старшину горнистов и отдал приказание. Несколько мгновений спустя, подчиняясь вою труб, пехота зашевелилась, спешно убирая длинные копья, уже упертые в землю, и сбиваясь в группы, чтобы дать дорогу обезумевшим животным, несущимся во весь опор.
Внезапно почти перед самыми позициями северян раздался переливчатый свист, потом еще и еще. Беспорядочная масса лошадей замедлилась, а из травы начали возникать смутные силуэты тарсачек. На ходу запрыгивая на коней, они смиряли их бег, заворачивали параллельно фронту северян и, выхватив из обвязок луки, посылали в сторону северян стрелу за стрелой.
Опешившие северяне поначалу даже не дали отпора. Тарсачки стреляли на скаку, неприцельно, лишь бы ошеломить врага, не дать ему понять, что происходит, но стрелы нет-нет, да находили жертву. К некоторым стрелам заранее привязали свистки, и в полете они завывали, словно жаждущие крови духи смерти. Ошеломленные и перепуганные пехотинцы, вчерашние смерды и холопы, роняли оружие и со всех ног бежали в тыл, не обращая внимания на плети десятников, а на позиции уже накатывала основная волна тарсаков. Земля дрожала от яростных ударов десятков тысяч копыт, и многим показалось, что спасения нет.
Но снова затрубили горны, и опомнившиеся командиры, грязно ругаясь, уже заставляли солдат подхватывать брошенные копья и выставлять их навстречу несущимся всадникам, упирая тупыми концами в землю. Укрывавшиеся за их спинами лучники наконец-то выпустили целую тучу стрел. Однако вчерашние пахари обращались со своими охотничьими луками не слишком умело. Вымотанные форсированными переходами, утомленные бессонной ночью, устрашенные внезапной атакой, даже те, кто умел без промаха бить в глаз белку и зайца, не портя шкурку, мазали, словно дети. Из нескольких сотен тарсачек-пластунов стрелы сбили с лошадей не более двух десятков. Остальные, выпустив по нескольку стрел, повернули коней и стремительно унеслись назад, под прикрытие основной волны.
Тарона чувствовала возбуждение и азарт. Пригнувшись к холке своего коня, она изо всех стискивала его круп бедрами и слегка покалывала кинжалом. Животное неслось на пределе сил, с удил начала капать пена. Над головой свистнули первые стрелы, но ряды северян уже приблизились вплотную. Королева бросила коня в один из не успевших закрыться проходов в сплошной стене длинных копий и наотмашь рубанула саблей не успевшего отпрянуть лучника.
Она взяла первую кровь! Первую, но не последнюю! Уже не сдерживаясь, Тарона громко завопила, и ее поддержали тысячи гортанных голосов.
– Слышь, Вишка! - пробормотал Кочерга, судорожно сжимая тяжеленный кол. - А ведь хреновы дела-то…
Он подслеповато вглядывался вперед, в налетающую на Плешивый Холм, словно ураган, визжащую и свистящую массу степняков. Колени бродяги ощутимо ослабели.
– Хреновы дела, друже… - почти выкрикнул он. - Нас же сейчас… того…
Затылок ожгла боль.
– Заткни пасть, собачье отродье! - рявкнул десятник, занося плеть для нового удара. - Заткнись, пока я тебе зубы в глотку не забил! Держи копье крепче, остальное не твое дело!
Кочерга с ненавистью оглянулся на него, поймав сочувствующий взгляд Вишки. Даже если тот и хотел что-то ответить, то не решился. Десятник бросил плеть на землю и вытащил из-за пояса двулезвийную секиру на длинной рукояти.
– А ежели еще кто заплачет, сразу голову сниму! - угрожающе посулил он, обводя своих бойцов хмурым взглядом. - Вот только пикните!…
Кочерга сплюнул и отвернулся, снова уставившись вдаль. Про себя он проклял густую утреннюю тень. Орда неслась на него, на него одного, желая всей своей мощью снести его, растоптать, изрубить на куски, а он даже не мог толком разглядеть свою смерть!
С вершины Плешивого Холма раздался звук одинокого горна, и тут же свистнули стрелы. Лучники Семлемена били с максимального расстояния, а в ответ уже летели стрелы южан. Каждая вторая гуланская лошадь несла двоих седоков, и лишенные необходимости управлять лошадью стрелки били прицельно. Тут и там в первых рядах северян начали падать люди, роняя выставленные вперед копья.
Прежде чем орда врубилась в ряды защитников холма, северяне успели дать три залпа. Однако у них не было опыта в стрельбе по быстро движущимся мишеням, да и нервы у вчерашних пахарей оказались не слишком крепки, а потому потери гуланов оказались весьма скромными. Достигнув шеренг врага, гуланы бросали луки и с саблями наголо спрыгивали на землю, с завыванием размахивая клинками, быстро окрашивающимися кровью.
Элиза, сжав кулаки, напряженно вглядывалась вниз, в долину. Большую ее часть до сих пор скрывала резкая утренняя тень, и она могла как следует разглядеть только дальний, западный, край, уже освещенный поднимающимся из-за скалы солнцем.
– Ты что-нибудь видишь? - бесстрастно спросил Хлаш.
– Да, - откликнулся Тилос. - Я много чего вижу. Ну, Тарона, ну, изобретательница! А того, кто оборону на холме строил, вообще за яйца подвесить нужно. Надо же такую позицию неукрепленной оставить!… Ладно. Зря, что ли, мы с собой тяжесть таскали?
