Заметив приближение командира, Триполи вскочил на ноги.
– Цел? – спросил Трошин.
– Так точна, тавариш командир.
Трошин осуждающе (за то, что солдат медленно поднимался, напугал) и восхищенно (за его самоотверженность) покачал головой.
– Кто такой? С какой заставы?
– Рядавой Триполи. С Аргунскай застава я, с пополнением прибыль.
– Молодец пограничник! – командир отдал честь солдату. – Объявляю благодарность!
Смуглое лицо молдаванина расплылось в улыбке. Но, спохватившись, вскинул руку в рукавице трехпалке к виску и ответил:
– Служим Советскому Союзу!
– Вольно, вольно, – Трошин повернулся к Пелевину, прибежавшему следом. – Составьте мне список ваших пограничников. Потом вместе обсудим каждого. Кстати, Морёнова в него внесите. Кажется, он ваш?
– Так точно.
– И Козлова не забудьте.
– Есть.
– А теперь все по местам, по отделениям. Передайте старшему лейтенанту Талецкому – я ушёл на заставу. Скоро буду.
Трошин ещё раз благодарно кивнул пограничнику и направился к берегу.
4
Разговаривали они в канцелярии начальника заставы. Трошин уже немного успокоившись, докладывал о произошедшем инциденте на границе.
Родькин внимательно слушал. Слушал и не верил своим ушам.
– Да они что, совсем озверели? Загубили ведь девчонку! – качал он головой. – Вторая Зоя Космодемьянская…
– Китайская, – поправил Трошин.
Владимир согласно кивнул.
Олег не был курящим, но, войдя на заставу, у первого же солдата попросил сигаретку. Тот вытащил одну из пачки "дымок" и подал. Теперь Олег сидел у стола и играл ею. Прикладывал к носу и втягивал в себя её запах.
– Никак курить задумал? – спросил Владимир.
– От такой жизни закуришь.
– Да-а, редкостный стриптиз. Представляю, что там у тебя происходило. Просто диву даюсь, как наши парни не расстреляли этих извергов.
– Кого так за руки, за автоматы держать пришлось. Но… устояли. Страшнее пытку не придумаешь. Эх-хе, на что не пойдёшь ради мира с друзьями, – с горькой иронией проговорил Олег.
– Вот что значит воспитание в духе мира и добрососедства. А будь на месте пограничников солдаты из Советской Армии? Сейчас бы тут такая кутерьма занялась, не приведи Бог.
– Солдат с Аргунской под этот китайский агитавтобус лёг, – сказал Трошин.
– То есть? Зачем?
– Автобус на нашу территорию заехал. Триполи лёг под него, чтобы не пропустить.
– Триполи? И?..
– По чистой случайности остался невредимым. Машина прошла рядом. Юзом прошла.
– Да-а…
После минутного молчания Родькин вдруг рассмеялся. Достал из кармана платочек и стал вытирать повлажневшие глаза.
– Ты чего? – удивился Олег.
– Да вспомнил, как познакомился я с этим солдатом. И смех, и грех.
…Начальник штаба отряда майор Родькин прибыл на Аргунскую заставу с проверкой. Интересовали: обстановка на охраняемом участке границы, организация его охраны и осмотр "укрепрайона", то есть второго рубежа обороны границы, только что построенного. И к тому же, на заставу прибыл новый замполит, капитан Муськин.
Если Романов кадровый офицер-пограничник, имеет Высшее пограничное училище и послужной список – хоть в Академию без экзаменов, то капитан – серая лошадка. К кадрам из Советской Армии отношение у пограничников настороженное, поскольку те – вольная-вольница, со свободной моралью, порой полуразложившиеся. Даже пусть он из того контингента, что был в составе миротворцев на Кубе, даже если с Героем Советского Союза Фиделем Кастро здоровался за руку и имеет от него лично фотографию на память, подарки, – всё равно пограничником стать может не каждый. На границе более тонкая, деликатная служба, дополнительно требующая внутреннего напряжения и ответственности, самодисциплины. А тут, на заставе без году неделя, а уже замечен, и не в одном пограничным населенным пункте, выпившим. Много самомнения у капитана, самонадеянности, граничащие с вседозволенностью.
Проверка показала, что майор Романов службу знает и грамотно её организует. И замполита в руках держит, воспитывает. Был Родькин и на укрепрайоне. Его строить начал ещё капитан Хабибуллин, предшественник Романова. Выстроен рубеж по всей норме фортификации: траншеи, огневые точки, хода сообщения, – глубина и сектора обстрела соответствуют. Осталось последнее: проверить личный состав на время, за которое тот может выдвинуться на данный огневой рубеж. Взбрела же кому-то яркая мысль – укрепрайоны строить за пять-десять километров от застав! Если военная провокация, а не дай Бог – война! – то в них разве что похоронить пограничников доведётся. Сами они вряд ли целыми до них придут. Тем более боеспособной военной единицей. Нет, чтобы нечто подобное выстроить вокруг заставы, с траншеями, дотами, огневыми секторами… Но пока требования к военно-стратегическому плану не изменены, их надо выполнять.
Условились с Романовым провести марш-бросок личного состава до укрепрайона на последний день, на утро.
