Китайцы транспарантами, флагштоками теперь отмахивались от наседающих пограничников. Те же, кто был постарше или без палок, уходили, убегали вглубь толпы, предоставляя почётную миссию революционно-разъяснительной работы молодым – хунвейбинам и цзаофаням. У этих молодцов, что на уме, то и на языке, им и палки в руки.
Пограничники теснили толпу к фарватеру, противопоставляя китайским орудиям разъяснительной работы свои. Гуляние получалось веселое, до членовредительства, как с той, так и с другой стороны.
Ах, как мешает этот чёртов прожектор! Как он слепит! Бродит его луч из края в край и всякий раз, наезжая, бьёт по глазам, и как всегда неожиданно, как палкой по голове – в глазах темень, ни зги не видно после него. Секунд пять проходит, прежде чем восстановится зрение. А за пять-десять секунд в драке – может голова отлететь, как кочан с кочерыжки.
Юрий оторвал пришитый к шапке козырёк, надвинул его на глаза, тесёмки клапанов подвязал под подбородком, как каску, чтобы не потерять, если, конечно, голова сама усидит на месте.
Китайцы ускоряли движение к машинам, отступали, надеясь, что машины помогут сдержать натиск пограничников. Старались на откровенное столкновение уже не выходить и били из-под тишка или используя свет прожектора. Поняв это преимущество, хун подскакивал на расстояние длины древка и бил им по избранной жертве. Если этой жертве удавалось отвести удар автоматом – его счастье, если нет, то удача обладателя великими идеями, кои он так удачно вставил в голову. И одним несознательным элементом меньше. Нет человека – нет проблем. Железная логика железных людей.
В тени машин китайцы не дрались, поняв, что тут солдата не возьмёшь, тень ему союзница. У Трошина было мелькнула мысль, остановить здесь подразделение, но тогда – граница не освобождена. А до неё рукой подать. И продолжал вместе с солдатами напирать на неучтивого соседа.
8
Из-за машин сразу попали под луч прожектора, и ослепли. Козырёк шапки несколько смягчил световой удар, поэтому Морёнов успел подставить под удар древка автомат. Тут же отбил второй. И услышал, как кто-то вскрикнул рядом. Он отступил на шаг, на два. Справа стоял на коленях Шкаф. Он держался правой рукой за левое плечо и стонал от боли. Юрий встал впереди него, готовый отразить удары по Козлову. Но китайцы уходили к границе. И Морёнов напирал вместе со всеми. Пройдя метров пятьдесят, пограничники остановились – всё, граница!
Прошла команда – стоять! Разгоряченные, утомлённые, солдаты вздохнули облегчённо.
Морёнов сказал стоящему рядом с ним солдату:
– Я пойду, там дружка, кажется, достали.
Тот согласно кивнул. Но это согласие, казалось, выразил только козырёк, который также был оторван от шапки, как и у Юрия, – он встряхнулся.
Юрий, тяжело дыша, прокатился по льду несколько шагов и склонился над Козловым. Тот всё также стоял на коленях и качался из стороны в сторону. Автомат висел у него на сгибе правой руки.
– Вовка, что случилось? – спросил Морёнов, опускаясь тоже на колени, подкашливая не то от усталости, не то от заложенности в груди.
– У-у, и суки же, эти желторожие братья! Они мне всё плечо напрочь отстегнули, до самых кишок… – простонал Володя.
– Подняться сможешь?
– Не знаю.
– Давай мне свой автомат. Держись за меня. Вставай потихоньку.
Юрий снял с его руки автомат, повесил себе на плечо, рядом со своим, и подставил плечо. Володя, опираясь на него, стал подниматься. Оба зашатались.
– В глазах, как в калейдоскопе. Сплошные светотени. А до этого было совсем темно. Прожектор что ли выключали?
– Да нет, тебя. Потерпи, сейчас на заставу отведу. – И про себя подумал с грустью, вспомнив шутку, что сказал женщинам, уходя с заставы: "Мда, свадьбы не получилось, жениха попортили…"
У машин и за машинами лежали и вставали ещё несколько человек. Обхватывали головы, плечи, качали руками, стонали и матерились.
Талецкий помогал подниматься пограничникам своего фланга. Трошин – своего. Один из сержантов, оглушенный, ухватившись за голову руками, ходил кругами, натыкался то на машины, то на своих товарищей. Его тошнило, и он со стоном сташнивал, и вновь бессмысленно кружил. Его поймал Трошин, повёл за машины.
"Ну, эти мирные граждане!.." – выругался младший лейтенант, с силой прижав к себе контуженного, тот норовил вырваться, куда-то бежать.
Увидев Козлова обвисшего на плече Морёнова, удивился, но так, как будто бы у него неожиданно выдернули зуб.
– Козлов! Как же так?..
Козлов выдавил из себя виновато:
– Прожектор, товарищ младший лейтенант…
– Меня тоже ослепил, – сказал еще один солдат, держась за руку. – Не понял, откуда и прилетело…
Трошин опять выругался, но теперь крепким словом, чем немало порадовал подчинённых.
– Так, товарищи пограничники, кто может – идите, помогайте друг другу. Идите на заставу. Сами добирайтесь. У меня людей нет, вас сопровождать, уж извините. А ты, солдат, – обратился он к держащемуся за руку, – возьми сержанта и веди его. Сам он заблудится. Там сейчас "скорая", они вам помогут. Козлов, один дойдешь?
