Наташа только теперь заметила у женщины вокруг глаза неестественную бледность, что прикрывала заживающую желтизну. Макияж был наложен умело.
У Наташи вытянулось лицо от удивления.
– Паразит… А я причём? Ползаставы с этой публикой ходила, так что, теперь всем морды бить?
Однако в тоне женщины обида не прослушивалась. Наташе, впрочем, было не до Марьиных переживаний. Она думала о муже, о той обиде, какую она ему нанесла. Как она была не справедлива! Взбалмошная, глупая девчонка. Скорее к нему!..
До Переясловки добралась только к ночи. Вначале дошла до пограничного шлагбаума. Минут двадцать отстояла вместе с пограничниками в ожидании какого-нибудь транспорта. Ни одной оказии. Потом так же пешком прошла ещё с десяток километров, и уж когда стало смеркаться, её нагнал возница. Старик довёз до какой-то деревушки, а там вновь пешком. Отсидела ночь на вокзале, намерзлась. И с первым же поездом приехала в Бикин. И всё то время, что она провела в пути, её мысли были об Анатолии, о той глупости, что чуть не привела их к разрыву. По её вине. Из-за её несносного характера.
Надо было выслушать его, и было бы всё по-другому. Ведь, действительно, мало ли в жизни недоразумений? Ведь и вправду, как говорит Мария Ивановна, могли же такое сделать и по злому умыслу, или в шутку, смеха ради, и, пожалуйста, скандал, развод. Хорошо, что её Иван Денисович человек сдержанный, с понятием, не то, что она – порох. Тут на заставу нападение мерзкой твари было, а она чёрте чего навоображала, нафантазировала. Едва муженька его же подарком не прибила. Толя, Толечка, прости!..
И она физически ощутила у себя на лбу боль, на том самом месте, куда угодила Анатолию, не целясь. Сняла с руки варежку и почесала пальцами под шалью лоб. (Толя в этот момент занимался той же процедурой, зазудела шишка.)
2
Из города в сторону границы двигались колоннами и поодиночке военные автомашины, и БТРы. В кузовах, крытых брезентом, сидели солдаты. Наташа поначалу пыталась останавливать машины, но они проходили, не снижая скорости.
Так все, наверное, десять километров прошла пешком и пришла к пограничному шлагбауму. К такому же, как и у Аргунской заставы. И пограничники были такими же, в таких же полушубках, посеревших от времени. С автоматами на груди. И будка такая же, без дверей, зелёная с красными полосами под углом.
Один из пограничников находился у шлагбаума возле будки, второй, привалясь к косяку, стоял внутри неё. Оба смотрели на приближающуюся женщину.
Когда она подошла, тот, что стоял на улице, спросил:
– Привет красавица. Куда путь держишь?
– На заставу, – ответила Наташа. – Муж у меня там.
– Какой муж? Кто такой?
– Пелевин. Толя Пелевин.
– Пелевин?.. Хм, нет у нас таких на заставе. Документы?
– Есть документы. И даже пропуск есть в пограничную зону и полосу. Вот, пожалуйста.
Наташа достала из сумки документы. Подала.
Пограничник, сняв рукавицу трехпалку с правой руки, стал просматривать документы. К ним подошёл второй пограничник. С интересом, оценивающе, стал осматривать молодую женщину. Сказал, улыбаясь:
– Такие красивые, и без охраны. Украдут. Слыхала, хунвейбины на вас охоту объявили?.. Нет?.. Вон, целой кодлой прутся, – кивнул в сторону границы. – Своих им девчат и женщин не хватает. Откуда будешь?
– С Аргунской. То есть с села Аргунского. Я там работаю, а Толик мой, Пелевин, на заставе служит. Срочную службу заканчивает.
Наташа стала объяснять улыбчивому пограничнику, он располагал к себе.
Но ответил тот, что проверял документы. Он был старше и по возрасту и по службе:
– Я его знаю. Годок мой, вместе призывались и учебку вместе проходили. Видел я его здесь.
Наташа ахнула, обрадовалась такому известию. И потянулась было за документами, полагая, что все формальности исчерпаны.
– А ты, значит, жёнка его? – пограничник отвёл руку с документами в сторону.
Она в некотором замешательстве проговорила:
– Да-а, к нему я и иду.
– А если бы его направили на Курилы, тоже бы попёрлась туда?
Она тряхнула головой: а как же…
– Маленько-то думай, куда можно, куда нельзя соваться.
– Видели мы, как ты пылила, – засмеялся младший наряда. – Наблюдали за тобой с самой горы.
– А до заставы ещё далеко?
– До заставы?.. Кому как. А тебе туда дорога закрыта.
– Почему? У меня же есть пропуск.
– Пропуск есть, это верно. – Пограничник покрутил документы перед собой и подал их женщине. – Нá, спрячь и иди назад. Пережди в Бикине денёк-другой, может недельку.
– Но у меня же там муж! У меня же пропуск!..
– Нельзя, Наташенька, нельзя. Извини, но не можем мы тебя пропустить.
Младший наряда спросил товарища:
– Может позвонить на заставу товарищу майору?
Старший посмотрел на него с осуждением, и звонить не стал.
– Поворачивай, Наташенька, и дуй не стой обратно, – сказал он вновь.
– Вот ни себе чего! – изумленно воскликнула она. – Столько отшагать, считай сутки не спать и – обратно? Нет!..