Звякнуло железо. Элиза обернулась. Тилос быстро разворачивал тот длинный и на вид тяжелый сверток, что Хлаш всю ночь тащил за спиной. Из-под грязной промасленной ткани блеснула легированная сталь. Спустя несколько мгновений на тряпичной подстилке оказались разложены странного вида металлические трубки и деревянные детали. Тилос с невероятной быстротой подхватывал их и вставлял друг в друга, собирая незнакомую, но зловеще выглядящую длинную конструкцию.
– Патроны! - отрывисто скомандовал он, оглядывая вещь. - Мой мешок, на дне! Только бы не протухли…
Хлаш молча вытряхнул на тряпье содержимое заплечного мешка и протянул Тилосу небольшой мешочек из такой же промасленной ткани. Тот нетерпеливо рванул тесемки и высыпал на ладонь с десяток тонких, медных на вид, заостренных палочек.
– Сойдет, - наконец сказал он после непродолжительного разглядывания. - Яд сдох, но и так выкручусь. Эла, сядь в сторонке и ни в коем случае не отвлекай меня. Дерьмо Пророка! Не рассчитана моя винтовка на пять верст, никак не рассчитана. Хорошо хоть ветра нет…
– Ты уверен, что твое оружие не утратило силу? - поинтересовался Хлаш.
– Я ни в чем не уверен… - сквозь зубы огрызнулся Тилос. - Семьдесят лет назад я из нее на трех верстах в монету попадал, но с тех пор она в тайнике с золотом гнила. Если наполнитель в патронах не протух, если капсули не скисли, если металл не поплыл, если еще тысячу раз если, то попаду куда надо. Нет - значит, не повезло. Единственное, в чем я уверен, что минимум один охотник не далее чем в пятнадцати верстах. Может, он через пять минут нам на голову свалится… Все, ребята, не мешайте.
Он быстро засунул несколько палочек куда-то внутрь собранной штуковины, подергал за рычажок сбоку и улегся в траву на краю обрыва, раскинув ноги. Штуковину он выставил перед собой, приникнув глазом к короткой трубке сверху.
– Хлаш, - шепотом поинтересовалась Элиза, -а что за штука такая у Тилоса?
– Не знаю, - тихо откликнулся тот. - Но он сам называл ее снайперской винтовкой.
Брат Семлемен осторожно выглянул из-за остатков полусгнившего частокола. В какой-то полусотне саженей дикари, пешие и конные, рубились с его могучим войском, а он, Настоятель и Глас Пророка, не знал, что делать. Свистнула шальная стрела, и Настоятель поспешно укрылся за частоколом. Рядом с ним столпились прочие Настоятели, цвет и надежда Храмов. Святые братья растерянно переглядывались, старательно избегая смотреть на нескольких сгрудившихся поблизости тысячников и вестовых. О, что бы они ни дали, лишь бы сейчас поблизости присутствовал князь или хотя бы опытный воевода! Но накануне брат Семлемен высокомерно отказался от помощи и сейчас чувствовал, как дрожат его пальцы, скрытые тяжелыми кольчужными перчатками. Он поправил чудовищно неудобный шлем, чтобы лучше видеть в прорези личины, и откашлялся, судорожно сжав кулаком висящую на груди Колесованную Звезду.
– Братие… - неуверенно начал он. - Дикари слишком сильны… Наверно, нужно… э-э-э… позвать на помощь?
– Кого? - язвительно осведомился брат Комексий. - Думаю, наши добрые соседи заняты не меньше нашего.
– Негоже нам прятаться за забором, когда гибнут добрые дети Храма! - сурово заявил брат Прашт. Он единственный из всех не счел нужным облачаться в броню, оставшись в обычной черной рясе с белым клобуком. - Братия, мы должны выйти к нашим воинам и лично вести их за собой. Ничто и никто не устоит против святого слова Пророка, несомого пастырями Храма! Дикари разбегутся от одного вида Колесованной Звезды!
– Безумие! - взвизгнул брат Викен, размахивая руками. - Нас убьют! Мы не может рисковать собой…
– Молчи! - грозно сказал ему Прашт. Его черная с проседью борода угрожающе встопорщилась, а былая неуверенность растаяла, словно первый снег под солнцем. - Молчи, Викен! Недостойно прятаться от врага! Отец-Солнце знает, чей черед умирать настал сегодня, и ни один волос не упадет с наших голов без его воли!
Настоятель Храма Терелона ожесточенно сдернул с груди большую, с пядь, золотую Колесованную Звезду и потряс ей в воздухе.
– Я иду туда! За мной, мои дети! Коня мне! - выкрикнул он. Три командира пятитысячного верхового полка, до поры скрывавшегося за холмом, просияв, дали сигнал вестовым. Затрубили горны.
– Сумасшедший! - крикнул в спину Прашту Викен. - Сумасшедший…
В душе брат Семлемен согласился с ним.
– Негоже нам ставить на кон свои жизни, - заявил он, обведя взглядом оставшихся. - Отец-Солнце и Пророк не оставят своих верных чад в беде.
Викен и Комексий отвели глаза.
Зур Харибан чувствовал раздражение, отравляющее все удовольствие от яростной схватки. Как он и ожидал, бледные ублюдки не могли оказать настоящего, грудь на грудь, сопротивления. Они трусливо прятались за длинными палками, пытаясь не подпустить к себе его всадников, но спешенные стрелки, израсходовав стрелы, взялись за сабли, и частокол длинных копий заметно редел. Скоро, очень скоро вторая волна гуланской конницы с налету покончит с жалкими червяками! Он срубил одинокого северянина, промахнувшегося по нему своей жердью, стряхнул с лезвия сабли кровь и