– Постараюсь…
– Ну, ты парень крепкий. Давай, веди команду.
Юрий повесил на здоровую руку Владимира его автомат.
– Ну а ты, Морёнов, займись китайцами, – кивнул командир на корчащихся или мирно лежащих граждан. – За ноги их и за кордон. Нечего им тут поганить наш лёд.
Травмированных китайцев было немного. Некоторые сами уходили за границу. Пограничники пропускали их. Проходя цепочку солдат, кое-кто из них слегка кланялся, как бы благодарствуя солдат за сдержанность, поскольку допускали, что те так просто – без пинка под зад – не отпустят. Но пограничники их пропускали со сдержанной учтивостью.
Юрий подошёл к китайцу с намерением помочь ему. Наклонился. Китаец всхрапнул и плюнул. Плевок пришёлся под правый глаз. Морёнов откачнулся, как от удара, – и почувствовал на лице мокроту.
Ах ты!.. – и едва не задохнулся от возмущения. Мстительно задавливая в себе вспыхнувшую ярость, стёр рукавицей плевок. Затем сдёрнул с плеча автомат и медленно, с расчётом бить прямо в лоб, стал поднимать его. Кованый торец приклада блеснул вороненой сталью в свете прожектора и напугал китайца. Он заскулил, приподнялся на один бок и заскользил, как морж, по льду под машину. И кричал, загораживался рукой.
А у Юрия потемнело всё в глазах, он едва не упал. Опустив автомат на лёд, опёрся на него, и его закачало из стороны в сторону. К горлу подкатил комок, и перехватило дыхание. В сознании всё ещё пробивалась мысль: "Да я ж тебя, паскуда сопливая!.." – но от резкого нервного всплеска прорвался кашель, и с рвотой на лёд выплеснулась кровь. Он вдруг обессилил. Опираясь на автомат, как на посох, опустился на колено и забился в конвульсиях рвоты и кашля.
Пришёл в себя минут через семь-десять. Отёр тыльной стороной рукавицы рот и мелкими глотками втянул в себя воздух, боясь холодом обжечь лёгкие. А они действительно стали лёгкими, невесомыми, словно из них выплеснулась половина их веса. И сам он как будто бы наполнился воздухом, полегчал, но ноги, наоборот, отяжелели, и в голове шум, звон, круги перед глазами. Огляделся.
За кордоном стаяла молчаливая после потасовки толпа. Из неё доносились какие-то выкрики, но они были одиночными, как у остановившегося локомотива, выпускающего последний пар.
А над толпой действительно стоял пар, он курился в свете прожектора, мережился в глазах всевозможными узорами и разными цветами.
Китайца не было. Наверное, уполз, скотина. Хорёк вонючий! И что он ему не звезданул? Размазать надо было его зеленые сопли по льду, засранец!..
Морёнов хотел пройти к другому китайцу, которого он видел прежде. Обернулся. Того пограничники уже волокли под руки к соплеменникам.
Закидывая автомат за спину, невольно бросил взгляд на тень за колесом машины – там кто-то был, блеснули глаза.
Китаец, прижавшись ко льду, смотрел, как солдата колотил кашель и выворачивали тяжёлые приступы рвоты. На льду растекалась тёмная от крови слизь. Эти приступы вызывали одновременно и отвращение, и злорадство – не минула, видать, пограничника чья-то палка. Эвон, как гнёт, корёжит его. Ну, погодите, доберёмся мы ещё до вас. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Через полгода, через год, но придёт тот день. Нас шапками не закидаешь, а уж у нас их хватит на всех…
Вдруг китаец замер, к машине шёл пограничник.
Морёнов наклонился и потянулся к китайцу рукой: иди сюда, сопля зеленая!.. Китаец отодвинулся. Пограничник опустился на четвереньки и пополз под машину. Схватил за куртку и потащил того на свет божий, скользя, постанывая от собственного бессилия. Китаец отталкивался от него одной рукой, видимо, вторая у него была травмирована.
Юрий вытянул китайца на теневую сторону, поднялся. "Сейчас буду выбивать из тебя цитатки, посмотрим, какие они цветом. Может тоже такие же зеленые, как твои сопли?.."
Автомат висел на руке. Морёнов взял его в руки за цевьё и за шейку приклада. Ноги развёл в стороны. Готов был ударить в лоб торцом приклада. Потом будь, что будет. Хоть в дисбат, хоть… Падло!..
Китаец что-то бормотал, глаза его были навыкате, губы дрожали. Единственное, что можно было понять из его лепета – это Ванюса.
– Ванюшу вспомнил, хорёк вонючий! – саркастически воскликнул Юрий. – Вспомнил, как меня звать? Может ещё, и величать знаешь, как? Ну-ка, давай, скажи, а?.. У-ух, сопля зелёная!
Юрий закинул автомат за спину, схватил китайца за грудки, за борта бушлата, и затряс в нервном приступе. Он с детства не любил всяких скользких, осклизлых и сопливых, как тварей, так и людей. Как те, так и другие вызывали у него отвращение и брезгливость. С такими чувствами он выволок за кордон и китайца.
9
Родькин докладывал:
– Товарищ полковник, обстановка на границе сложная. Китайцы идут на откровенные провокации. В мангруппе потери. Сейчас на льду происходит новое столкновение и, возможно, ещё будут раненые. Нужно увеличить бригады