– С кем, Владимир Иванович?
– У меня дежурный, повар, старшина, капитан Найвушин.
– Самому – отставить. Исполняйте функциональные обязанности. И повара – отставить! А остальных во главе с капитаном на лёд.
Родькин повернулся к Хόреку.
– Старший лейтенант, вы, почему ещё здесь? Марш на лёд!
– Товарищ майор… Мне… У меня другие функциональные обязанности.
– Старррший лейтенант! Бегом! – у майора перекосило лицо.
– Й-есть!
Офицеры поспешили: один к заставе, другой к кинопередвижке.
На берег начали выходить первые раненые. К ним навстречу спешили жены офицеров, и кое-кто из жителей села.
Среди раненых Трошина не было. Родькин нервно сжал кулаки, до скрежета стиснул зубы: до каких же пор это будет продолжаться? Он резко повернулся и пошёл на заставу.
В коридоре заставы встретил людей, они одевались, экипировались дубинками, спешили к мангруппе.
В комнате дежурного за пультом сидел майор Савин.
– Владимир Иванович, связь с командиром. Скажите старшине, чтобы прихватил с собой три дубинки для старшего лейтенанта Хорька и его пограничников.
Савин кивнул, нажал на рычаг прямой связи, поднявшись, снял трубку телефона и подал начальнику штаба.
Майор садиться на освободившийся стул не стал. Говорил стоя.
– Родькин говорит, соедините меня с командиром… – подождал и, услышав голос полковника Конева, стал докладывать: – Товарищ полковник, у нас вновь обострилась ситуация. Китайцы опять хулиганят. Затеяли очередную потасовку. Люди измотаны, нужно подкрепление.
– Подкрепления нет и, пожалуй, не будет, Владимир Владимирович, – услышал майор спокойный, с заметной одышкой голос. – Напряжённая обстановка по всему округу, того гляди, начнётся то же самое, что и у нас. Раненые есть?
– Да. Начали поступать. Товарищ полковник, пора формировать подкрепление из своих резервов: из ИТР, из хозвзвода, из комендантской роты. Много не надо, с полвзвода. Нужно дать отдохнуть мангруппе.
– Хорошо.
– Товарищ полковник, как тылы?
– По плану. Но у них свои задачи.
"Пока нас не сомнут, войска не двинутся", – с горечью подумал майор. Вслух сказал:
– Нужен ещё прикладной инструмент.
– Изготавливается. Скоро пришлём.
– Как первые раненые?
– В санчасти. Двоих на вертолете отправили в окружной госпиталь. Рядового Козлова утром, с раздробленной ключицей. И вот только что рядового Морёнова, тяжелейшее воспаление легких. Хорошо, что удалось вытащить его, не то китайцы его там загубили бы.
– Да… – согласился Родькин, вспомнив момент переговоров с китайцами, переводчицу. Похоже, не без её участия удалось солдата вернуть. Пусть, если выкарабкается, молится за неё.
– У тебя всё, Володя?
– Так точно, товарищ полковник.
– Держи меня в курсе, докладывай. – И в трубке послышались короткие гудки.
Родькин медленно положил трубку на рычаг, и отключил связь.
В коридоре стукнула входная дверь. "Ушло подкрепление", – подумал майор. Только бы китайцы не заигрались, не дошли до оружия. Такая бойня получится… Сейчас все войска в боевой готовности, от саперов до войск стратегического назначения.
9
Об этом же думал и полковник Конев, вызывая к себе подполковника Андронова.
– Андрей Николаевич, срочно соберите сводную группу численностью до взвода. Нужно пополнение на Васильевской. В расположении оставить только самых необходимых: кому в наряд, кому варить-кормить – не трогать. Свяжитесь с соседними подразделениями, со стройбатом, со связистами, с танкистами и выпросите у них резиновые шланги. Надо продолжить изготовление дубинок. Они, говорят, успокаивают немного наших друзей.
– Есть.
– Нужны машины. Это опять через стройбат, саперов, пусть помогут, коль мы свои загубили. – При последних словах послышался упрёк, что неприятно укололо сознание подполковника. – Нужен медперсонал. Просите у полков врачей, медсестер. Есть опять раненые. Предупредите городскую больницу.
– Ясно. Разрешите выполнять?
– Пожалуйста.
С полковником Коневым у Андронова отношения были доброжелательные, если не сказать – дружеские. Благодаря им, служба Андрею Николаевичу проходила не в тягость. Воинские звания он получал чётко, без задержек, и, кроме того, испытывал покровительство патрона, и тот держал его при себе в замах, под рукой, как надёжного исполнителя. Командир – психолог, он долго к подчинённому присматривался, но уж коли, поверил в человека, то знал в каких делах и в какие моменты его использовать. И не просчитывался. Поэтому до сих пор ему удавалось свой отряд держать в образцовых, из года в год завоёвывать Переходящие Красные Знамена Округа. А за последний год – даже Красное Знамя ЦК КПСС, ВЕРХОВНОГО СОВЕТА и Советского Правительства. Такое, пожалуй, кое-кому из его коллег командиров и во сне не снилось.