– Ты не шуми, не шуми, подружка. Тут тебе не базар, – осадил её старший. – Должна понимать, что к чему. Жена ни чья-то, а пограничника. Сказано – нельзя, значит – нельзя. Тут в пору всё население Васильевки эвакуировать, ещё ты тут.
Со стороны города к шлагбауму подошли шесть крытых машин с войсковыми номерами. Старший наряда приказал:
– Постой. – И прошёл к головной машине.
Из кабины выпрыгнул в серой шинели капитан. Пограничник отдал ему честь, стал просматривать поданные документы. Затем, вернув документы, подал сигнал второму пограничнику, и тот поднял шлагбаум, сдёрнув верёвочку с крючка. Машины прошли.
Подошёл старший наряда.
– Вот что, Наталья. Сейчас, – кивнул вслед ушедшим машинам, – будет возвращаться обратно транспорт, на какой-нибудь тебя подсадим, и поезжай отсюда от греха подальше.
– Нет! Я отсюда и шага не сделаю назад.
Пограничник нахмурился. От прежнего предрасположения в нём не осталось и следа. Он обдумывал ситуацию. С одной стороны, у человека есть в погранзону, и даже в полосу пропуск, и формально его нет причины останавливать, задерживать нет оснований; с другой – на границе такая ситуация, что не только туда, но и оттуда пора всех гражданских отселять. Он задумчиво повёл взглядом вдоль по распадку, где, примерно, в километре от шлагбаума гудели танки, они выстраивались в один, им понятный, порядок. И танки, и интенсивное движение военной техники к границе: БТР, машины с войсками, пушки, прицепленные к ним, – всё это вызывало тревогу и беспокойство. И тут ещё эта девица…
Со стороны границы из-за поворота вышли две машины "скорой помощи". Пограничник, не дожидаясь их подхода, вскинул шлагбаум вверх. Машины прошли на скорости.
– Вот, видишь? – сказал старший. – Нельзя тебе туда, Наташа.
У Наташи заслезились глаза. Она дрогнувшим голосом ответила:
– Ну и что?.. Там мой муж. И мне надо там быть. Я пойду.
Старший опять нахмурился.
– Слушай, девонька, не шали. Не то свяжем тебя и бросим в какую-нибудь проходящую мимо в Бикин машину. Сейчас они выгрузят солдат и назад в город пойдут.
– Меня! Связать! – вдруг вскрикнула Наташа. – Да ты только попробуй! Я тебе живо глаза-то выцарапаю!.. – и подалась в его сторону.
– Но-но… – отступил тот на шаг. – Оглашенная. Совсем рехнулась. – И немного подрастерялся, загородился автоматом, висевшим у него на груди.
Младший наряда, подойдя к Наташе сзади, обхватил её и приподнял. Она взвизгнула и стала отчаянно болтать ногами, ударяя пятками по ногам пограничника. Но тот, не обращая внимания на её действия и верещания, понёс к будке. Поставил на порог и грудью втолкнул женщину внутрь. Наташа отскочила к противоположной стенке и резко обернулась.
– Ты!.. Вы!.. Нахалы! Как не стыдно! Герои, с женщиной беззащитной воевать! Нашли тёплое местечко, пригрелись на шлагбауме, ишь! Там, на границе слабо, так они здесь. Ха, вояки! Позорники! Туда вам надо, где Толя мой, где его ребята с заставы. Ха-ха, а они здесь, с бабой воюют!.. – из неё лилась словесная река, и что ни слово: то – в жар, то – в холод. – Хунбинов испугались, подальше от границы спрятались…
– А мы там были. И не один раз и не один час, – сказал тот, что втолкнул её в будку, глядя не неё насмешливо. В будке дверей не было, только проёмы окон и он стоял на входе. – И вот, после наряда опять пойдём туда. Может быть, твоего Толю подменять, чтоб он отдохнул, поужинал.
С Наташи вдруг схлынула злость, и к глазам подкатили слёзы. Из рук выпала сумка, и Наташа прикрыла варежками глаза. Так стало стыдно…
Она отвернулась к углу, и плечи ее затряслись.
Пограничники переглянулись. И, поняв друг друга, старший сказал:
– Ты вот что, Наталья. Побудь здесь с нами, – посмотрел на часы на руке, – через полчаса примерно, нас должны сменить. Мы тебя доставим на заставу, к начальнику заставы, а уж он решит, что с тобой делать. Хорошо?
Она согласно затрясла головой, всхлипнула. Вытерла рукавичками глаза и повернулась. Глаза её, наполненные слезами, светились счастьем и благодарностью.
Но ждать ей полчаса не пришлось. Минут через пять-семь со стороны Бикина в распадок спустилась по дороге маленькая машинка, издали похожая на жучка, быстро бегущего сверху вниз, как по белому стволу березы.
3
Нерешительность начальника штаба Округа Родькин понимал, сам в таком же положении. Однако в себе уже это состояние пережил, чувствовал, что обстановка диктует действия и безотлагательные. Чувствовал психологический перелом и политическую зрелость в высших эшелонах власти. Она не могла обойти и Омельянченко. Но на его плечах ответственность куда больше, и с этим надо считаться. Однако то, что полковник не отверг предложение – это уже был добрый знак.
После доклада командованию майор сам связался с командиром саперного полка, попросил помочь техникой, буровой машиной и прислать пару специалистов взрывников-пиротехников. К четырнадцати часам всё это должно было прибыть на заставу.