёнов успел пригнуться, потом упасть перед машиной на лёд и проскочить под ней. Козлову помешали проделать такой финт задние колеса, на которые его накатили, и его высокий рост. Жердь, которой толкали китайцы, пришлась в пояс, и ему с огромным усилием и напряжением спинных мышц удалось выдержать этот таран, упираясь руками в борта машины. Но китайцы, попадая сами под жерди, на которые напирали сзади, кричали в этой давильне от боли.
Морёнов выскочив из-под машины, оглянулся – Шкафа не было! Какого он там чёрта?!. Юрий попытался обогнуть авто справа, но в пространство между машинами китайцы текли потоком. И что ещё он успел зафиксировать взглядом, они разрывали красные полотнища транспарантов и уже палками махались, охаживая ими скользящих впереди пограничников.
На секунду оторопел. В руках ничего!.. Автомат?!. Нет! – обдало горячий волной. – Нельзя!.. Толпа протекала мимо него, видимо, не замечая его в тени машины.
Машины за две кто-то дрался, и, похоже, один. Узнать было трудно, так как тот не стоял на месте, крутился, как заводной. От его ударов кулаками, ногами китайцы отлетали, падали, но их было явное преимущество.
Юрий бросился ему на помощь. При первом же ударе правым кулаком, три года назад травмированные ножом пальцы щелкнули, и руку прожгла искромётная боль. Но боль успокаивать было некогда, он уже заявил о себе, и его окружали. Он, прижав ушибленный кулак к бедру, стал отмахиваться левой рукой.
На него наседали. Удары палок сыпались и в голову, и в грудь, и на плечи. Но спасибо полушубку и фуфаечке под ним, они смягчал их, да и сам вертелся, как учили в секции самбо в СО "Ангара" в Ангарске до армии и на заставе. И он продирался к товарищу.
Тот, почувствовав потасовку с боку, стал подаваться к Морёнову. Юрий так и не увидел того, к кому шёл на помощь, пока не услышал запалённый голос:
– Солдат, смотри справа, я – слева! – и узнал командира.
Но наседающих, казалось, прибывало и прибывало. И самое неудобное в общении с друзьями – всё те же идеологические средства, транспаранты, вернее, их несущая часть. Твердость их была поистине дубовой.
У Юрия от интенсивной работы, начало сбиваться дыхание, из горла, лёгких вырывалось хрипение, кашель. Он стал приставать. Видимо, почувствовав это, Трошин скомандовал:
– Солдат, отбивайся автоматом! Но не стреляй. Бей их прикладом, сволочей!
Но автомат вскинуть из-за спины не давали, не получалось, так как, то с одной стороны, то с другой летели кулаки и удары палок. Правой же рукой он только загораживался от них. Удары палок были несильными, так как из-за большого скопления, нападающие, мешая друг другу, не могли ими размахнуться, и от ударов палки о палку стоял трескоток. Но забить бы могли.
Трошин всё-таки изловчился и выхватил дрын. Перед ними враз образовалась площадка. И Морёнову не понадобился автомат. Он схватил первый попавшийся стяжёк, оказавшийся ничейным, с красной тряпкой на конце, и вместе с Трошиным расширили поле деятельности.
– Товарищ командир, там, за машинами, наши! – выдохнул он.
– Вперёд!
Они вышли за машины и поняли, что оказались в тылу. Вся китайская братия устремилась за основной массой солдат к советскому берегу, и здесь осталось их немного. И мало того – с жердью в руках китайцев гонял солдат.
Несколько человек, в том числе и пограничников, корчились у машин.
– Шкаф! – крикнул Морёнов и закашлялся.
– Кто это? – спросил Трошин.
– Рядовой Козлов.
– Ну, молодец, парень!.. Ты, браток, приходи в себя, а я ему помогу малость.
Трошин хромал. Только теперь Юрий это заметил. Командир побежал, немного неуклюже, как бы в раскорячку, по-медвежьи, и эта необычная походка вызвала усмешку. Он сбил сходу человека четыре, но не с маху, не ватажно, а держа палку посередине, и концами, с предупредительным криком, – и-а!
Юрий последовал его примеру.
В груди как будто набух, намерз кусок льда, готовый разморозить её. Но кашель вырывался сухой, сиплый, и никак не мог вытолкнуть из горла, из груди этот тромб, и сил не было кашлять, они таяли, и ноги слабели, подламывались. Юрий задохнулся. Он привалился к борту машины, цепляясь за него рукой.
Вдруг, ему показалось, что на спину ему опрокинулся грузовик. Удар по спине выбил искры из глаз, помутил взор, и он потерял сознание.
Но, кажется, пролежал недолго. Очнулся оттого, что его кто-то поднимал. Открыл глаза и, хоть в глазах плыло розовое марево, он всё-таки узнал друга.
– Очнулся, ратан?
Юрий что-то промычал, поднимаясь с его помощью. Поднялся, встряхнул головой, пытаясь разогнать туман внутри её, и чуть не упал, Козлов поддержал. В голове раскатился такой звон, как будто бы в ней была свалка металлолома из консервных банок и колоколов, и всё это разом загрохотало, загудело.
Трошин собирал пострадавших, поднимал их и, кто не мог идти, подтаскивал к средней машине. Туда же Козлов подвёл и Морёнова.