Андронов отвечал всем требованиям: был исполнительным до скрупулезности и чрезвычайно требовательным к подчинённым, а для пользы дела – это неплохо. И ещё. Подполковник был единственным участником войны с Японией, участник строительства и создания Китайской Народно-Освободительной Армии, и сопредельную страну знает не внешне, а изнутри, её людей. А это многого стоит.
Один был недостаток у Андрея Николаевича – у него не было военного образования. Несмотря на пединститут, он так и остался офицером на уровне полу-училища ускоренного выпуска. Даже ВУЗ не поднимал его военный интеллект выше ротного командира. Но, однако, очередное звание требовало очередного назначения. И он постепенно рос и поднялся из линейного офицера до заместителя начальника штаба отряда. И стал бы начальником. Этого хотел и командир.
Но всё усложняющаяся обстановка на границе и совершенствования в войсках заметно подчеркивали в Андронове его минусы. И хоть был он подобострастен и исполнителен, однако в Округе и в Управлении погранвойск его служебному рвению предпочли образование и молодость. А для такого пограничного подразделения – Краснознаменного, Орденоносного – нужны и кадры соответствующие, пусть без прошлых заслуг и наград, зато в настоящем – эрудированные и компетентные.
И надо смотреть вперёд. Ведь и у самого командира пенсия не за горами, думать надо и о преемственности. И как только в отряде появился молодой майор с академическим ромбиком на груди, командир понял – это назначение правильное и, в принципе, согласился с ним. Ведь еще годик-два, от силы пять, и его песенка будет спета. Кому вручать отряд? Постороннему человеку, присланному откуда-то на замену, или такому же, как он сам, перестарку, взять хотя бы и Андронова. Намного ли он младше? – на пять лет. А к тому времени он будет уже его возраста. Так что надо думать о будущем, надо готовить молодых. И надо ещё присмотреться, понять нового человека, в делах проверить.
А дел из года в год все больше и больше, и серьёзных. И майор в них не теряется. Правда, горяч, несколько высокомерен, но последнее больше касается тех коллег, кто был в делах службы или беспечен, или слабо компетентен. На этой почве он и не сошёлся с подполковником Андроновым. Может быть, не стоило бы их отношениям уделять большого внимания, так Андрей Николаевич сам подставлялся под иронию майора, как сноп под цепа.
Взять хотя бы этот инцидент: для чего надо было выкатывать автотранспорт на лёд? Ведь мог потопить всех. Было бы ещё одно, но не Чудское, а Уссурийское ледовое крушение. И главное, зачем было ставить пограничников спиной к друзьям-неприятелям? Хоть и стесняемся ещё этих друзей называть неприятелями, но теперь этот факт уже неоспоримый. Переступил государственную границу, совершил действия, не совместимые с добрососедством – кто ты? – неприятель. А если ещё с оружием в руках, с той же палкой – то враг. Что тут лукавить, и себя и весь мир обманывать? Друзьями прикидываться, а друг другу бока мять. За пазухой кирпич держать. А поминдальничаем – подтолкнём этого вождя на ещё более крупные столкновения.
И прав майор: нельзя стоять, сложа руки. И с самого начала! Но… политика. Политика с дружественным нам народом.
Народ дружественный, это верно. Плохо, когда люди доведены до нищеты, до отчаяния, и запуганы до одури, в таком состоянии человек что дикий зверь, или что наивный ребёнок. Но и нерадивых детей тоже секут…
Майор выдерживал экзамены, одно за другим, по всем статьям. Его уважают офицеры, солдаты, где он, там можно не волноваться за исход дела, за выполнение задания, приказа. Он не отягощен сантиментами по отношении к китайцам, у него прямолинейный "незамыленный" взгляд на границу, не обременён грузом прошлых лет. А ему, полковнику, и его близкому товарищу, подполковнику, багаж добрососедства мешает, и потому – трагично. И потому действия подполковника нельзя осуждать, нельзя судить его строго, он действовал, исходя из лучших побуждений, во имя прежней дружбы и любви к китайскому народу. Не получилось. Не поняли, или не захотели понять. В том не его вина. Тут общая беда, трагедия.
Общая беда… Долго, что-то очень долго "там" принимают решение? Не чувствуется каких-либо изменений по дипломатическим каналам. Народ буянит, правительство спит. Неужто Мао не знает? Но нашим-то руководителям пора бы прийти к чему-то. Оружие применять не надо – не дай Бог! – но свежие-то силы из Советской Армии можно было бы ввести. На худой конец, отнять у них оружие и дать в руки дубинки, те же палки, что у китайцев, а как ими пользоваться – учить не надо.
Конев снял трубку с аппарата прямой связи с начальником штаба пограничного Округа.
– Да, – услышал он знакомый голос.
– Товарищ полковник, докладывает полковник Конев.
– Слушаю вас, Николай Федорович.
– Изменений к лучшему никаких, даже наоборот – ухудшения. Людей все меньше, а подкрепление взять не откуда.
– Николай Федорович, у нас сейчас по всему округу напряженная обстановка. Все отряды на усиленной охране границы.
– Я это понимаю. Но мои триста человек не могут находиться столь долго в таком напряжении, на холо