В 7.00 застава была поднята "в ружьё". Подразделению поставлена задача: выдвинуться марш-броском на укрепрайон.
Время!..
Личный состав не подвёл своего командира. Бежали с полной отдачей и уложились в норматив. Это по гладкой, гравийной дороге, а не по кустам и не по болотистой низменности.
Осуществлял марш-бросок капитан Муськин.
Заняв траншеи и огневые точки, подразделение готово было к "бою" сходу. Родькин остался доволен. С укрепрайона, вместе с Романовым, вернулся на заставу на штабной "Волге".
Подразделение на заставу привёл вновь капитан Муськин.
Начальник штаба по окончании проверки решил довести итоги проверки заставы и марш-броска перед строем. Объявить благодарность личному составу за его подготовку.
Построили заставу.
Хватились – одного пограничника нет! На построение не явился. Стали выяснять: кто такой? Выяснили: рядовой Триполи, первого года службы. Куда девался? На заставе нигде не обнаружен. На марш-броске был, на учениях был, а в строю нет. Хватились – нет и рации! Рацию, весом более 8-10 кг, при марш-броске несли самые здоровые и выносливые парни. Последним её нёс, вспомнили, как раз он, Триполи.
Солдат исчез с рацией – ЧП! Срочно был выслан наряд вдоль границы – перекрыть наиболее вероятные направления, и капитан Муськин на "Волге" выехал на укрепрайон: мало ли, вдруг солдат занемог и был оставлен там, больным. Капитан вернулся один.
Тревога поднялась не на шутку.
Заставской связист рядовой Анатолий Иванов включил рацию, находящуюся в дежурке, и стал на всякий случай вызывать:
– Триполи! Триполи! Отзовись!..
Ни слуху, ни духу. Оба майора на капитана глаз поднять не могли, от негодования. Как он мог вести подразделение, не построив, не проведя переклички, не произведя поверки?!.
Лишь где-то через час в эфире раздался сонный голос.
– Рядавой Триполи, слушат.
Родькин бросился к микрофону.
– Рядовой Триполи, вы где?!. – сдерживая радость и негодование, спросил он.
– На укрепительном раёне мы.
– Где вы? Уточните! И что там делаете?
– В стогу сена, отдыхам.
– Вы!.. Вы, почему вместе с подразделением не вернулись на заставу? – возмутился начальник штаба. – Немедленно явиться на заставу!
– Я маналь, я усталь! – и рация отключилась.
Родькин потерял дар речи.
В дежурной комнате находились все офицеры заставы, старшина и старший сержант Пелевин. Дежурный младший сержант Сидоров и связист Иванов напыжились, сдерживая смех.
Капитан Муськин не выдержал, засмеялся, у него в глазах стояли слезы радости и облегчения.
Вторым рейсом майор Романов приказал солдата привезти на заставу на лошади. Урченко запряг заставскую клячу и выполнил приказание.
Родькин хотел солдата забрать с собой в отряд и посадить на гауптвахту, суток на трое, а то и на пять, затем пристроить где-нибудь в хозвзводе. Таким не место на границе! Однако майор Романов отсоветовал. Упросил оставить того на заставе. Парень молодой, только начал службу, быть может, ещё выйдет из него настоящий пограничник. По крайней мере, он постарается его таковым воспитать. И берёт всю ответственность на себя…
Услышав сегодняшнее сообщение от Трошина о Триполи, Родькин не в силах был сдержаться от доброго смеха и не выразить своего восхищения, как пограничником, так и его начальником, майором Романовым, и рассказал Олегу эту историю.
– И ведь надо же – воспитал! – воскликнул Родькин. – Да ещё, какого пограничника!..
Оба посмеялись и порадовались за своих солдат.
– Пограничники у нас – молодцы. Будь моя воля, я бы им всем ордена и медали, а кому и героев присвоил.
– Ну, всем не всем, а доброму десятку точно. Но вряд ли даже медали "За отвагу" получат. На братской советско-китайской границе не может быть никаких инцидентов, конфликтов, а отсюда – откуда тут могут быть герои? – грустно усмехнулся Трошин. – Советские люди своих героев не будут знать. А потому и не поверят, как мы тут с китайцами милуемся и чем границу прикрываем. Как в детском саду с ними: то в хороводы играем, то куча-малу устраиваем до членовредительства.
Трошин поднёс к носу сигаретку, понюхал, поморщился и отложил в пепельницу. Вдруг хлопнул ладонью по столу.
– Взорвать лёд! Хватит с ними валандаться!
Родькин согласно кивнул.
– Надо. Вот-вот подойдут машины, начнем вытаскивать технику. Нужны пиротехники.
– Свяжись с саперами.
– Да, разумеется. Сейчас на доклад поеду, посоветуемся с батей.
Трошин тяжело поднялся и пошёл к двери, на ходу застёгиваясь и надевая перчатки. У выхода остановился, развернулся.
– Разрешите идти? – спросил, козырнув.
Родькин усмехнулся.
– Ладно. Иди. Да и мне пора, – встал Владимир.
Они не успели разойтись. В кабинет вошли майор Пляскин и старший лейтенант Хόрек. Увидев командира мангруппы, замполит обратился к нему.
– Товарищ Трошин, что там у вас произошло? – спросил он взволнованно. – Что за женщину по льду водили, голой?