Китайцев никто не собирал, хотя довольно большая группа их соотечественников стояла за кордоном, куда Трошин и Козлов согнали ещё добрых десятка три, они смотрели на происходящее на льду – особенно на хромого лейтенанта.
Его работа оставила след не только на их телах, но и в памяти, а дальнейшие действия – легенду о нём.
А действия были таковыми, что в последующем китайским стратегам по митинговым баталиям срочно пришлось менять тактику ближнего боя, разработанную лет пятнадцать назад, и не без деятельного участия советских спецслужб. Но всё течёт, как вода в Уссури, всё меняется, в том числе и наука ближнего рукопашного боя. И эту науку преподнёс этот лейтенант. Надо учесть…
Двое из пограничников были тяжело ранены, у одного перебита нога, он не мог подняться, у второго из-под шапки текла кровь, он находился без сознания.
– Ну, друзья мои, кто может идти, поднимайтесь, – сказал Трошин. – Помогайте друг другу и пойдёмте. Козлов, сможешь на руках кого-нибудь нести?
– Смогу, товарищ командир.
– Бери вот этого, он как будто бы полегче. Ну, а ты как солдат? – спросил у Морёнова.
– Мм… Кажется, ничего, – ответил солдат и сплюнул на лед кровавую слюну.
– Ну, крепись. Возьми наши трофеи под мышки, – кивком головы показал на дрючки от транспарантов, – и иди замыкающим. Посматривай по сторонам.
– Есть.
– Двинули.
Трошин и Козлов подняли на руки раненых. Пошли. За ними, помогая друг другу, поплелись остальные.
У Юрия кружилась голова, и глаза, в которых и без того плавали и мельтешили огоньки и тёмные точки, от света прожектора слепли, слезились. Он едва различал перед собой силуэты разбитых машин. Шёл за своими товарищами вполоборота, пошатываясь. А прожектор светил им вслед, как будто бы из сочувствия освещал им дорогу.
5
Талецкий, выдавленный на берег с основной частью подразделения, увидел небольшую группу, идущую по льду. Она шла медленно, и в свете прожектора было видно, что кто-то кого-то нёс на руках. Между ней и берегом шумела возбуждённая толпа китайцев. "Они не пропустят!" – мелькнула в голове мысль.
– Мангруппа! Слушай мою команду! – закричал он. – Автоматы готовь!
Пограничники вскинули оружие из-за спин.
– Магазины отстегнуть! Вставить в подсумки!
Послышались щелчки защелок.
Китайцы затихли, словно над ними пролетела автоматная очередь.
– В колонну по двое становись!
Пограничники выстроились за командиром. Старший лейтенант повернулся к строю.
– Солдаты, погранцы! Вы видите наших товарищей? – показал на лёд. – Вперёд, к ним на помощь! Если китайские граждане будут препятствовать – идём врукопашную! Четвёртое отделение! – рассредоточится по берегу! Сержант Тахтаров, если враг ступит на берег – ОГОНЬ на поражение!
С берега послышался слабый вибрирующий голос.
– Оружие применять?.. Отставить!
Но подполковника, казалось, никто не слышал. Четвёртое отделение занимало указанные позиции, залегало цепь по берегу, а команда Талецкого в две колонны, держа автоматы в руках для рукопашного боя, направилась на лёд.
Дело принимало нешуточный поворот. Видимо, это почувствовали и друзья с сопредельной стороны. Толпа стала подаваться назад, расступаться перед колоннами, которые распарывали её на две части, образуя коридор.
В этот коридор медленно вошла группа Трошина. Командир шёл впереди, заметно прихрамывая, неся на руках солдата. Пограничники смотрели на своих товарищей, и на их лицах ходили желваки.
Пропустив группу командира, Талецкий и его подразделение замкнули шествие, и вышли следом на берег.
На берегу старший лейтенант догнал Трошина.
– Талецкий, – обратился Трошин, и по резкому тону его голоса тот понял, что командир недоволен тем, что его зам и подразделение ушло, оставив командира на поле драки. И Талецкий почувствовал себя неловко. – Где подполковник?
– Не знаю. Наверное, на заставу ушёл, от харчков отмываться.
– То есть?
– Его в окружение взяли, погоны сорвали, обезоружили, тумаков надавали. Словом, досталось. Еле отбили.
– Пистолет вернули?
– Вернули. У одного погранца рожок отстегнули. Тоже ходили отбивать.
– Магазины в подсумки!
– Уже выполнено, товарищ командир.
– У вас есть раненые?
– Двое. Их отправили на заставу. Может, отлежатся. Есть с ушибами, с синяками.
Выйдя на берег, Трошин положил на снег вынесенного им солдата. Облегченно вздохнул. Обратился к тем, кто вышел с ним.
– Вы, мои славные воины, идите на заставу. Веди Козлов их. – И повернулся к мангруппе. – Товарищи пограничники! Вот эта толпа, зелёная саранча, опоганила нашу границу, – показал на лёд. – Пролила первой нашу кровь. Приказываю: гоните её в шею от наших рубежей! От берегов, до самых до окраин! Всем, что под руку попадет: палками, жердями, поможет – цитатником ему по бесстыжей морде. Применяйте на практике самбо, которому я вас учил, самый подходящий момент. Гоните прикладами. Но!.. Но огня не открывать! И штык-ножи не применять! – Он поднял одну из оставленных Морёновым жердей. – Вперёд, орлы мои! Вперёд!..